Джонатана Франзена часто называют «американским Толстым», а иногда сравнивают и с Достоевским. Разбираемся в том, что общего у одного из самых влиятельных современных писателей с русскими классиками и каким образом его книги помогают понять глубинные проблемы и культуру США.
Будьте в курсе лучших книг — подписывайтесь на наш канал
«Поправки», 2001
Неудивительно, что в литературном мире «современный Толстой» — это привычное прозвище Франзена, причем не только в России. Принесшие писателю славу «Поправки» действительно глубоко родственны толстовским текстам. Дело даже не в большом объеме, не в «мысли семейной» и не в методе условного психологического реализма, с которым автор погружается в головы героев, почти из них не вылезая. Под перечисленные критерии подходят десятки книг. Дело в толстовской интонации «Поправок» — в печальном, едва заметном всепрощении авторского голоса, в сочувствии неидеальным главным героям, их слабостям и ошибкам. А слабостей и ошибок в романе хватает у каждого.
Семья Ламбертов впервые за долгое время собирается за рождественским столом. Стареющий отец Альфред, раньше не гнушавшийся старорежимным «воспитательным» насилием по отношению к детям, никак не может смириться со своим увяданием и постепенно сходит с ума. Его жена Инид вместо того, чтобы попытаться понять своих давно взрослых отпрысков, зациклена на формальных традициях и семейном единстве — именно ей праздничный ужин нужен больше других. Старший брат Гарри, внешне преуспевающий представитель среднего класса, на деле страдает от болезненной ангедонии и находится во власти жены. Другой сын Чип, потерпевший неудачу в творчестве и преподавании интеллектуал, бросается из одной авантюры в другую. Дочь Дениз — шеф-повар и на первый взгляд самая рациональная из персонажей — тоже чувствует себя потерянной.
«Чтобы постичь сознание дома, вникаешь в домашние дела, в слаженный гул связанных друг с другом жизней, в основополагающее тепло очага. Думаешь о „присутствии“, „хлопотах“, „суете“. Или, наоборот, о „пустоте“, „замкнутости“. О „неладах”. Никому не нужный свет в доме, где три человека заняты в подвале каждый своим делом, а четвертый, маленький мальчик, сидит в одиночестве наверху, тупо уставившись в тарелку, — не похож ли этот свет на разум человека, больного депрессией?»
В романе шаг за шагом открывается картина гибели «классической американской мечты», где от следования традиционными дорогами счастья, будь то счастье семейное, творческое, карьерное или романтическое, остается только форма. Старая мечта не работает, она лишилась своего содержания, изначально заложенной в ней веры в ценности либерального гуманизма, помноженного на протестантство. Строгость стала жестокостью, свобода — неприкаянностью, ответственность — бегом по кругу. Переосмыслить эти ценности и придумать новую мечту пока не успели. «Поправки» — констатация крушения былых идеалов успеха, религии и даже демократии, которая тоже предстает в сатирическом ключе, когда Чип попадает в демократическую, но коррумпированную Восточную Европу.
Ламберты похожи на любую настоящую семью: они любят и ненавидят друг друга, портят и спасают друг другу жизнь — и никто не может помешать им собраться вместе за рождественским столом, если этого хочет мама. — Джонатан Франзен «Поправки»
«Свобода», 2010
Логично, что за романом, который стал фиксацией кризиса, Джонатан Франзен переходит к роману о переосмыслении ценностей и о поиске новой мечты. В книге «Свобода», посвященной нулевым годам, сталкиваются два ключевых понятия для американского, да и любого европейского общества — свобода и ответственность. В эпоху войны в Ираке и осознания человечеством глобальных экологических проблем поле ответственности расширяется. Теперь нужно нести ответ за природу и за вымирающих диких животных, за вмешательство в дела других государств, которое может обернуться терактами. И в конечном итоге почти всегда речь идет об ответственности за безопасность. С другой стороны, существует принцип свободы, который тесно сопряжен с невмешательством в частную жизнь, в том числе в жизнь тех, кто, допустим, не слишком заботится об экологии. И этот ценностный конфликт свободы и безопасности — один из самых трудных.
Стремление заботиться о будущей безопасности человечества олицетворяет в романе Уолтер Берглунд. Как эколог он остро осознает непопулярную проблему перенаселения и пытается обратить на нее внимание. Примерному «умнику» из низов, Уолтеру претит вульгарно понимаемая его родственниками свобода «пить, курить и рыбачить с корешами». Однако носителем почти такого же безоглядного индивидуализма является закадычный друг Уолтера по колледжу, рок-музыкант Ричард Кац. В Ричарда влюблена жена Уолтера Патти, от лица которой ведется треть повествования. Патти же не может выбрать между ответственностью перед по-человечески любимым мужем и желанием дать наконец волю собственным чувствам. Любовный треугольник Уолтер — Патти — Ричард выглядит аллегорией Америки, которая не может определиться, что для нее все-таки приоритетней.
«— Все это завязано на проблеме личных свобод, — сказал Уолтер. — Люди стремятся в Америку за деньгами и свободой. Если у тебя нет денег, ты все яростней цепляешься за свои права. Даже если курение разрушает твои легкие, даже если тебе не на что кормить детей, даже если их убивают маньяки, вооруженные винтовками. Ты можешь быть беден, но никто не может лишить тебя главного права — права разрушить свою жизнь любым доступным способом».
