Полину после окончания средней школы отправили в Октябрьский. Выбор матери оказался не случаен. В городе была православная церковь с вековыми традициями, которая с радостью взяла отроковицу под своё крыло. Всё складывалось самым замечательным образом: вчерашней выпускнице нашли работу в церкви, помогли найти квартиру с хозяйкой. Поленька поступила на вечернее отделение политехнического института. В учебном заведении её окружал дружный, весёлый коллектив. Впервые в жизни у неё появились друзья. У Поленьки возник даже воздыхатель, который пытался провожать её домой, ребята шутливо сватали его к девушке. Поклонник, как верный паж, бегал следом за ней, но совершенно не затронул сердце девушки.
Работа поваром в церковной столовой казалась Полине необременительной и посильной. Она трудилась в обществе тетки Клавы и Гришки, восемнадцатилетнего юнца, не дружившего с головой. Он был неуклюж и смешон, в попытках развеселить девушку, у него от возбуждения собирались слюни в углу рта. С готовностью бежал исполнять любое поручение молодой стряпухи, мог от излишнего усердия растянуться на полу. Парнишка постоянно лез ей на глаза, старался изо всех сил произвести впечатление. Радостно уплетал обеды и полдники, постоянно глазея на Полю.
— Смотри, глазами дырку не протри на ней, — добродушно посмеивалась над ним тетя Клава.— Дурачок, а всё туда же.
Поленька получала за свой труд копейки, к тому же оплачивала из своего кармана съемную квартиру. На обновы денег оставалось в обрез. Она обзавелась модной сумкой, о которой давно мечтала. До девятого класса она ходила в школу с затертым дипломатом отчима, будучи поневоле носительницей ретростиля. Приобрела себе модный свитерочек, короткую юбку, настоящие колготки. Исполнилась её мечта: она впервые в жизни купила себе косметику и много всякой мелочи — тушь для ресниц, набор помад.
В церкви она появлялась по-прежнему в чёрном одеянии и бабьем платке, а в институте преображалась, позволяя себе некоторые вольности. Она хотела окончательно расстаться с атрибутами пуританской жизни. Подкрашивала ресницы и губы, что было для неё верхом свободомыслия. Поленька постепенно нарушала бабушкины запреты. Помада была для неё не просто краской для губ, а символом свободы. Поленька с удовольствием, не спеша, выкручивала колпачок, принюхивалась к аромату, потом слегка проводила помадой по губам, как художник кистью, и оглядывала себя в зеркале. Привычно оглядывалась назад, ощущая нутром присутствие грозной бабушки за спиной, но никого не обнаруживала.
Вы читаете повесть "Полинка". Книгу в мягкой обложке, можно заказать по почте, а электронная версия книги доступна для скачивания на моем сайте dinagavrilova.ru.
Самую большую радость ей доставила покупка крошечных картин по десять рублей. Она повесила акварели у себя в комнате и с удовольствием разглядывала их на досуге. Набравшись смелости, приобрела краску для волос и впервые в жизни покрасила волосы. Рыжеволосая Лорелея превратилась в блондинку, экспериментаторша сама испугалась своего изображения в зеркале и немедленно перекрасилась, не решившись явиться в институт в таком непотребном, как ей казалось, виде.
Это было самое счастливое время в жизни Поленьки, она чувствовала себя независимой. В свободное время студентка делала то, что хотела сама! Она летала на крыльях, будто сбросив с ног стопудовые кандалы, и не могла поверить своему счастью. Ей казалось, что она просидела все годы в монашеской келье.
Настроение дочери портили письма матери, из которых потоком лилась желчь, заливавшая костер её надежд. Мама повторяла в каждом письме: «Детка, не верь им, им нельзя верить, они скоты, сволочи и негодяи…»
На новогодние выходные Полина с радостью полетела домой, она соскучилась по братьям и маме. Больше всех она скучала по своему «сыночку» Мише.
— Поленька, тяжело мне очень, — встретила Валентина дочь жалобами. — Миша камнем на шее висит, ничего делать не даёт, Митька шкодит потихоньку.
— Бабушка же дома, она ведь присматривает за Мишкой.
— Ничего по дому не успеваю, — гнула свою линию Валентина. — Коля грызет меня поедом. Вот если бы ты с нами жила, мне было бы легче. Помогала бы по дому, за братьями бы приглядывала.
Полина не верила своим ушам: теперь, когда, казалось, она окончательно сбросила оковы, ее опять призывают назад, к детской кровати брата.
— Мама, но ведь я тоже работаю, — попыталась возразить Поля, будто извиняясь за свое беззаботное житье-бытье. — А по вечерам учусь в институте, ты не забыла об этом?
— Разве ж это работа?! — пошла в наступление Валя. — Так, одно название! Ты живешь в городе на всем готовом, как принцесса, и горя не знаешь, а на мне и огород, и скотина, и дети, и работа. Ты даже не представляешь, как мне трудно здесь. Коля обещал золотые горы, а в результате я получила только горы навоза.
— Может, мне Мишку с собой взять? — неожиданно вырвалось у Полины, которая чувствовала себя загнанной в угол.
Полина остро чувствовала вину перед мамой. Она взрастила в себе огромное чувство вины, тащившееся за ней огромным неподъемным хвостом. Ей казалось, что она непременно должна облегчить матери жизнь, должна нянчить братьев.
— Возьми, дочка, возьми. Чего тебе в городе делать, времени много свободного, присмотришь там за ним, — облегченно вздохнула Валентина, совсем не удивившись предложению дочери. — Он тебе не помешает, наоборот, будет твоим талисманом и убережет от дурных намерений. Тебе будет некогда глупостями заниматься.
Валентина сразу повеселела и замурлыкала под нос: «Без меня тебе, любимый мой, земля мала, как остров».
Уже в автобусе Полина пожалела о своем решении. Никак не могла понять, как ее угораздило взять брата с собой. Трехлетний талисман чуть не вывернул ее кишки, капризничая и вопя как оглашенный на весь автобус. Пассажиры косо поглядывали на молодую мамашу, не способную справиться со своим отпрыском. Хозяйка квартиры встретила квартирантку враждебно.
— Откуда малец взялся? Мы так не договаривались. Я маленьких детей на дух не переношу. Ищи себе другую квартиру.
— Теть Кать, это мой брат, он тихий, смирный, по ночам спит спокойно.
— Брат?! — скривилась хозяйка, недоверчиво, оглядывая малыша. — Ну, ладно, поглядим. Если будет орать по ночам, выкину без промедления.
Полина крутилась как белка в колесе. Будильник требовательно звенел в четыре утра, помогая хозяйке высвободиться из крепких объятий Морфея и приступить к трудовым доблестям. Полина, кое-как собравшись, будила спящего малыша и почти полусонного одевала его, потом с трудом волокла с собой на другой конец города в церковь: брат был довольно упитанным.
Трудовая вахта церковного повара начиналась в пять часов утра и длилась до трех дня. Поленька справлялась и за повара, и за посудомойку, и за уборщицу. Она стряпала в церковной столовой яства для честных прихожан на допотопных печах времен столыпинской реформы. Братец Миша играл рядом на кухне, пробовал на зуб весь кухонный скарб, до которого дотягивались его шкодливые ручки. День пролетал незаметно. Молодая стряпуха готовила отдельно супы, кашу на общий стол для прихожан, а для батюшек варила отдельные блюда. Церковь подкармливала своих божьих дочерей и сыновей не богато, но сытно. На кухне столовались около ста верующих, насыщая свое бренное тело постными блюдами и угощениями. Меню было немудреным, здесь угощали в основном кашами, киселями да овощными блюдами. Мясо и рыба не водились в церковной столовой.
После трудового дня Поленька скидывала белый колпак стряпухи и летела на всех парах к дальней родственнице, уговаривая тетю пару-тройку часов посидеть с братцем, на бегу, кое-как, делала домашние задания и опять неслась в другой конец города в институт. Все горело в руках Поленьки, но малолетний братец не вписывался в плотный график работы и учебы.
Если вам нравится повесть, поддержите автора. Не посчитайте за труд поставить лайк( палец вверх) и поделиться в соцсетях со своими единомышленниками ссылкой на канал.
