Шевчук Александр Владимирович
Конец августа какого-то 198… затёртого года. Денёк пасмурный, серый, но тёплый. Небо закрыто сплошной, десятибальной облачностью. Облака висят ровным слоем на высоте 400-500 метров. Воздух спокойный, вертолёт почти не болтает, условия полёта комфортные. Мы тащим подвеску с буровой Хабариха-40, через Ижму, на площадку Белый-Ю, что под Печорой. Подвеска эта, бурильные трубы весом пять тонн. Идёт она хорошо, на скорости 140-150 км, не качается. Короче, не доставляет экипажу никаких хлопот своим поведением.
Обычная работа. Второй пилот ведет вертолёт. Я бездельничаю, слушаю эфир, прикидываю время прибытия в Ижму на дозаправку, остаток топлива, и сколько взять керосина в Ижме, чтобы довезти груз до места и уйти домой на базу, в Печору. Прикинул, посчитал, тут и штурман доложил свои расчёты. Цифры практически совпали.
По левому борту остаётся посёлок Щельяюр, под нами река Ижма. А вон впереди показался посёлок с таким же названием, Ижма. Виден характерный купол церкви, а восточнее посёлка, полоса аэродрома на большом травяном поле прямоугольной формы. Сейчас опустим на траву подвеску в дальнем углу аэродрома, дозаправимся, и пойдём дальше.
Не знаю, кому первому в голову пришла эта мысль, но в наушниках прозвучало: «Командир, раз мы сейчас придём в Печору, и работы больше нет, давай мы в Ижме сделаем стоянку часа три и пособираем грибы в лесу, тут же, за забором аэродрома, неподалёку?!».
А чего, мысль здравая, почему бы и нет!
Положили на траву трубы, отцепились, сели рядом с ними, выключились, доложили диспетчеру. Он не против. Ему какая разница! Подошёл топливозаправщик, заправились, машина уехала. Экипаж, весело переговариваясь, начал собирать пакеты, какие-нибудь ёмкости для сбора грибов. Я, сидя в пилотском кресле, с интересом наблюдал за этими сборами.
-«Командир, а ты чего не собираешься? Тебе что, грибы не нужны?».
Я им объясняю, что родился в степной Украине, и в лесу чувствую себя неуютно, и совершенно не ориентируюсь на местности. Хлопцы подняли меня на смех. Да что тут ориентироваться! Сейчас через дырку в колючей проволоке выберемся, отойдём от аэродрома метров на 150-200, и собирай себе грибы сколько хочешь. Тут же заблудиться невозможно. Тем более, на аэродроме прогревают самолёт АН-2, и его движок так тарахтит, что слышно чёрте куда!
Послушал я их сладкие речи, дурень! Взял пакет с ручками, мы закрыли вертолёт и подались за забор, в лес, за грибами.
В лесу тихо, слышно, как птички поют. Деревья стоят красивые, кое-где на листьях уже желтизна пробивается, осень скоро. Над головой серое небо, почти осеннее. Ровная сплошная облачность, без просветов. Солнца не видно и ветер стих. Прошли метров 150-200. Экипаж постепенно разбрёлся по сторонам, их голоса затихли за кустами и деревьями. По-моему, даже птички чирикать перестали. Вокруг первозданная тишина и лес. Сплошной лес, до самого горизонта.
Я несколько раз крутанулся вокруг кустов, заглядывая себе под ноги. Где же эти грибы? И вдруг поймал себя на мысли, что не знаю в какой стороне аэродром. Куда дальше идти? Орать «ау-ау» не хотелось. Ага, сейчас найдём ближайшую берёзу. У неё с северной стороны кора на стволе будет темнее, значит там север. Тогда и сориентируюсь. Нашёл берёзу, обошёл вокруг. Какая-то берёза попалась неправильная. Со всех сторон кора белая. Спокойно, Саня! Сейчас найдём муравейник. Муравьи, насекомые умные. У них с северной стороны муравейника будет выходов меньше. Сейчас, сейчас! Да где же он, этот муравейник. Ага, вот он!
