«…Лицом к лицу Лица не увидать.
Большое видится на расстояньи.» С. Есенин
7 ноября 1970 года.
В тёплом, уютном частном доме за столом собралась компания из четырёх закадычных, уже совсем седых, друзей-однополчан. Из репродуктора доносились музыка «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». Максим Васильевич Ткачёв - гостеприимный хозяин дома, недавно овдовел и теперь угощает друзей сам без хозяйки.
Хорошо посидели, что видно по выпитым бутылкам на столе и полупустым тарелкам и спокойному разговору. Пауза затянулась.
- Ну, ладно, за что мы ещё не пили? – спрашивает Николай, наливая в рюмки, и вопросительно кивая товарищам, - За Октябрьскую революцию пили? Пили. За однополчан, погибших на фронте, пили? Пили.
- А давайте выпьем за наших детей и внуков, что построят за нас светлое будущее! – оживился старый солдат со шрамом на левой щеке, - За них мы кровь проливали. Им оставим всё.
- Давайте, - согласились остальные и подняли рюмки.
Хозяин осмотрел тарелки, и сокрушаясь, заохал.
- Стойте, стойте мужики, - замахал он руками, поставив рюмку обратно на стол, - Я, что плохой хозяин и не дам закусить? Я сейчас быстро капустки квашеной достану, а то не хорошо рукавом занюхивать в такой праздник. Я сейчас, мигом в погреб и обратно. Вы пока покурите.
Все грустно вздохнули, но согласились и поставили рюмки в ожидании закуски. Они понимали, что ему, овдовевшему и потерявшему на войне обоих сыновей тяжело думать о внуках, а капуста – это только повод, чтобы скрыть скорбь.
Максим Васильевич поспешно сходил на кухню, вернулся с двухлитровой миской. Открыл дверь погреба, что была посередине зала, и медленно опустился вниз.
Играет музыка. Мужчины встали из-за стола, переговариваясь, курят у открытой форточки.
Просторный погреб глубиной более двух метров заставлен соленьями. Мужчина грустно посмотрел на банки, что заготавливали ещё покойная супруга. Он никак не мог привыкнуть, что её больше нет. Порой казалось, войдёт и заворчит, что не принёс воды в баню или дверь не починил.
Он подошёл к кадушке, открыл деревянную крышку и не спеша наполнил миску. Задумался, прислушиваясь к голосам наверху. Машинально зачерпнул ещё ложку и сунул в рот. «Хороша!» разжёвывая, подумал и направился к выходу, но…
Вдруг раздался хлопок. Двери в погреб закрылись, стало темно. Ткачёв едва удержался на ногах от толчка. Банки зазвенели, как будто землетрясение.
Мужчина вытянул одну руку вперёд, в другой он держал миску, сделал несколько шагов и нащупал лестницу. Сделал шаг и позвал товарищей:
- Эй, мужики! Да что у вас там такое? – поднимается, держась за ступеньки, - У вас там бомбёжка, что ли?
Прислушался, тихо.
- Да, откройте дверь! Темно, ничего не вижу, - заволновался и удивился, - Вы, что по домам ушли и меня не дождались?
Ткнул головой о крышку погреба, помогая одной рукой, приоткрыл. То, что предстало его глазам, так ошеломило старика, что он открыл рот, вытаращил глаза и быстро ими захлопал.
За столом сидела полуголая молодая женщина. Склонив голову, она что-то мурлыкала себе под нос. Услышала скрип, медленно обернулась, вскочила и заверещала, как свинья. Душераздирающий визг оглушил его.
***
2000 год. Ноябрь.
Та же комната часом позже.
За столом сидит полицейский Полупопов Борис Аркадьевич в звании старшего лейтенанта и что-то пишет. Молодой русоволосый парень в чёрной футболке и облегающих джинсах стоит рядом с истеричной полуголой девицей. Супруги Лепёшкины: Иван 26 лет и Наташа 23 лет очень нервничают и постоянно перешёптываются. Муж успокаивает её, поглаживая по спине.
- Так, снова задаю вопрос, и хочу получить на него правильный ответ, - нервно и устало цедит сквозь зубы полицейской, - Прошу меня и напарника клоунами больше не обзывать. Пятнадцать суток получишь. Это ясно?
Максим Васильевич Ткачёв сидит на табурете с наручниками за спиной и покачивается из стороны в сторону. У него шок.
- Начали. Уточняем ещё раз Ваши фамилию, имя, отчество и год рождения, - нервно стучит по столу ручной, - Вы по-прежнему утверждаете, что родились в 1905 году в городе N?
