Под таким названием весной 1975 г. состоялось оперативно-стратегическое командно-штабное учение ВМФ. Нашему, недавно прибывшему на Северный флот и бьющему копытом у причала племенному красавцу «Адмиралу Исаченкову» суждено было стать центром активной фазы этого учения. На борт ожидалось прибытие министра обороны А.А. Гречко, начальника Главного политуправления А.А. Епишева, главкома ВМФ С.Г. Горшкова и огромного количества адмиралов, генералов и важных гражданских персон.
Подготовительная стрельба для проверки готовности носового зенитно-ракетного комплекса «Шторм» в присутствии науки и заводских регулировщиков закончилась неподрывом боевой части ракеты при идеальном наведении на цель. Этот ребус так и остался неразгаданным, хотя яйцеголовые специалисты «вылизали» систему управления до неприличия. Перепаяли массу реле и конденсаторов, которые могли привести к сбою, но на представительном консилиуме было принято решение: стреляет кормовой комплекс. Во-первых, министру обороны с ходовой будет лучше видно и не так страшно, а, во-вторых, – коль раз не сработало что-то, то может не сработать и во второй раз.
А управляющий огнём кормового комплекса – это я, лейтенант Ульянич. Я ещё мало что знаю и умею, но у меня за кормой семь пусков на испытаниях и неистребимый лейтенантский задор. –Коли дырку для звёздочки на погонах, лейтенант, – слышалось от начальников и друзей. Учитывая, что мой комплекс впоследствии отрегулировали с ещё большим фанатизмом, чем носовой, такие рассуждения имели под собой вполне реальную почву.
…Выход был назначен на 17 апреля. Измочаленный личный состав, позабывший, что такое сон, в едином боевом порыве был готов завалить любой эпизод почётного мероприятия по причине приведённых выше обстоятельств. Складывалось впечатление, что подготовка к мероприятию планировалась в ЦРУ скрежетавшими зубами от ненависти ко всему нашему «ихними» операторами.
Политработники тоже не тратили время даром. Был выявлен опасный лейтенант Шура Александров, мой друг, который в какой-то ночной компании пообещал рассказать министру обороны о бардаке, творящемся на Флоте. За пару суток до прибытия высокого начальства он был сослан на большой противолодочный корабль «Кронштадт», где вся служба была озадачена только одним: Александрова не спускать на берег до тех пор, пока колёса самолёта министра не поднимутся в воздух.
И вот – день «Д». Ещё не ложившийся спать боцман, не подозревавший, что он уже – труп, под утро, при окончательной проверке своего хозяйства обнаружил отсутствие трапа, который благополучно оторвался и утонул ночью при приливо-отливных явлениях. Вахта этот эпизод проспала по причине уже известной.
Ну и что, что трап утонул! Возьмите на другом корабле – и дело с концом! Да что вы! Это исключалось полностью. Утонул царь-трап, который мы доставили из Ленинграда. Видеть таких парадных трапов мне больше не приходилось никогда за свою долгую службу на четырёх флотах. Его ширина была не менее трёх метров, а поручни – из какого-то ценного дерева. На доклад боцмана о том, что «птичка сдохла», командир ответил в соответствии со своим замордованным статусом: –Хорошо, боцман, продолжайте работать. Секундой позже боцманский доклад был всё же дешифрирован командирским мозгом. И тут – такое началось! В шесть утра у места, где был погребён трап, толпилось уму непостижимое количество начальников разных мастей. Слюна от их ораторских экзерсисов не долетала, к счастью, до командира, потому что причал и борт ничего, кроме полоски чёрной воды, не соединяло. Через ограниченный промежуток времени на этом единственном стационарном причале эскадры яблоку негде было упасть: водолазы с оборудованием, авиационные теплодуйные машины, маляры, художники, шхипера и масса других незаменимых в данной ситуации действующих лиц из командного и политического состава.