Нет, ну вы гляньте, люди добрые! Муравьи не лучше берёзы, такие же ненормальные. Муравейник со всех сторон выглядит одинаково.
Стою я над ним и думаю, что предпринять дальше. В одной руке пакет, пустой, на голове фуражка набекрень, а под фуражкой одни матюки в голове, тоже, по-видимому, пустой.
И тут, из-за спины, раздаётся до боли родной и знакомый голос бортмеханика Вити Поздеева: « Саня, а чё ты стоишь над муравейником, как над могилой дорогого друга? Чего ты там увидел?».
Я, аж подпрыгнул от неожиданности.
-« Витя, в какой стороне аэродром?».
Витя протягивает руку и показывает куда-то за деревья.
-«А откуда ты знаешь, что он там?!».
Не успел Витя ещё рот открыть, как я услышал характерное тарахтение запустившегося движка самолёта АН-2. Сунув Вите в руки пустой пакет, и забрав у него ключи от вертолёта, я как лось ломанулся через кусты и пеньки, на звук работающего мотора, пока его не заглушили, чтоб он был здоров!
Короткий бег по пересеченной местности, сопровождаемый комментариями в адрес грибов и экипажа, закончился у дырки в колючей проволоке забора. А за забором, - вот он родной красавец вертолёт! У,
ты, мой маленький! Стоит на месте, подвеска лежит рядом. Открыл вертолёт, уселся в своё кресло, читаю газету. Часа через два заявились мои орёлики, гружёные грибами. Мне притащили пакет, набитый под самую завязку грибами. Хихикают, паразиты: « Командир, ты ещё тот турист и грибник!». Витька, зараза, небось уже в красках расписал картину «Саня и муравейник», им хорошо гундеть, а я в лесу чувствую себя, как бедный родственник.
Прошёл год. Те же и компания! Работаем в Денисовке. Базируемся, таскаем подвески, живём в балках, на краю аэродрома. Самое начало сентября. День пасмурный, безветренный. Отработали спокойно, закончили летать часа в три дня. Мой славный экипаж и техбригада собрались за ягодами. Памятуя прошлогоднюю вылазку за грибами, я наотрез отказался от похода в лес. Техник-бригадир тоже не пошёл, у него нога разболелась, решил полежать.
Мои архаровцы, со словами: « Зря ты, Саня, не хочешь составить компанию. Тут же по берегу, рядом, через отмель, вброд на остров, там ягод видимо-невидимо, заблудиться невозможно, к ужину придём!», отбыли на заготовку подножного корма.
Я после полётов повалялся на койке, почитал, даже, малость, вздремнул. Потом пошёл прогуляться в деревню, в магазин. На местный бомонд посмотреть и себя показать. Помесив грязь сапогами, и нагуляв аппетит, припёрся в котлобак, на ужин. Поел с большим удовольствием, в гордом одиночестве, без экипажа и техников. Повариха даже поинтересовалась, а где, мол, лётно-неподъёмный состав? Дык, ягоды собирают. После ужина опять читал под мурлыканье телевизора. Глядь на часы! Мама моя, уже пол десятого! На улице темень, ни луны, ни звёзд.
Ну, вот где их черти носят?! Тем более, что на острове заблудиться невозможно, да чего там сейчас в темноте делать?
Пошёл в балок, к бригадиру. Тот дрыхнет. Растолкал его, объяснил ситуацию. Он тоже поёт: « Да куды они с острова денутся, тут же только отмель перейти, почти посуху, и ты уже на краю деревни!».
Подождал ещё полчаса. Не слышно и не видно никого. Взял ключи от вертолёта, оделся потеплее и почапал в темноте к машине. Пришёл, открыл вертолёт, залез по трапу внутрь. Включил тусклые лампы кабинного освещения. Взял ракетницу, забрал из кармашков все двенадцать ракет, выбрался наружу и уселся на краю щита на автопокрышку.