Никакой реакции. Вскакивает, подбегает и орёт в ухо:
- Тебе, что 95 лет? Ты нас тут за дураков держишь? - стучит себе по голове и продолжает кричать, - ещё раз спрашиваю: как и зачем проникли в чужой дом?
- Я Вам уже в сотый раз объясняю, - поднимает голову и устало смотрит прямо в глаза, - Это дом моего отца. Я Максим Васильевич Ткачёв, проживаю в этом доме с рождения в 1905 года. Мы с однополчанами отмечали 7 ноября день Октябрьской революции. Я спустился в погреб за капустой, а поднялся… Вижу сидит за столом эта полуголая зэчка. Увидела меня и подняла хай. Тут и мужик её бешеный подбежал.
- Стоп. Позвольте… Почему зэчка? – нервно возмутился Иван, - Это моя жена и я не позволю…
- Так вон, клеймо или наколки у ней на обеих руках, - ткнул подбородком Ткачёв, - Такие верно в тюрьмах делают.
Наташа встала. Демонстративно оголила плечо, показала шедевр целиком.
- Это не клеймо, а очень модная наколка, - поворачивается, чтобы всем было видно, - Я за неё столько заплатила, дед, что твоей пенсии не хватит.
- Диво дивное! – поражён старик, - Да как, такое возможно? Клеймо, оно и есть клеймо. Рабам ставили клеймо, чтобы знать, чей, если сбежит и кому вернуть. Да в концлагере клеймо ставили заключённым. Вы, что с луны свалились?
- Тихо! Тихо, - пытается угомонить спорщиков полицейский.
- Это красиво и эстетично, - неуверенно парирует дама, - Не каждый может себе такую татушку позволить...
Дама ещё что-то мычит, пытаясь объяснить, но ей не дают слова.
- Клеймо не может быть красиво! Оно клеймо, - жёстко отрезает Ткачёв, - Ты представь, что если бы, в концлагере ставили на руки заключённым не прости цифры, а украшали их закорючками и цветочками?
Все опешили. Задумались и вопросительно ждут пояснения.
- Клеймо сразу перестало бы быть клеймом? – озирает всех суровым взглядом, - А заключённые сразу бы запели и пошли водить хороводы? Так что ли? Нет! Клеймо по сути клеймом и остаётся. А мода…
Усмехается, мотает головой и продолжает:
- Кто-то «умный» приучает вас к концлагерному клейму постепенно, дескать «красиво», «модно», а вы, как мухи на лепёшку летите и рады заклеймить себя. А кто-то денежки считает и усмехается над вами. Думать! Думать головой не пробовали?
Дама тихо манерно захныкала в ожидании поддержки у кавалеров.
- Да оденься уже, - прикрикнул старик, - Срам смотреть. Сидит нагишом кругом чужие мужики, а она с голыми ляжками. Из бани что ли?
Женщина фыркнула, поправила пеньюар, но одеваться не собирается. Пристальные взгляды окружающих её не только не смущают, а наоборот ободряют.
- Ты ж муж вроде? – обратился к опешившему мужику, - Приструни свою бабу. Погляди, как её всю глазами облапали, а ты нюни распустил.
Полицейский вскочил из-за стола и суетливо забегал по комнате.
- Так! Хватит! Продолжим. Сколько было сообщников, их фамилии? Быстро! – трясёт пальцем перед лицом задержанного, - Я вашу банду задержу всю до единого. Вы у меня попались! Все сядете!
- Не сметь! Не сметь, со мной так разговаривать! – Ткачёв встаёт и вытягивается по стойке смирно, - Я фронтовик, боевой офицер, а вы меня с бандой какой-то сравняли.
Полицейский открыл рот, собираясь набрать воздуха и заорать, но осёкся. В дом вбежал запыхаясь молодой лейтенант и с порога выпалил:
- Нет! Нет там никакого лаза, и окна ни какого нет. Точно. Всё вокруг облазил. Ну не мог он…, - показал на Ткачёва, - …войти в дом иначе, чем только через дверь.
Жмёт плечами и разводит руками.
- Загадка…Так-так… - подозрительно смотрит на парочку, - Точно были дома и никому не открывали?
Лепёшкины синхронно качают головами.
***
После трёхчасового допроса, когда все устали и окончательно запутались, решили сделать перерыв.
- Так, Филимонов! – даёт указания Полупопов, - Подними архивы, выясни, кто и когда проживал в этом доме. Может, и вправду найдёшь Ткачёвых. Да, и ещё, найди его приятелей, если они ещё живы и отыщи мне его родню. Надо чтобы его опознали. Надо. Понимаешь надо! Очень мне не нравятся загадочные личности и их тёмные истории.
- А этого куда? – весело спросил, ткнув пальцем в задержанного, - в отдел?
- Ты с ума сошёл, - схватил его за грудки и постучал кулаком по голове, - А в рапорте что напишем «Задержан пришелец из другого времени, что проник к нам через портал в погребе» и приложим схему места расположения?
Напуганный Филимонов мотает головой и виновато морщится.
- Да, над нами не только в отделе, во всём городе ржать будут! – поднял указательный палец вверх, - Нет! Пусть пока тихонько поживёт здесь.
Пара несогласно замычала, пытаясь возражать, но офицер прикрикнул и все стихли.
- Дом большой, - оглядывает вокруг, - найдите ему комнату и пусть здесь побудет. А то, где мы его искать будем. Пока справки о нём наведём, пока разберёмся во всём.
***
Прошла две недели.
Чета Лепёшкиных потихоньку привыкает к незваному гостю и даже находит свои плюсы. Василич, так они теперь его называют, охотно помогал по дому, и деликатно старался не мешать хозяевам и часто пропадал где-то.
Та же комната вечером за столом.
- Ну, ну Вань! Что дальше то? – трясёт за рукав замолчавшего мужа, - Ну! Привёз ты Василича в полицию на опознание и что? Что дальше то?
- Я в машине сидеть остался, а он пошёл один.
- А ты?
- Я посидел немного. Смотрю, подъехала машина и выводит мужик под руки старенькую бабульку. Я сразу смекнул – она. Ну, младшая сестра Василича - Таисья Васильевна. Только совсем никакая – кое как ходит.
Наташа улыбается и радостно спрашивает:
- Здорово! Теперь он переедет жить к сестре или куда там… Они нашли друг друга. Смешно младшая сестра теперь старше него.
- Это в той жизни она младше на 13 лет, а в этой старше на 17. Да, прямо кино …
- Ты, что не рад за нашего деда?
- А чему радоваться то? Сестра то его опознала. Тут, всё бы хорошо, но… Я потом видел из коридора, как они оба плакали и обнимались, но…
- Что но, то? Что?
- А то. Она сама на попечении у внуков, а тут ещё он - гол, как сокол. У него же ни дома ни денег нет. Ну, только пенсия будет, наверное… Полупопов обещал помочь оформить документы.
- Ну?
- Вот тебе и ну. Отказались они его признавать за родственника. Отреклись! Иди, мол, куда хочешь. Вот.
- Как?
- А вот так. Никому старик оказался не нужен. Он ведь ещё не старый, ему и жильё положено по наследству. Делиться они не хотят. Бабка то совсем плохая, глядишь скоро помрёт, а этого куда?
Молчат. Задумались.
- Наташ, а может, мы его себе оставим? А?
- Ну не знаю… - кривится, но вздохнув соглашается, - Давай. Я уже привыкла к его прибамбасам.
- Нет, Наташка, ты не понимаешь. Он – живой свидетель тех событий! Понимаешь свидетель! Мы тут с ним говорили, так он такого порассказал… Всё совсем не так было на самом деле, понимаешь?
- Нет, - устало улыбается Наташа, - не понимаю.
- Ну про революцию, и про войну, и про всё-всё. Я думаю, Натка, книгу написать. Пусть потомки правду узнают. А? «Воспоминания очевидца тра-та-та…» что-то так.
- Ну, не знаю. Странно всё это. Мне его жалко конечно, но… Как получается, что родной дед внукам не нужен. Не понимаю. Столько стариков по домам престарелых. А сколько одиноких брошенных детьми в деревнях. Грустно. И ещё, Вань, меня пугает его странная привычка сидеть каждый день в погребе. Спрашиваю «что там хотели достать», отвечает «ничего» или молчит. Ты бы поговорил с ним.
- Всё нормально. Мы с ним говорили об этом, - бодро успокаивает, и задумчиво вздыхает, - Его понять можно - он чужой в нашем времени. Вот и ходит в погреб в надежде найти выход обратно.
***
28 декабря 2000 года.
В углу комнаты стоит украшенная ёлка. На окнах мигают гирлянды. У стола сидит Иван и Василич.
- Не пойму я тебя Иван, - морщится и мотает головой, - Что это за подарок жене - «новая грудь». Грудь бабе дана, чтобы детишек кормить, а не трясти ей перед мужиками.
- Нет. Вы не понимаете, сейчас другое время и всё по-другому, - машет руками и улыбается, - Хочет грудь больше? Можем себе позволить? Почему нет... Вам самому, что грудь не нравиться, когда у женщины красивая.
- Нравиться, но … , - качает головой и вздыхает, - Всё равно, не понимаю… Ну, она – баба-дура, а ты-то, ты, зачем потакаешь?
- Да я сам намекнул, что увеличить надо, - загадочно подмигивает и потирает руки, - Она и согласилась сразу.
- Я и говорю: баба-дура! А тебе то, зачем, чтобы на неё другие мужики пялились? Не понимаю… А если не только пялиться будут, а и погладить? А что, как, если ей понравиться? – старик ехидно усмехается над Лепёшкиным и грустно вздыхает, - Странные вы все. Вам бы о детях думать надо: сколько родить, как и чему выучить, а вы… Женщину, как куклу вертите в руках, наряжаете, балуете. Она уж и сама забыла своё предназначение. Тьфу.
- Ну, мы пока о детях не думаем. Лет пять поживём для себя, погуляем, попутешествуем, денег накопим и уж потом, дети.
- А зачем женились - удивлённо разводит руками дед, - Семью, семью то зачем заводил, глава семьи?
- Дети – это сложно сейчас, не то, что в ваше время. Всё дорого. Нет детских садов и вообще.
- В наше время и революция, и война, а детей не забывали рожать. А вы чего ждёте? Пока все вымрете?
Дальше идёт бурная дискуссия о сокращении численности коренного населения и заселении городов эмигрантами из ближнего зарубежья.
Иван склонился над ноутбуком и что-то ищет. Нашёл. Зачитывает цифры низкой рождаемости и высокой смертности за последние десятилетия. Снова спорят и обсуждают решение проблемы. Лепёшкин зачитал статистику по росту численности и удивился. Оказалось, что прирост население осуществляется только за счёт приезжающих гастарбайтеров и рождаемости в их семьях. Оба молчат.
- Ну, Вань, теперь тебе понятна перспектива нашей страны? – грустно подытожил старик.
Лепёшкин задумчиво смотрит и хлопает глазами.
- Вот, смотри, - подсаживается поближе и объясняет, - Если в тайге живут медведи и выясняется, вдруг, что их популяция за последние годы резко сократилась. Перспектива их в следующее десятилетие – полное вымирание!
- Ну?
- Что ну… - рассуждает дальше, - Допустим, руководство решает увеличить поголовье животных в тайге и завозит туда сотни обезьян.
- Зачем?
- Ну как же? – с сарказмом смеётся, - Общее количество животных увеличится… на бумаге! Только медведи то ещё быстрее вымрут от таких соседей. Вот я и говорю – перспектива! Нация вымрет. Это факт.
Снова молчат.
- Тяжело мне. Здесь всё чужое. Сил нет, как хочу обратно в своё время.
***
30 декабря. Та же комната.
Поздний вечер. Наташа убирает со стола.
- Хватит, Вань. Не придёт он уже больше. Вторые сутки пошли. Не жди, - подходит и обнимает за плечи, - Ты сам подумай, куда ему идти зимой в тапках и без одежды? У него кроме нас нет никого. Да и погреб… Ты же сам говорил, что снова крышка открыта… и Васильича нигде нет.
- Да, нет. Ну… Я рад за него, - разводит руками и поднимает их к небу, - Но как, как такое возможно? Выходит портал существует и снова открыт…
- Я тоже рада за него, но он так нужен сейчас. Мы же хотели в Египет на недельку, а кто теперь за домом присмотрит? – вздыхает, - Да, нам будет его не хватать…
***
Спустя два часа дом осветили фары машин. Солдаты с автоматами окружили плотным кольцом и без стука вошли люди в штатском. Правда, с ними был старший лейтенант Полупопов. Искали Ткачёва и какие-то документы. Тщательный обыск длился ещё пару часов, но старика не нашли, но… Были найдены записи воспоминаний Ткачёва о революции, о Ленине, о Сталине, о Великой отечественной войне и событиях того времени. Все записи изъяли и ушли.
Полупопов вышел последним, бормоча себе под нос:
- Молодец, Ткачёв, успел. Не дал взять греха на душу, - оглянулся и трусливо добавил, - Жалко этих лопухов. Да, сами виноваты… зачем эта писанина? Кому она нужна, эта, ваша правда?
***
Утром 1 января 2000 года над ночным пепелищем дома № 26 ещё стоял едкий запах гари. Ночью неожиданно сгорел частный дом, где погибла молодая семейная пара.
Новогодний белый снег тихо падает на головешки.
***
P.S.: Дорогой читатель, только Вам решать, что здесь вымысел, а что нет.
Думайте, смотрите со стороны. Думайте, или за Вас это сделают другие.