В романе описываются две новые американские мечты — зеленая социал-демократическая и неолиберальная, стремящаяся к тотальному росту. Однако было бы неправильно считать «Свободу» исключительно политическим романом. Это всего лишь один из слоев многомерного текста, где наиболее ярко раскрывается фирменное умение Франзена заставить сопереживать героям. Разнообразный по темпераменту и по духу ансамбль персонажей, сложность характеров, нелинейная, но прочная внутренняя логика их жизни, убедительность эмоций — выверенный психологизм делает «Свободу» в том числе отличным романом о любви. Чего стоит только глава, когда сын Уолтера и Патти, мечтающий изменить своей новоиспеченной жене с богатой красоткой, случайно проглатывает обручальное кольцо и в приступе паники понимает, какая из его привязанностей на самом деле подлинная.
Патти и Уолтер вобрали в себя черты поколения, ставшего свидетелем 11 сентября, вторжения в Ирак, разрастания корпораций и финансового кризиса. Роман о недостижимости свободы и о том, как часто мы жертвуем самым главным ради ее призрака. — Джонатан Франзен «Свобода»
«Безгрешность», 2015
Если роман «Свобода» заканчивается относительно счастливо, а любовь в нем становится лазейкой для диалога, то в третьем и на данный момент последнем большом тексте Франзена «Безгрешность» описывается кризис любви. Будь то романтические отношения или родительские чувства, они сплошь оказываются либо болезненными и абьюзивными, либо нарочито натянутыми и неестественными. Почти каждая сюжетная линия пронизана атмосферой социальной разобщенности, замкнутостью героя на самом себе и своей неизжитой боли. В оригинале книга называется «Purity» — что одновременно означает и безгрешность, и чистоту, и прозрачность. К тому же так зовут главную героиню, молодую девушку с большим долгом за обучение, от которой обожаемая, но невротичная мама упорно скрывает имя отца.
Пьюрити — сокращенно Пип — все же хочет отца отыскать. В надежде сделать это, а заодно и разобраться в собственном призвании, она едет в Боливию работать на проект «Солнечный свет». Проект представляет собой более универсальный аналог реально существующего WikiLeaks, который тоже в тексте упоминается: «Солнечный свет» занимается информационными утечками в самом широком смысле — от проступков нерадивых работников предприятий до государственной тайны. Ирония заключается в том, что хотя главный лозунг «Солнечного света» — прозрачность, возглавляет проект человек с темным прошлым Андреас Волф. Выходец из ГДР, Волф незадолго до падения Берлинской стены совершил, пусть и отчасти оправданное, пусть и ради неудачной впоследствии любви к жертве, убийство растлителя. Преступление спустя много лет еще вызывает у Волфа страх и страдания по образу и подобию Раскольникова из «Преступления и наказания».
Мотивы Достоевского в «Безгрешности» в целом куда сильнее привычного толстовского ярлыка. По форме для прозы Франзена «достоевщина» вполне характерна — концентрация на эмоциях, личные драмы на фоне драм философских и социальных, друг на друга похоже говорящие персонажи. В «Безгрешности» даже появляется своего рода «Великий инквизитор» из «Братьев Карамазовых» — безличный судья, готовый выставить на суд мировой общественности жизнь любого. Как ни странно, речь идет об интернете, чья формула «призванный соединять, разделяет» обставлена совсем не банально. В рассуждениях Волфа есть момент, когда он буквально сравнивает тоталитаризм в ГДР и тоталитаризм соцсетей, а сам образ глобальной общины, где все у всех на виду, в романе неоднократно подчеркивается. Поражение тайны, интимности и частной жизни подспудно рифмуется с поражением любви.
«Ты мог сотрудничать с системой или ей противостоять, но чего ты не мог никогда, какую бы жизнь не вел — жизнь приятную, безопасную или жизнь заключенного, — это быть от неё независимым. Ответом на все вопросы, крупные и мелкие, был социализм. Замени теперь „социализм“ на „сети“ — и получишь интернет. Его соперничающие друг с другом платформы едины в своем стремлении задать все параметры твоего существования».
В «Свободе» диалог между теми, кто выбрал культуру осознанности, и теми, кто остался стоять на позициях индивидуализма, был возможен. В «Безгрешности» взаимопонимания уже нет ни у кого ни с кем, как нет зачастую и понимания героями самих себя. Новые ценности, которые, казалось, были почти найдены, раздробились на множество мелких конфликтов, как, например, между «Солнечным светом» и журналистами-расследователями Томом и Лейлой — они видят в этой организации конкурента и считают свою традиционную работу с источниками более этичной. При этом заявленный в «Свободе» конфликт приоритетных ценностей никуда не делся. В конце романа Пип стоит со своим новым бойфрендом у дверей дома, внутри которого ругаются ее мать и найденный отец. Вопрос, сможет ли Пип привести их к компромиссу, остается открытым и на символическом уровне является вопросом компромисса в современном американском обществе, с которым предстоит справиться молодому поколению.
Двадцатитрехлетняя Пип не знает, кто ее отец, не может расплатиться с учебным долгом, не умеет строить отношения с мужчинами и даже не догадывается, сколько судеб она связывает между собой. — Джонатан Франзен «Безгрешность»