Над головой тёмное беззвёздное небо, затянутое сплошной облачностью, вокруг темень, потому что огни на щите выключены, и тихо-тихо, ни ветерка. Почти, как у Блока: « Ночь, улица, фонарь, аптека…». Почти похоже. Ночь, аэродром, фонаря нет, аптеки тоже. Есть один любитель ночных прогулок, с ракетницей и двенадцатью сигнальными ракетами, и где-то на острове семь олухов, надеюсь, что с ягодами.
Звонкий хлопок выстрела, и ракета с шипением красиво ушла в ночное небо. Дальше, как говорится: «Сижу, куру».
Прошло минут двадцать. Никого. Давай пулять дальше. С равным интервалом. Когда в небо ушла десятая ракета, в голову стали приходить весёлые мысли: « Интересно, когда ракеты кончатся, может деревню поджечь?!».
Так, что там за топот и матюки доносятся из леса, из-за крайних балков? Кажись, ягодный караван возвращается! А чего, самое время! Уже час ночи! А я уже представил себе картину маслом: « Утро, вертолёт, злой командир, хромой бригадир, и никого. И только мёртвые с косами стоять!».
Закрыл вертолёт и пошёл навстречу дорогим моим ягодникам, припася для них самые тёплые и проникновенные слова.
Пришли, сидят. Мокрые, грязные, но с ягодами. И поют хором: « Стемнело, вроде идём правильно, но выходим то не на тот берег, то на болото, то на поляну, по которой уже вроде проходили. И вроде, как бабка пошептала, и остров маленький, заблудиться вроде негде, но никак не попадём на эту отмель, по которой переходили сюда. И жрать охота, и стемнело, и ночь уже глухая на дворе. А потом увидели ракету. Идём-идём, потом стоим, ждём, когда следующая ракета засветится в небе. Идём и считаем, мы же знаем, что ракет всего двенадцать. После десятой и вышли куда надо. В-о-о-т!».
От всей души обложив тёплыми словами славный «коллефтиф» ягодников, пошёл спать. Как говорится, утро вечера мудренее. А уже скоро и утро, и до полётов надо выспаться, если от злости засну.
И, напоследок, о природе. Такой же грибно-ягодный сезон. Конец лета, начало осени. Работаем на Возее-51, таскаем подвески. Притащили какое-то железо на одну из Рогозинских буровых. Пока отцепляли троса, в кабину прибежал злой, как осенняя муха, бурмастер. Говорит: « Повариха вчера после обеда с ведром за грибочками ушла, тут, недалеко от буровой. Сказала, часа через два вернётся. На ночь не пришла. Готовить некому, хлопцы голодные, злые. Ходили, искали, не нашли. А тут, говорят, где-то на болоте медведя видели. Мужики, вы сверху посмотрите, полетайте кругами, может найдёте?!».
Летаем, таскаем грузы, слегка отклоняемся от маршрута, иногда выписываем круги в небе. Трудно заметить маленького человека на болотах и в лесу, особенно, если он одет в неброскую фуфайку, серый платок, тёмные штаны и чёрные резиновые сапоги.
На третий день нашли. Случайно. В километрах двенадцати от буровой. На болоте, сидит верхом на пустом ведре и ревёт. Увидела, как мы снижаемся к ней, даже кричать сил не осталось. Подсели к ней поближе, хлопцы на руках затащили её вместе с ведром в кабину, накинули ей на плечи тёплую лётную куртку и полетели на её родную буровую. Там, слава богу, фельдшер есть, и бурмастер просил привезти её именно сюда. А то дойдёт до начальства, это ЧП! Как они её встречали! А что говорил ей бурмастер, не слышно из-за рёва двигателей, но хорошо видно через лобовые стёкла кабины. В общем, без слов всё понятно. Я думаю, не скоро теперь повариха пойдёт снова в лес за грибами, если пойдёт вообще.
