Фильм Радомира Василевского 1970 года по повести Радия Погодина "Шаг с крыши" сродни другому советскому детскому НФ-фильму - "Волшебному халату", по театральному классицистическому принципу - камерности действия (по одной из версий, автор сначала написал пьесу "Синяя ворона", с успехом прошедшую на сценах, а уже с нее - повесть и сценарий).
Кроме того, "Шаг с крыши" можно было бы назвать своеобразным детским римейком "Разбудите Мухина". В обеих картинах герой путешествует по трем эпохам, в обеих его навязчиво преследует двойник "дамы сердца". Но если Мухин проваливается в прошлое во сне, то Витька Парамонов совершенно сознательно сетует, что "родился невовремя".
Такая позиция была модной у советской молодежи конца 60-х. В ней приглушенным эхом отражалось общее ощущение заката оттепели и рассвета застоя, а у интеллигенции - недовольства существующим строем и невозможностью его изменить (тогдашние чешские попытки придать социализму человеческое лицо закончились плачевно - и это не прошло для мировоззрения советских бесследно). Этот социальный эскейпизм реализовался в массовом сознании различными хобби - самодеятельными песнями про пиратов, массовой погоней за книжками из "Библиотеки приключений и фантастики" и т.п. (Уже в 1978 году эта мода вдохновит поэта Александра Кушнера на стихотворение "Времена не выбирают" с едкими строками "большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять, будто можно те на эти, как на рынке, поменять...")
Кое в чем нашему официозу удалось "оседлать" эту тенденцию. Самым романтичным периодом советского прошлого была объявлена Гражданская война 1918-23 годов. Ее герои были канонизированы, а атрибуты - символизированы (например, легендарные шапки-"буденновки" - которые, по непроверенным сведениям, пошиты были все-таки для царской армии). В кино сформировался т.н. "историко-революционный" жанр - используя, в частности, наработки американского вестерна (и его же псевдоисторизм), и создав мегахит эпохи "Неуловимые мстители". В хоровых песнях под звуки трубы пафосно зазвучали строки про светловскую Гренаду и про комсомольцев-орлят, которые учатся летать. Как ни странно, неофициальная культура шла в этом же русле - на кухнях пели про окуджавовских комиссаров в пыльных шлемах (что не мешало тут же переходить на романсы о всевозможных поручиках Голицыных).
Впервые этот официальный тренд задействовал жанр фантастики в мультфильме 1968 года "Орленок", где была не только анимирована песня 1936 года, но современный школьник из музея перемещался прямо на фронт Гражданской. Там он встречал своего предка - юного трубача из песни, и чуть не падал жертвой хитрого белогвардейца, переодевшегося гусаром (явно рассчитывая на увлечение мальчиком "Гусарской балладой") с целью прокрасться в будущее... (Кстати, художником этого фильма был будущий режиссер-классик отечественной мультфантастики Владимир Тарасов, и облик "гусароподобного" беляка срисовал с фотографий реального атамана Анненкова).
Собственно, Витька из "Шага с крыши" был тем же, повзрослевшим на два года, персонажем - советским мальчуганом, чьи представления о прошлом основывались на просмотренных "Неуловимых" и "Чапаеве", и французских "Трех мушкетерах" (лидере советского кинопроката середины 60-х), в чьих руках силой фантазии палка превращалась в шпагу либо в шашку. Поэтому появление в его жизни "живой машины времени" - Синей Вороны - было вполне естественным явлением. Голосом великого ироника Зиновия Гердта колдовская птица честно предупредила незрелого хрононавта о возможных последствиях - как физических (требуя избавиться от современных предметов, а также "втягивать голову при вхождении в искривление пространства"), так и моральных (заранее предвидя разочарование мальчишки в том прошлом, куда он попадет, заставляя его запомнить способ возврата - только из "тупика транзитного состояния", т.е. чрезвычайных неприятностей).
Ворона диктует свое "хронозаклинание", где, в отличие от звукового кода Ио-Кио из "Волшебного халата", осмысленны только два слова - относящие к Киплингу ("маугли") и к жаргону ("жмурики"), Витька проваливается во временной коридор и оказывается... в каменном веке. Немного "перелетел" (как оправдывается, "чихнул").
То, что жажда подвигов не ассоциировалась у паренька 60-х с доисторическими временами, было явным намеком, что его знания основывалось скорее на хаммеровском блокбастере "Миллион лет до нашей эры" (еще одном хите советских кинотеатров, весьма далеком от научных данных), чем на романах Жозефа Рони-старшего "Борьба за огонь" и др. (гораздо больше соответствовавших курсу истории, потому популярных у продвинутых школяров). Авторы тоже старались соответствовать научпоп-литературе - поэтому роли пещерных людей сыграли актеры, чьи внешние данные были близки к реконструкциям скульптором-историком Герасимовым черепов неандертальцев - Потапов, Яббаров, Карнаухов, и даже молодой Лев Прыгунов был органичен в шкуре и с каменным топором.
