- так отозвался Джорджо Вазари в начале IV тома своих «Жизнеописаний» об
Аньоло ди Козимо Бронзино (17.11.1503 - 23.11.1572)
одном из крупнейших художников Италии 16 века, ведущем представителе зрелого тосканского маньеризма.
Его творчество преломило в себе наиболее значимые вехи в искусстве Флорентийского Возрождения.
__________~__________
МАНЬЕРИЗМ – одно из наиболее сложных в восприятии и в трактовке явлений мирового искусства, неоднозначное в оценках. Оно притягивает к себе одних ценителей, как некий Тайный Код Ренессанса, других же – сразу и навсегда отталкивает, оставляя в недоумении…
Для одних имена Понтормо и Россо, Пармиджанино и Сальвиати, Вазари и Бронзино, а также Челлини и Джамболоньи – звучат как пение ангелов.
Для других они – звук пустой...
Невозможно развеять это недоразумение за один сеанс арт-гипноза!
Даже кратчайшее изложение сути этого направления потребовало бы нескольких дополнительных страниц текста. Формат статьи не позволяет нам столь безжалостно распоряжаться драгоценным вниманием читателя.
Следовательно, маньеризму как таковому, необходимо посвятить отдельную обстоятельную статью.
Тем более, в.п.с. порой приходится слышать и читать настолько странные тексты, посвященные различным стилям и направлениям в искусстве, что хочется взяться за розгу элементарную пропедевтику.
Стоило, конечно, уходить с кафедры, чтобы через пять лет открыть ее суррогат - в "Дзене"...
Сколько бы не толмили профессоры и доценты с кафедр, что чем является и как что нужно воспринимать в искусстве, на задних рядах обязательно найдутся свои "знатоки", которые ничего не слушают и не читают, ничему не учатся,но при этом весьма смело трактуют всё подряд отважно берутся учить других.
Болонская система подобному залихватству исключительно способствует!
__________~__________
Однако, вернемся к сегодняшнему герою.
Уже изначально, с отрочества, мастер, подобно сотням других художников Италии - крупных и не очень - а затем и всего мира, подпал под обаяние гения Микеланджело Буонаротти, Титана Возрождения.
Любовь к творчеству Микеланджело совсем юному Аньоло привил Якопо Понтормо (наст. Фам Карруччи, 1494-1557).
Этот мастер, один из зачинателей маньеризма и, пожалуй, наиболее своеобразный, наиболее гротескный художник Италии 1-ой пол. 16 века – на фоне классиков живописи его времени – был учителем и приемным отцом Бронзино.
(о самом Понтормо необходимо писать отдельно, в другой раз).
Ранние произведения нашего героя несут на себе явные черты воздействия стиля учителя. (например, ранние "Пигмалион и Галатея" "Св. Семейство со св. Елизаветой и Иоанном Крестителем" или "Пьета" к.1520-нач.1530-х г.г.).
Это сказывается во всем: в удлиненных пропорциях и динамической постановке фигур; в специфических, подчеркнуто неклассических, "понтормовских" типажах лиц; в пронзительной цветовой гамме, нарочито построенной на диссонансах...
Надо упомянуть, что в зрелости сам Бронзино усыновил одного из своих учеников, сироту и дальнего родственника, Алессандро Аллори (1535-1607), ставшего в последствии одним из крупнейших мастеров позднего маньеризма.
Так, через сродство, передалась эстафета трех поколений крупнейших мастеров этого направления в искусстве Европейского Возрождения.
Позднéе, преодолев манеру Маэстро Понтормо, почти "авангардную" для того времени, Бронзино выработал свой собственный стиль, настоянный на опыте изучения антиков, всё того же Микеланджело и безупречной технической выделке произведений.
Наряду с Джорджо Вазари (прославленным, в большей степени, как историк искусства, архитектор, превосходный организатор, дипломат и придворный интриган, нежели как живописец), Бронзино возглавил когорту второго поколения флорентийских маньеристов.
__________~__________
Бронзино в первую очередь известен, как придворный художник Козимо II Медичи, герцога Тосканского, мастер парадного и камерного портрета.
Его портреты безупречны по композиции, точности рисунка, технике живописи.
Примечательно, что лучшие портреты Бронзино до сих пор выглядят невероятно современными. Столь прям и смел взгляд художника на свои модели, столь остры типажи, свежи и ярки краски, осязаемы все фактуры.
При кажущейся холодности и отстраненности изображенных персонажей, несмотря на всяческое подчеркивание их принадлежности к миру, недоступному для простых смертных, автору удается без всякой лести, с безжалостной объективностью запечатлеть не только специфику черт лица, но, порой, и психологическое состояние героя.
Чего только стоит в этом смысле портрет уже немолодой и смертельно больной Элеоноры Толедской! На нем она предстает в кроваво-красном платье и с пронзительно-белоснежным платком в руке, облеченной в черную перчатку.
Первая дама Флоренции страдала чахоткой - отсюда эти «говорящие» детали. Именно от чахотки, по официальной версии, она и умерла.
Неофициальная - куда страшнее… Вообще – вся история семейства Медичи – от банкира Козимо Старшего до герцога Тосканского Козимо I – это двухвековая череда кровавых трагедий и мерзостей в драгоценной оправе бессмертного Искусства. Остается только гадать: как при этом дворе, под покровительством этих людей могла возникнуть и процвести не змеиная яма, а мощнейшая культура Флорентийского Возрождения?!
Этого не объяснить ни «влиянием светил», ни «общественно-политическими и экономическими условиями». Либо художники – от Боттичелли до Бронзино – были сплошь слепы, глухи и немы, либо…
Но тут автор вновь вынужден прервать себя и вернуться к основной теме беседы.
Итак, перед нами – «Портрет Элеоноры Толедской в красном платье», 1562(?)...
Чтобы понять всю пронзительность замысла и воплощения этого полотна, перенеситесь мысленно – к другому, раннему и знаменитому на весь мир, портрету той же дамы, горделиво восседающей в кресле об руку с сыном Джованни (1545).
На раннем портрете - торжество самоуверенной смертной богини, герцогини Тосканской.
Этот ледяной взгляд, исполненный всех оттенков аристократической спеси; невидящий и пронзающий насквозь; пустой, как у идола.
Эта горделивая, не то брезгливая, не то блудливая, улыбка (воистину, змеино-скользящая, по определению Ницше!).
А этот умопомрачительный наряд в сети бесконечного персидского орнамента, выписанного с маниакальным упорством...
Это – истинная царица Иродиада в момент ее триумфа!
И полная противоположность – в последнем: помрачение рассудка, безнадежность и смертная тоска в некогда столь губительных глазах…
Вот так Иродиада погибала – в тоске и безумии…
Даже цветовая гамма этих двух портретов разительно контрастна! Холодная, настоянная на сочетании жемчужно-белого, лазурного, черного и золотого – на раннем. Словно сама Венера только что вышла из вод и пены морских и воссела на своем престоле об руку с Любовью.
И закатные краски – в тонах запекающейся крови, тлеющих углей и церковного золота – на последнем…
На глазах у нас разворачивается биография, эволюция Личности.
А если рассмотреть весь цикл портретов Элеоноры, то он складывается в аллегорию Vanitas, столь популярную в Эпоху Позднего Возрождения…
__________~__________
Хрестоматийными стали эротико-мифологические полотна Бронзино.
Их эмалевидная живопись, усложненные, спиралевидные позы фигур, многоаспектно трактуемые сюжеты - с обязательным аллегорическим морализаторским подтекстом - стали эталонными в этом жанре для художников 2-ой половины 16 века и 1-ой половины 17 в.
В первую очередь - для представителей позднего маньеризма, раннего барокко и, как ни странно это может прозвучать, классицизма .
«Венера и Амур» - характерный образец придворной маньеристической аллегории, цветистой, многозначительной и заряженной сексуальной двусмысленностью.
Неспроста так любили в ХХ веке интерпретировать полотна Бронзино и других маньеристов – психологи-фрейдисты!
__________~__________
Классическим совершенством формы, композиции, тонкой нюансировкой цветовой гаммы отличаются произведения мастера на религиозные сюжеты.
В них он пытается соединить чеканную пластику античной скульптуры, нововведения Микеланджело в трактовке человеческих фигур – с новым на тот период пониманием задач религиозной живописи (Бронзино работал в разгар эпохи Контрреформации, когда храмовое католическое искусство приобрело характер чуть ли не наиболее влиятельного инструмента насаждения и пропаганды).
__________~__________
Если говорить без обиняков, то КЛАССИЦИЗМ должен быть обязан своим появлением не столько Рафаэлю и Микеланджело, сколько именно Бронзино.
Точнее, именно тому сплаву наиболее дорогих классицистам черт искусства, которые впервые - пусть весьма причудливо - но наиболее талантливо сплелись в творчестве самого одаренного из флорентийских маньеристов второго поколения:
- культ пластически совершенной формы,
- изысканно музыкальная и декоративная игра линейных контуров,
- подчеркнутая декоративность и эмблематичность цветовой гаммы,
- эмоциональная сдержанность, отстраненность персонажей.
О живучести искусства Бронзино и о его способности сквозь века будоражить умы будущих поколений художников говорит хотя бы следующий факт (правда, ни в одном из почтенных искусствоведческих трудов так и не запечатленный, несмотря на всецелую очевидность).
Воздействия наиболее талантливых представителей классицизирующего маньеризма и, в первую очередь, самого Бронзино, мы можем наблюдать хотя бы в творчестве такого мастера, конгениального самому Аньоло, как Ж.- О.- Д. Энгр, этот осколок запоздалого классицизма, превосходный портретист-объективист, грезивший о неведомом Идеале Античности...
До конца жизни Энгр клялся в верности Рафаэлю и древним грекам, но его собственный стиль говорит о том что голова-то у него была"повернута" к маньеристам! К Бронзино, в первую очередь. Ну, или, наконец, к куда более посредственным мастерам Школы Фонтенбло...
Впрочем, всё это – чисто искусствоведческие «игры в бисер». Людям, далеким от профессионального взгляда на предмет, они вряд ли покажутся стоящими внимания…
__________~__________
Да, от большинства произведений Бронзино веет холодом. Но это не могильный отсырелый холод.
Конечно, это и не «хлад тонкий» художников-мистиков. Уж чего точно лишен Бронзино – при всех прочих достоинствах – так это предчувствия Нездешнего. Мистические настроения ему предельно чужды. Они стали уделом таких мастеров-маньеристов, как Лелио Орси и, конечно, Эль Греко.
Холодность Бронзино – это холод мрамора и снежных вершин – чистый, самоценно-прекрасный, недоступный.
Да, в его творчестве, и правда, много умозрительного. Они редко задевают эмоциональную сферу зрителя.
В них много внешнего металлического блеска - роскошного - до преизбыточности, до ювелирной вычурности.
Да, Бронзино и мастера, подобные ему, до сих пор так и не стали частью "большого культурного пространства". И это - несмотря на все достоинства их искусства и даже на своеобразную их "реабилитацию" в глазах искусствоведческой братии и пристальный интерес исследователей к маньеризму, начиная с 1970-х г.г.
И, наконец, да, музейные залы, в которых выставлены их полотна, фрески, скульптуры, не ломятся от посетителей…
Не всем и не сразу раскрываются подобные художники. Особенно в новейшее время, в 20-м и 21-м веках, с их культом "демократизма" и «доступности» искусства – во всех смыслах…
Но, может быть, это даже неплохо?
Должны быть "художники для немногих".
Неважно, какими путями в таковые попадают...
Или в.п.с. ошибается?..
__________
Автор благодарит читателей за внимание и терпение и надеется на понимание и благосклонность.
___________
© Текст - В.А. Агранович
Иллюстрации - из личного архива автора и открытых источников
