Часа через два Федоровна приехала из районной больницы. Она выглядела уставшей.
- А ты почему еще здесь? – спросила она Ольгу.
- Я вас жду, - ответила она.
- Без обеда?
- Я не хочу есть, вы ведь тоже не обедали.
- Что ты сравниваешь себя со мной? Тебе нужно хорошо и вовремя питаться, потому что ему, - она кивнула на живот, - не интересно, чем ты занимаешься, ему нужно питаться. Чай хоть пила?
Ольга покачала головой. Федоровна встала, включила чайник.
- А что с девочкой? – спросила Ольга.
- Оставили ее в больнице. Там операцию нужно делать, палец пришивать. И все эти алкаши – водку выпьют, а бутылку – за магазин! Знать бы, кто бросил, сама бы морду набила! К родителям я заехала, сказала все. Завтра поедут к ней.
- Так чайник теплый, ты что ж, нагрела, а пить не стала? Ну ты, даешь, красавица! Кто-нибудь приходил? – спросила она, доставая стаканы.
- Да, ответила Ольга и показала ей запись в журнале.
Фельдшер посмотрела, ее брови поднялись.
- Нина? А что она хотела?
- Она не сказала. Она удивилась, когда увидела меня, и не сказала, зачем приходила.
Федоровна помолчала. Потом достала из шкафчика печенье, сахар, поставила стакан перед Ольгой.
-Наливай заварку, - скомандовала она. – Бери печенье, сахар.
Налив себе чаю, она сказала, словно продолжая:
- А Нина - баба нехорошая. Я у нее принимала всех детей. Хотя нет – с сыном они сюда приехали. А дочек всех трех я принимала. У нас ведь тут роддом был. Да и ты тут родилась. И тебя я принимала. А Нина, - вернулась к началу разговора Федоровна, - она видит во всем только плохое, только грязь, да еще и разносит ее. И вот ведь какое дело: войну все пережили, все работали в войну, но нету у нас злых людей. Конечно, поболтать, посплетничать – бабы мы на то и бабы. Но чтоб зла людям желать – таких нет. Вот твоя мать, – Федоровна остановилась, подумала, потом продолжила:
- Ты уже взрослая, сама через месяц-другой матерью будешь.
- Через три, - поправила ее Ольга. – Даже чуть побольше.
- Ну ладно, я про твою мать. Ты ж знаешь, кто твой отец?
Ольга кивнула головой.
- Так я вот о чем. Марфа, вроде бы должна ненавидеть твою мать, а они живут по соседству, работают вместе, да еще Марфа защищала Дусю от всякой болтовни. А Нина не такая! Во всем только плохое видит.
Она выпила чай, сполоснула стакан.
- Так что ты, девонька, не жалей, что не стала ее невесткой. Сынок ее такой же. Наплакалась бы ты у них досыта. А так найдется человек – не война, мужиков много. Выйдешь замуж, еще нарожаешь детишек. Чего ж она хотела? – без перехода спросила она. – Ну да ладно – если что серьезное – придет еще. А ты иди домой. Зина придет, полы помоет.
Ольга переоделась, оставила халат и косынку в медпункте и пошла домой. Она шла по улице, вдыхая холодный свежий воздух. Настроение было хорошее, даже приход Дорошиной не испортил его. Ей нравилось работать в медпункте. Она не думала, что будет столько работы, но это ей нравилось! На голых ветках деревьев и кустов висели крупные капли. Они были похожи на прозрачные стеклянные бусинки, какие развешивают на новогоднюю елку, только эти висели по одной, делая серую ветку красивой, увешанной хрусталем. Ольга подошла к кусту, росшему у забора Семеновых, тронула веточку. Капли посыпались одна за другой, и ветка сразу превратилась в обычную, серую, осеннюю.
Во дворе мать Татьяны развешивала белье. Увидев Ольгу, она окликнула ее. Ольга остановилась, подошла к забору.
- Оля, тебе Таня пишет? – озабоченно спросила она.
Ольга помедлила с ответом, вспомнив, что Татьяна просила не говорить никому, куда она поехала. Но ведь мать, наверное, знает?
- Я получила от нее два письма, - честно ответила она.
- А нам не пишет, - вздохнула мать. – Как там у нее сложилось? Мы с отцом уж и не знаем, что думать. Леня говорит, что, если бы все было плохо, она уже вернулась бы. Правда же?
- У нее все хорошо, - сказала Ольга, желая успокоить мать.
- Оля, если будешь отвечать, напиши, что мы беспокоимся, пусть напишет, хоть несколько строчек! – в голосе матери послышались слезы.
- Хорошо, тетя Тоня, я напишу. Только вы не волнуйтесь за нее - у нее правда все хорошо.