Отсутствие местоимений в пра-языке - дикари Тур, Тых и Анука говорили о себе в третьем лице - привело к тому, что Витьку стали называть "Я". Испуганный "Я" сразу начинает ругать неандертальский быт и их богов - Верхних Людей - чем чуть не нарывается на кару за оскорбление чувств верующих. Впрочем, вскоре его самого принимают за бога - когда он (с подачи Синей Вороны) добывает огонь кремнем и кресалом. Возгордившийся юный "прогрессор" только было размечтался о коровнике для мультипликационных мамонтов, горшках и прочих плодах цивилизации (его фантазии визуализировались, явно пародируя вышедшего 4 годами раньше другого советского прогрессора - "Начальника Чукотки"), как все попытки потонули в хаосе войны племен хапов и хупов за обладание саванной. Оплакивая девочку Ануку (первого хроно-двойника парамоновской пассии - Ани Секретаревой) и чуть сам не погибнув от каменного топора, Витька попадает в "тупик транзитного состояния" (что, впрочем, и срабатывает для возврата по шкале времени).
Если первая, первобытная "хроно-новелла" была решена в жанре научпопа, то вторую, мушкетерскую, снимали, как комедию. Первых же попавшихся фехтовальщиков сыграли известные комики - Георгий Вицын, Роман Ткачук, и эпизодический актер Анатолий Обухов, явно стилизующий своего Де Гика под Портоса. Вообще предвосхищение будущего телехита Юнгвальд-Хилькевича "Д'Артаньян и три мушкетера" было налицо. Разухабистая песенка в духе "пора-пора-порадуемся", только со словами "Пускай сам дьявол нападет - назад ни шага! Нас никогда не подведет мушкет и шпага!". Будущий Де Жюссак - бессменный кинотренер по фехтованию Владимир Балон в роли мушкетера Моруака (которого юный любитель Дюма тут же принимает за Д'Артаньяна, навлекая на себя его гнев).
"Ну, Витька, действуй, пришла твоя эпоха!" - восклицает в восторге наш попаданец. Однако - его ли? Первым делом он опять лезет не к месту со своим атеизмом ("Туман и опиум! Нужно в кино ходить и в коллектив!" - такая ирония в адрес безбожия вообще типична для советских авторов, использовавших детскую литературу/кино как резервацию инакомыслящих), к Де Гику обращается "товарищ мушкетер" (тот парирует ему, именуя "Де Витька")... Явно чувствует себя неуютно без привычных удобств ХХ века - при опасности советует "звонить по 01", от пожара требует огнетушитель, а для растопки - керосин... Для полноты комического эффекта его неуклюжий реверанс французы принимают за новый танец "здрассьте" (подозрительно похожий на танец, который Мухин отплясывал на пушкинском балу - все ту же "летку-енку"!)...
Затем он пытается качать права и свободы с пылом советского пионера. На вопрос же, зачем ему, пришельцу из страны народовластия, идти на службу королю, он уже неувереннее отвечает: "Романтика..."
Несмотря на явную пародийность, авторам тем не менее удается провести серьезную мысль - насколько книжные представления не соответствуют историческим. Витьку, которого сначала принимают за черта (совсем, как Рашида из "Волшебного халата"- за джинна), потом дважды пытаются повесить, сначала враги - как гугенота, а затем и "свои" - опасаясь разоблачения с фальшивым алмазом (в книге - приняв за кардинальского шпиона, т.к. в той реальности Д'Артаньян - гвардеец кардинала). Однако он сам грозится повеситься из-за еще большей опасности - его хотят женить (в 13 лет - это норма для XVII века!) на юной трактирщице Анете (втором из двойников Секретаревой). Для половонезрелого Парамонова это очередной "тупик транзитного состояния"...
Итак, наш хрононавт оказывается одинаково неадаптабелен - как случайно попав в доисторические времена, так и сознательно - в средневековые. Остается еще вариант - вышеупомянутая Гражданка...
