Сначала — долгий, почти что бесконечный путь на папиной машине. Успеваю и вздремнуть, и в окно поглядеть: мелькают лесополосы, коровы, дома, столбы ЛЭП, речки... и поля, всюду поля. Когда-то, говорят, был у нас регион лесной, но — вырубили. Маленькую меня это не заботило: без леса видно дальше — ну и отлично. Чем старше я становилась, тем тоскливее мне казались поля. Да и время в пути пролетало всё незаметнее...
После часа езды по трассе — пять километров асфальтированной дороги. Настроение у поворота на деревню приподнятое: отстёгиваюсь, открываю окно и высовываю голову наружу, как собака. После душного воздуха машины и перед неделей на жаре — самое то. Поля, поля, одинокая берёза (чтобы в грозу под ней стоять), поля, кладбище, перекрёсток, поле, водонапорная башня... На резком повороте бьюсь макушкой о металл, понимаю: приехали. Снова оказываюсь вся в салоне, папа спрашивает:
— Ну что, в магазин?
— Да!!!
Это своего рода ритуал. Выходим из машины, пробираемся между сетчатым забором и заброшенным зданием без крыши, но с кучей битых бутылок, окурков и прочего мусора, и оказываемся в маленьком дворике. Здесь — два магазинчика и почта между ними. Заходим в тот, где продаёт женщина: не знаю почему, но папа другой не жалует.
Папа берёт что-то нужное — не слежу — и разрешает мне выбрать гадости, чтобы скрасить деревенскую жизнь: колбасу, конфеты и лапшу б/п на первый ужин, чтобы сгладить акклиматизацию. И главное — мороженое. Расплачиваемся (иногда и за дедушкины долги) и садимся во дворе на кучу досок тире скамейку. Облизываем мороженое, болтаем, дышим тёплым воздухом с нотками навоза, смеёмся... Папа обязательно курит, и мы возвращаемся в машину.
Впереди у нас — разбитая просёлочная дорога. В дождь оставляем машину у магазина и до участка идём пешком. Я такие прогулки не люблю: прохладно, грязно, да ещё и вещи на себе нести. Так что радуюсь, когда едем до ворот.
По дороге — родственники и просто знающие папу, дети, курицы, гуси, вечером — овцы с коровами; старый трактор, заборы, дома заброшенные и недостроенные, блестящие свежим слоем краски на солнце или грязно-серые. И деревья, почему-то — ивы, ну и плодово-ягодные. Доезжаем до поворота, распугиваем соседских кур и хорохорящегося петуха, въезжаем в узкий проезд между двумя заборами, доезжаем до спуска, и папа обязательно говорит:
— Тормозов нет! Тормозов нет!
— А-а-а! — кричу я, подыгрывая ему.
И мы приезжаем.
