Телеграм-канал «Тинтина вечно заносит в склепы»
«Мамочка-маньячка-убийца» (1994), dir. Джон Уотерс
Убийственно смешная сатира Джона Уотерса, обладателя лучших режиссерских усишек и короля китча, до которого Райан Мерфи допрыгивает в лучшие времена (но, видимо, уже не на Netflix). Мерфи помянут не к ночи: Serial Mom — это первый сезон «Американской истории преступлений» про О. Джея Симпсона, но за год до самого дела О. Джея и настолько обоюдоострая, что только сам Уотерс и не порезался.
Идеальная, как из рекламы, домохозяйка Беверли (Кэтлин Тернер) поддерживает обывательский парадиз в доме с жутковатыми обоями, как будто покрытыми плющом. Муж-стоматолог (Сэм Уотерсон), сын-хоррорман (Мэтью Лиллард) и увлеченная распродажами дочь (Рики Лейк), разумеется, не подозревают, что она убивает тех, кто нарушает ее представление об идеальной жизни — учителя, соседку, бывшего дочери.
Уотерс палит с двух рук, иронизируя и над медиа, которые пьют и едят нашу смерть, и над их критикой, которая видит в хоррорах причину ментальных проблем и роста насилия. Вступительные титры сообщают, что история Беверли основана на реальных событиях, но никому из прототипов не предлагали деньги, а по ходу пьесы неуловимая мамочка-маньячка (стоит признать, что нелепая локализация передает градус гротеска) становится натуральной звездой родного Балтимора, где серийных убийц отродясь не было. А даже если и были — она первая женщина в непростом ремесле: олухи-полицейские неоднократно проговаривают, что уж даме такие зверства не под силу.
В «Думаю, как все закончить» героиня замечает, что в кино любят все грехи вешать на матерей — и Уотерс раскручивает эту мысль с несколько иного края: Беверли — скрепа «нормальности», женщина, закованная в социальные роли, из-под чьей благодушной маски вырываются иногда гримасы недовольства, сквернословие, сексуальная энергия и даже желание убивать. Мрут, правда, не те, кто ее загоняет в латы функции, а нарушители порядка: не пристегнулся за рулем — получи, не перемотала кассету — вынимай, не сортируешь мусор — ух, я до тебя доберусь.
В итоге сюжет довольно быстро превращается в уморительное шапито, где строгость полицейского протокола с точным указанием даты и часа выглядит стебом и над модными процедуралами, и над жанровым тремором («Крик» выйдет через два года, но даже он, кажется, так не пинает хоррор-конвенции). В «Мамочке» много хичкоковского — от популярности убийств и полицейских, напоминающих «журналистов» из «Тени сомнения», до ракурсов, где Тернер за рулем похожа на Джанет Ли из «Психо». Но там, где Хич находит частный невроз, подразумевая общую картину, Уотерс утрамбовывает общую картину в одну героиню.
Не пресс нормы превращает Беверли в мамочку-убийцу, а сама «нормальность» (Норман?) съезжает с катушек от своих требований, берется за нож, сливается в едином порыве с посетителями панк-концерта, даже становится звездой, которую хотят увековечить в кино. Ее главное оружие не нож, а спортивное ориентирование в лицемерии допустимого, в умении примитивно дискредетировать оппонента, мотивировать (пускай абсурдно) любое действие — и это едва ли не политическое высказывание, если рассматривать квази-логичный перевод стрелок как прием сильного.
Разница лишь в том, что Беверли — в отличие от подверженных общественному мнению звезд, родственников и сочувствующих — шумиха и респект по барабану: если кто-то нарушает социальные ритуалы, в особенности ритуалы, к которым она привыкла (парковка, белые туфли по правильным дням), ему несдобровать.