Трап был обнаружен водолазами, застроплен, поднят на причал плавкраном. Здесь его «замыли» пресной водой, высушили ревущими машинами, заново «отлачили» и тут же высушили поручни, закрепили новые обвесы, и к часам восьми ничего уже не напоминало о происшествии, за исключением ноющих и саднящих частей тела у командира, помощника и боцмана. Я, наконец-то, окончательно понял, как строился Днепрогэс и другие стройки первой пятилетки.
И вот легендарный Андрей Антонович Гречко поднимается по трапу, человек с повязкой «како» – это я – орёт: «Смирно!» – и пожимает царственную руку. Короткий митинг, аврал и – вперёд!
Количество свиты, взошедшей на борт, не поддавалось подсчёту. Все корабельные офицеры, командир в том числе, были выселены из своих кают на посты, в кладовые и другие места, для проживания не предназначенные. Младшие офицеры хлебали остывшую баланду в четвёртую очередь в кают-компании мичманов. Три носовых матросских кубрика были освобождены, чтобы матросы не нарушали покой высокого начальства в старпомовском коридоре.
Я нисколько не брюзжу и не злорадствую. Но меня и через столько лет не покидают глупые лейтенантские вопросы:
–А мог бы начальник перед дальней поездкой заставить водителя своего персонального авто работать всю ночь, не смыкая глаз, а перед выездом не поинтересоваться, сыт ли он и как себя чувствует?
–Неужели так сладко есть на выходе деликатесы из хрустальной посуды, отдыхать под верблюжьими одеялами, специально завезёнными по этому случаю на корабль, зная (а, может, и не зная – это ещё хуже!), что уровень комфорта у экипажа качественно другой.
И не надо говорить мне о «тяготах и лишениях», о подводниках-дизелистах, о солдатах в окопах, наконец, которым значительно труднее. Я-то ведь никогда не желал служить на таком флоте, где лейтенант питается и спит в одной каюте с главкомом. Речь, понятно, совершенно о другом…
Оторвались от берега, что всегда приносит моряку явное облегчение и вводит жизнь сложного корабельного организма в заданный ритм. Сегодня был день рождения командира, и клерк из управления кадров показал ему мельком капразовские погоны, которые лягут на заслуженные плечи, если всё закончится, как положено. Не один я, оказывается, колол дырки!
Первый эпизод учения: «Кронштадт» выполняет стрельбу противолодочной ракетой. Мы – на траверзе его левого борта. Всё, как учили: вертолёты в воздухе, подводная лодка обнаружена, целеуказание, пуск!
– Красиво пошла! – восхищённо откомментировал министр.
– «Пуск» – вторая! – скомандовал по связи командир эскадры, переключив звук аппарата засекреченной связи на телефоны. Жалкий лепет с «Кронштадта», что у них больше нет практических ракет, а все остальные в боевом снаряжении, был жёстко прерван. Принцип: куй деньги, не отходя от кассы! – торжествовал.
Старт второй ракеты с «Кронштадта» привёл всех в замечательное расположение духа, вселил уверенность, что и мы отстреляемся не хуже. Этот храбрый трюк в исполнении североморцев не являл собой ноухау: что-то подобное происходило ранее на Черноморском флоте, и было известно по устным пересказам. Тем не менее, не каждый решится на подобное гусарство, и мы втайне гордились своим командованием.
Неумолимо приближался основной для нашего корабля эпизод. Совместно с бпк «Огневой» мы выполняли ракетную стрельбу по реальной воздушной цели. Центр событий переместился в мой центральный пост. Я жёстко расставлял по местам многочисленных наблюдающих, слегка дрожащим голосом отдавал последние распоряжения. В это время в носовом центральном перестал прописываться один из шлейфов осциллографа контрольно-записывающей аппаратуры, и, так как это было моим заведованием, я побежал туда. Возвращаясь обратно, встретился с табуном офицеров, спешивших из кормы в нос, и всё понял. Моя звёздочка удалялась от меня в той толпе, и я её даже, кажется, видел.
А вот и пуск мишени...
© Публикация, предисловие и комментарии В. А. Ульянич
Продолжение статьи в альманахе "Кортик" №16/2019
Ещё больше интересной информации и сами книги у нас в группе https://vk.com/ipkgangut
