Обсуждали с дочерью "Конька-Горбунка". Сделали открытие, что первопричина всех Ивановых приключений — не жароптицево перо ("Много, много непокою принесёт оно с собою!" — не устаёт напоминать ему Конёк, и мне очень нравится эта фраза: не много бед принесёт, а много непокою; что верно, то верно), — а то, что Иван — сова.
Он идёт в ночной дозор и единственный из братьев не дрыхнет, а бодрствует, и свеж настолько, что ему хватает сил поймать волшебную кобылицу.
Когда царь зовёт его быть конюшим во дворце, Иван ставит условие: "Чур, давать мне высыпаться!"
И потом вредный спальник засекает его только потому, что тот днём никогда своих жеребцов не чистит и на конюшне не появляется, хотя те стоят ухоженные и накормленные. Что за притча, думает спальник. А Иван работает ночью, при свете жароптицева пера. Тут-то спальник его и накрывает.
У Ивана тут два состояния: или поёт "Ходит молодец на Пресню", или рыдает на шее у Конька.
Несмотря на то что он постоянно в гуще всяческих чудес, к этим чудесам у него отношение крайне подозрительное.
И к волшебной кобылице — "Вишь, какая саранча!" — которую он оседлал задом наперёд, и к жар-птицам — "Тьфу ты, дьявольская сила! Эк их, дряни, привалило!", и к самой Царь-Девице, в которую впечатлительный семидесятилетний царь влюбился ещё по рассказам, а Иван недоумевает, что в ней все нашли:
"Эта вовсе не красива:
И бледна-то, и тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
А ножонка-то, ножонка!
Тьфу ты! Словно у цыплёнка!
Пусть полюбится кому,
Я и даром не возьму".
И потом, в разговоре с Месяцем Месяцовичем, который приходится ей матерью, на вопрос о ней отвечает:
"Всем бы, кажется, красотка,
Да у ней, кажись, сухотка:
Ну, как спичка, слышь, тонка,
Чай, в обхват-то три вершка".
Месяц, в лучших традициях изменчивого небесного светила, говорит о себе в женском роде и называет себя матерью Царь-девицы, хотя в его речи слышатся и нотки разгневанного отца, когда он узнаёт о том, что на его дочери хочет жениться царь:
Месяц вскрикнул: "Ах, злодей!
Вздумал в семьдесят жениться
На молоденькой девице!
Да стою я крепко в том —
Просидит он женихом!
Вишь, что старый хрен затеял:
Хочет жать там, где не сеял!
Полно, лаком больно стал!"
Так вот главный вопрос. Что в сундучке Царь-девицы? :)
Когда Иван доставляет её царю, тот немедленно тянет её под венец, а она, как все сказочные красавицы, тянет время: достань, говорит, мне мой перстень со дна моря-окияна.
Казалось бы, смысл задания — в его невыполнимости: поди его сыщи.
Однако Чудо-юдо-рыба-кит посредством забияки Ерша находит на дне омута сундучок — "пуд по крайней мере во сто". Его пытаются вытянуть наверх селёдки, у них не выходит, тогда на помощь приходят два осетра.
Они доставляют сундучок киту, тот выносит его на берег Ивану, который тоже не в силах его поднять:
"Сундучишко больно плотен,
Чай, чертей в него пять сотен
Кит проклятый насажал.
Я уж трижды подымал:
Тяжесть страшная такая!"
На что Конёк лёгким движением лапки поднимает сундучок, "будто камышек какой", и взмахивает его себе на шею.
Перед дворцом Иван говорит царю, чтоб тот послал за полком стрельцов — только им под силу перенести сундучок во дворец.
Когда же царь говорит Царь-девице, что перстень её найден:
"Но не хочешь ли, дружочек,
Свой увидеть перстенёчек?
Он в дворце моём лежит"
— та лишь отмахивается: "знаю, знаю!" — и заводит речь о трёх котлах.
Царь-девица — дочь Месяца и сестра Солнца; по словам Конька,
"Два раза она лишь сходит
С окияна и приводит
Долгий день на землю к нам".
То есть принадлежит миру чудесному, миру небесному. Однако она не против земного избранника — если тот сможет выполнить её задания, с чем Иван и справляется, благодаря Горбунку.
После гибели старого царя Царь-девица спрашивает у народа, готовы ли они признать её царицей ("Люба, люба! — все кричат. — За тебя хоть в самый ад!") и представляет им своего супруга и их володетеля — Ивана, уже преобразившегося после котлов.
Он, кстати, ни слова больше не говорит. Да и Конёк больше не появляется.
В сети я наткнулась на размышления о символах этой сказки, где высказывается предположение, что сундучок — это прообраз Ковчега Завета пророка Моисея, в котором лежали Десять заповедей. А сама Царь-девица — прообраз то ли Богородицы, то ли богини Исиды.
Настя вспомнила про ларец с Кащеевой смертью. Но если бы в её сундучке было что-то подобное, зачем поднимать его со дна, где его никто, кроме Ерша, никогда не найдёт?
Мне кажется, что в сундучке был какой-то артефакт, придающий Царь-девице сил. И взять её замуж был достоин лишь тот, кто этот артефакт смог бы достать. То есть Конёк-горбунок. Ну или, на крайний случай, Ёрш.
Но Царь-девица, со свойственной красавицам логикой, выбрала Иванушку-дурачка. Предварительно его проапгрейдив.