Третья новелла решена в традиционном, том самом, "историко-революционном" жанре. Причем авторы намеренно занимаются цитированием. Деревенская девчонка Нюшка (третий двойник Секретаревой) - юная героиня, покушавшаяся на жизнь полковника (явный намек на "В огне брода нет"). К тому же она - как и панфиловская Таня Теткина - творческая личность: танцует, крутит колесо, и поет, причем романс "Гори, гори, моя звезда" (прямая отсылка к одноименному фильму Митты и его юной кинозвезде Лене Прокловой). Белогвардеец, награбивший добра и переодевающийся в красноармейца - просто картинка из "Свадьбы в Малиновке". К тому же действие происходит на Урале, и поминутно упоминается имя "Чапай" (не говоря уже о том, что новелла начинается с казацкой песни "Черный ворон", ассоциативно прочно связанной с киношедевром братьев Васильевых). Собственно, "Чапаю на подмогу", как уверяет, и примчался Витька. (Каждому зрителю тех лет понятно, что его знания о легендарном красном командире В.И.Чапаеве почерпнуты не только из одноименного фильма, но больше из неофициальной культуры - народных анекдотов). Впрочем, нашего попаданца сначала принимают за "тифозного гимназиста" - он буквально несет на себе следы минувших эпох: шкуру саблезубого махайрода, и мушкетерские шляпу и шпагу - и бредит, не отойдя еще от хронопутешествий. Поэтому он далеко не сразу адаптируется в 20-х годах ХХ века, хотя, как уверяет, "сразу бы мне сюда, я два раза промахнулся". Идейная Нюшка подозревает его в шпионаже в пользу белых, пытает о партийной принадлежности, и благодаря экзотической обуви - кедам, приписывает к "партии туристов". Витька всячески пытается доказать, что он свой, но ему слабо помогает упоминание КПСС и лозунга "Мир во всем мире", т.к. уроки истории он, как сознается, прогуливал. Идейная, но крещеная, Нюшка требует от него побожиться, что он не "контра" - у Витьки получается, как с тем реверансом, он путает крестное знамение с пионерским салютом (тут авторы опять напророчили - жест "перезвездиться" из романа Войновича "Москва 2042", который будет написан через 16 лет).
Кстати, надо отметить, что религиозная тема в третьей новелле еще больше педалируется авторами, и, что характерно, уже без тени атеизма. Интеллигентная барыня (в этой роли - идеально утонченная Антонина Шуранова) объясняет свое сочувствие красным тем, что "имеет Бога в сердце", а неприязнь к офицерам - отповедью: "Белое воинство - ни святости, ни чести!" (у Погодина она еще более набожна, ее лексикон: "побойтесь Бога", "кощунство", "святыни" и пр.).
Вообще в расстановке положительных и отрицательных персонажей тут проявился характерный для 60-х годов "скрытый оппортунизм" к соцреализму. Самый привлекательный образ - классово далекая дворянка. А скользкий и вороватый поручик (еще один точный кастинг-выбор - Бронислав Брондуков), явно из плебеев (хотя в первоисточнике претендовал на интеллигентность) - ругает барыню чистоплюйкой, а основную агрессию комично направляет на незнакомый ему яблочный сорт "кандиль"... Это - тот минимум нонконформизма, доступный в шестидесятническом кино.
Заканчивается третья часть в традиционном героическом ключе - Витьке удается-таки совершить подвиг, погибнув в схватке с поручиком. Или - не погибнув. Несмотря на то, что для заклинания у него физически не было времени, наш хронолетчик возвращается в современность (видимо, опять вмешалась Ворона). Там он встречает реальную Секретареву, которая - в отличие от троих своих "предков" - оказывается обычной, слегка стеснительной пионеркой, явно неравнодушной к Витьке (готовой даже на переливание крови). Реакция Парамонова на возвращение - позитивна, хотя объясняется скорее чувством облегчения от того, что легко отделался. Завершается вся история вполне в духе т.н. "красных следопытов": красноармейская папаха, прихваченная Витькой из 20-х, оказывается принадлежностью погибшего мужа медсестры больницы, куда наш приключенец угодил...
Вывод кажется, на первый взгляд, довольно смазанным. По логике сюжета, герой должен бы, пройдя хронополет как инициацию, повзрослеть и понять, что "каждому овощу - свое время". Однако ни Погодин, ни Василевский не педалируют эту дидактику. Последняя реплика Синей Вороны - "Совершайте подвиги!", при всей гердтовской иронии, выражает скорее неистребимость юношеской тяги к выходу за грани дозволенного...
З.Ы. О юных актерах.
Для Димы Николаева это был не первый опыт в кино. Перед этим он сыграл в "Бриллиантовой руке" сына Семена Семеновича...
...а после - в "Розыгрыше" Владимира Меньшова.
Затем он закончил режиссерский факультет ГИТИСа, работал в театрах разных городов (в Москве - у Спесивцева и "Около Дома Станиславского"), затем постановщиком радио- и телеспектаклей (в разных странах!), и на канале "Культура". Получил около двух десятков (!) призов за свое творчество.
Очаровательная и необычайно талантливая Нета Боярская по актерской линии, увы, не пошла, но работала в Ленконцерте, а сейчас живет в Канаде:
На Ютубе нашлась редкая запись - фрагменты творческой встречи в Торонто с "Витькой" и "Анукой/Анетой/Нюшкой/Аней", т е. Нетой Боярской и Дмитрием Николаевым:
