- Как сидят рядком, так и живут пусть ладком! – Слышались выкрики повеселевших гостей. Невеста, бледная, прятала взгляд, опустив голову. Матвей, серьезный и немного смущенный, сидел, не шелохнувшись. Народ подходил и протискивался ближе к молодым, поднимая чарочку и поглядывая на Матвея и Варвару – теперь уже мужа и жену.
Невысокая изба вместила в себя добрую часть деревни, и среди толпы показалась худощавая Прасковья, ее белый платок заметен среди гостей, а прищуренный взгляд выискивал невесту. Наконец, найдя место почти напротив молодых, она умастилась, поднимая чарочку. Аграфена, Варькина мать, увидев ее еще издали, охнула безмолвно: «Недобрый это знак, принесло же ее на нашу голову», - подумала она, вспомнив, что и в мыслях не было звать мать Антипа на свадьбу.
Прасковья же, втиснувшись меж гостей, сверлила взглядом Варвару. Аграфена уважительно предложила: - Угощайся, Прасковья Ивановна, - стараясь отвлечь от жениха с невестой. Но Прасковья, с той же улыбкой, приподняв чарку, обратилась к Аграфене, указав на невесту: - Она и подушечки наши уже знает, - и хитро улыбнувшись, пригубила напиток.
Варвара дрогнула от слов непрошеной гости, крикнуть хотелось: «Не знаю я ваших подушек, не наговаривайте». Матвей нахмурился, недовольно глядя на гостью, догадки прошибли его как пот во время жаркого покоса. Но и глазом не моргнув, он сидел все также, почти не шевелясь.
Всю дорогу Матвей молчал, понукая коня. Небольшая избушка, рядом с родителями Матвея, стала для них первым пристанищем, как только расписались в сельсовете и отыграли свадьбу. Мягкий, рыхлый снег напоминал о приближении весны, воздух был не таким морозным, а под ногами кое-где похрустывала тонкая корка льда от растаявшего снега днем и подмороженного к ночи.
В крохотной комнатке уже стоял сундук Варвары с приданым, лежал большой узел с вещами, не вошедшими в сундук. Сама она молчала всю дорогу, как и Матвей, и сейчас боялась заговорить первой.
- А чего я тебя сюда привез? – Наконец заговорил Матвей, - в светлой рубахе и темном пиджаке, купленным на прошлой ярмарке по случаю женитьбы, он еще оставался тем праздным женихом, но уже суровый взгляд выдавал в нем недовольного хозяина. – Надо было оставить тебя тяте твоему вместе с добром, что привезли.
Варвара, измученная условием отца и угрызением совести, покорно встала и пошла к двери: - Так я пойду, Матвей…
- Куда пойдешь? К Антипу?
Варвара заплакала: - Нет, домой пойду, только тятя меня не пустит на порог, скажет «мужняя жена», ступай к мужу. Она упала на сундук, плача и каясь: - Не могу обманывать тебя, дите чужое я ношу. Тятя сказал, чтобы молчала, а ты же все одно правду дознаешься.
- Воно оно как! Обрюхатил тебя Антип, а я и рад схватить с «приданым». То-то Дементий все намекал, что жениться скорей надобно.
Варька, испуганная и бледная, смотрела на Матвея, как на спасителя: - Не сама я, силком он увез меня, не хотела я, Матвеюшка, боялась его.
- Так что же ты молчала? Теперь тебе одна дорога – родителям возвращаю, мне надкусанное яблоко ни к чему. А Антипа, увижу – поквитаюсь с ним.
- Матвей, вернусь домой, отец выгонит, а на тебя нажалуется, некуда нам деваться. Ну, прости ты меня, я тебе верной женой до конца жизни буду, а дите не рожденное не виновато.
Матвей и сам догадывался, что не все ладно с его невестой, но страх за сгоревшее сено сидел в нем глубоко, а Дементий спуску не даст, - брось Варьку и тут же зятя упечет куда подальше. С Антипом сильно хотелось поквитаться, да только тем самым самого себя на позор выставишь. Матвей от нахлынувших думок, словно хмельной, повалился на кровать. Усталость навалилась, и сон почти мигом сковал его.
Утром Матвей проснулся от того, что громыхнул чугунок, который Варвара ставила в печь. В избе было натоплено. Он и не помнил, как разулся, - сапог на нем не было, видно Варвара стянула уже с сонного.
Он подошел к умывальнику, который был полон воды, плеснул себе в лицо, стараясь скорей проснуться. Варька суетилась, накрывая на стол. Ее светлая девичья коса теперь была скручена и спрятана под платком, плотно прилегающим к лицу. Но даже сейчас, одевшись по-бабьи, она была все также хороша, поглядывая временами на Матвея.
Ели молча, никто не проронил и слова, как будто и не было свадьбы и разговора вчерашнего, как будто живут они уже много лет. Так и пошли день за днем, месяц за месяцем.
Антип, увидев Варвару однажды возле колодца, остановил своего скакуна и, глядя на Варьку сверху вниз, заметил ее округлость. – А что, Варька, Матвешка тебе больше люб?
- Уйди, ирод, всю жизнь ты мне истоптал, не мозоль глаза.
- Ну, бывай, Варвара, кого выбрала, с тем и живи! – И он лихо поскакал прочь.
_________________________________________________
Мальчишка родился слабеньким, Аграфена охала: «выживет ли». Но дитё оклемалось и уже через несколько дней Варвара, хоть и ослабевшая, ходила по избе, прибираясь и гремя посудой. Матвей равнодушно подошел к люльке, в которой сопел крохотный человечек. Он долго смотрел на него, пока мальчишка не проснулся и не заплакал; качнул люльку, подзывая Варвару.
- Лишила ты меня сына, мой первым должен быть, а не вторым.
- Матвеюшка, ну разве не сын он тебе? Он же не знает ничегошеньки, чуть подрастет и тятей тебя называть будет.
- Нееет, не сын, а так – пасынок.
- Варвара виновато смотрела на мужа, прижимая малыша к груди.
- Ладно, чего уж там, сама все знаешь, лучше скажи, назовешь как.
- А не знаю, Матвеюшка, может ты подскажешь…
Матвей нахмурился, как будто поручили ему сложное задание. – Степаном можно назвать. Дед у меня Степан Ерофеич был, толковый мужик.
- Степан значит? – Обрадовалась Варвара. – Ну, так тому и быть. Так и запишем: Степан Матвеевич. Степа, Степушка.
- Степка! – Кивнув на малыша, сказал Матвей.
Варвара вздохнула с облегчением, припав лицом к мальчику: - Ничего, Степушка, Матвей добрый, будет у тебя тятя.
К полутора годам Степа уже вовсю ходил самостоятельно и лепетал отдельные слова, чаще всего повторяя «тятя». Матвей нехотя брал его на руки, когда мальчик тянулся к нему. А если плакал по ночам, то недовольно ворочался с боку на бок, упрекая Варвару, что не может успокоить мальца.
Зато постаревший Дементий носил внуку гостинцы, сюсюкаясь с ним и расплываясь в добродушной улыбке. Но всего два года успел понянчиться с внуком. А потом неожиданно весной умер.
Варвара, в темном платке, прижимая к себе Степу, сидела на кровати, слегка покачиваясь, словно раздумывая, что же ей дальше делать. – Уйду я от тебя, Матвей, - известила она мужа.
- Чего так? – встрепенулся он.
- Тяти нет, держать нас друг с другом некому, да и не оттаял ты после того случая, так и будешь всю жизнь винить меня. Не нужны мы тебе со Степой.
Матвей молчал – новость была для него неожиданной, словно снег на голову. Думал, Варвара так и будет перед ним виновато голову клонить, а она сидит теперь, полна решимости уйти.
Матвей подошел и взял мальчика на руки, а тот, обрадовавшись, обхватил его за шею, повторяя: «тятя, тятя».
- Разве я гоню? Коль уж после свадьбы сразу оставил тебя, то сейчас и подавно. Оставайся, Варя. Только роди мне скорей, пора бы уж.
Татьяна Викторова
Мои электронные книги на ЛИТРЕС: