После февраля я был занят работой и не навещал старика Хансити примерно полгода. Я немного волновался из-за этого и отправил письмо с извинениями, на которое почти сразу получил ответ: "В следующем месяце будет праздник в храме Хикава, я собираюсь готовить рис с красной фасолью, приходи в гости". Мне внезапно захотелось увидеть старика. В день, когда я направлялся к нему домой в Акасака, начался мелкий дождь.
— Жаль, что погода немного испортилась.
— Не удивительно, сезон дождей скоро, — Хансити удручённо взглянул на небо. — Сегодня главный день фестиваля, не повезло. Ничего, большой беды нет.
Как он и обещал, нас ожидало угощение из риса с красной фасолью, рыбы и овощей, разваренных в соевом соусе. Было и сакэ. Я ел и пил за обе щеки, Хансити рассказывал слухи об участниках танцевальной процессии, однако дождь становился всё сильнее, и скоро пожилая служанка в спешке прибежала, чтобы занести обратно украшения из цветов и фонарь, висящий под краем крыши. Постепенно звуки праздничной музыки утонули в шуме дождя.
— Как скверно, в конце концов разошёлся вовсю. Теперь и не посмотреть на ритуальную процессию. Давай скоротаем вечер за разговорами. Не хочешь послушать какую-нибудь давнюю историю? — сказал старик, позволяя служанке убрать тарелки и миски с остатками еды.
Для меня это было гораздо большим удовольствием, чем зрелище праздничного шествия, рис с фасолью или рыба, а потому я сразу ухватился за предложение и стал упрашивать Хансити рассказать мне одну из его историй. "Снова похвастаться своими заслугами?" — посмеиваясь, спросил старик, но в конце концов уступил моим уговорам и начал примерно так.
— Ты боишься змей? Вряд ли они вообще кому-то очень нравятся, но есть люди, которые бледнеют от одной мысли о них. Если ты не из таких, сегодня вечером я расскажу историю про гадюку. Было это, если память мне не изменяет, за год до Великого землетрясения эпохи Ансэй...
Десятое июля в храме богини Каннон в Асакуса — «день тысячедневного паломничества», поэтому Хансити в тусклом свете раннего утра отправился молиться. Пятиярусную пагоду окутала влажная предрассветная дымка, голуби, которые обычно клевали здесь фасоль, ещё не прилетали. Прихожан было немного. Хансити не торопясь выразил своё почтение и повернул домой.
Дойдя на обратном пути до Онаримити в Ситая, в переулке у оружейной мастерской сыщик заметил семь-восемь мужчин, которые переговаривались с многозначительным видом. Будучи сыщиком, Хансити резко остановился и заглянул в переулок, после чего мужчина небольшого роста в клетчатой юката отделился от группы и быстро подбежал к нему.
— Господин сыщик! Куда идёте?
— Ходил поклониться богине Каннон рано утром.
— Как вовремя я вас встретил! Тут творится что-то странное, — нахмурившись, тихо сказал мужчина. Его звали Гэндзи, он изготавливал кадки, а ещё был ситаппики.
— Сегодня мы бы назвали ситаппики осведомителем, — отвлёкся Хансити на пояснение. — Одним словом, под началом тэсаки работали люди, которые открыто занимались обычным ремеслом, например, торговали рыбой или делали кадки, а в свободное от занятий время собирали кое-какую информацию. Они были в тени, никогда не участвовали в поимке преступников, и что бы ни случилось, всегда держались, как простые добропорядочные торговцы. Под началом окаппики служили тэсаки, у тэсаки — ситаппики (см. прим. переводчика 1). Все были словно связаны одной нитью, потому получалось работать умело и слаженно. Без таких людей нам бы никогда не удалось поймать преступников.
Гэндзи долгое время жил в этом районе и среди своих товарищей ситаппики прослыл человеком сообразительным. Поэтому, когда он сказал, что произошло нечто странное, Хансити стал серьёзным.
— Что? Что случилось?
— Человек мёртв... Скончалась призрачный мастер.
Призрачный мастер — таким удивительным прозвищем звали учительницу танцев Мидзуки Камэдзю. Она взяла на воспитание племянницу, вырастила её как собственную дочь, обучила искусству и дала профессиональное имя Камэё. Она рассчитывала, что Камэё станет её преемницей, когда она отойдёт от дел, но прошлой осенью девушка умерла в возрасте восемнадцати лет. С тех пор Камэдзю и стали называть призрачным мастером.
В этом году ей исполнилось 48 лет, но несмотря на возраст, она выглядела молодо, одевалась изысканно. В молодости, из-за рода своих занятий, о ней ходило множество разных сплетен, однако последние десять лет ей, кажется, владела только одна страсть — к наживе, и соседи отзывались о Камэдзю далеко не лучшим образом. Поговаривали, что она взяла заботу о племяннице с тайным умыслом затем нажиться за её счёт. Со стороны обучение казалось настолько строгим, что граничило с жестокостью. Возможно, из-за сурового обращения, которому Камэё подвергалась с детства, девушка была болезненной, и всё же суровая подготовка превратила её в искусную танцовщицу. Собой она тоже была хороша. С 16 лет Камэё стала замещать тётю и обучать танцам, а её привлекательная внешность оказалась приманкой, на которую слетелось множество учеников-мужчин. Постепенно в кармане Камэдзю прибавилось монет, однако страшная скупость не позволила женщине удовлетвориться обычной ежемесячной платой за уголь и татами от учеников. В её власти было молодое и красивое существо, и на эту наживку она замыслила поймать очень крупную рыбу.
Продолжение здесь
Перевод с японского Надежды Корнетовой
Примечания переводчика
1. Подробно о силах правопорядка времён Эдо можно прочитать в книге А.Ф. Прасола "От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава"