Найти тему
Константин Сёмин. АгитПроп

Любви практически не осталось...

До жути банальная мысль. Но в то же время вполне серьезная.
С гибелью СССР из нашей жизни ушла... любовь.
Нет, не сразу ушла и не до конца. Но отношения между людьми изменились радикально.
О чем я? Ведь количественно любви стало больше. Любовь, проступившая плакатами и афишами на стенах первых видеосалонов, обрела физическую зримость и телесность. Любовь стало можно пощупать. Целая армия менестрелей уже тридцать лет сочиняет песни о любви. В храмах звучат еженедельные проповеди любви. Любовь идет по проводам кабельного ТВ, ей наполнен дециметровый эфир. Есть Love-радио. Где когда-то был советский Мосфильм, безостановочно варят душистое розовое мыло. С помощью любви собирают на операцию тяжело больным. Наблюдается неслыханное разнообразие способов и видов любви. Мужчины научились любить мужчин, а женщины —женщин. Одна беда — во всем этом шуме и гаме практически не осталось... любви.
.
Есть товарное изобилие. Нет любви.
.
Любовь — это форма нетоварных отношений. В мире отношений товарных любовь неизбежно, неминуемо получает на ухо бирку с ценой и штрих-кодом.
Общественное бытие настырно определяет общественное сознание, а потому в постсоветском мире первыми на выход отправляются все чувства и все отношения, которые не могут подтвердить свою экономическую целесообразность.
То, что не упражняется, отмирает. Социальное животное приспосабливается к меняющейся среде обитания. Ты мне, я тебе. Предельно усложнившиеся схемы товарного обмена при капитализме не оставляют для любви даже маленькой лазейки. Какой тут нафиг Дон Кихот или Айвенго?
Помните старый мультфильм?
— Это мне?
— Тебе.
— А за что?
— А просто так.
"Просто так" больше не бывает. Вы, наверное, и сами заметили. И уже не кажутся смешными рассуждения старого Черта из другого мультфильма:
— Кого должен любить чёрт?
.
Резервуар человечности, оставленный нам советским воспитанием и культурой, поистине огромен, но он близок к исчерпанию и будет исчерпан, непременно. Мещанская, мелкобуржуазная реальность заполнит души до краев. Не ваши, так следующего поколения. Не следующего, так через одно. Это обязательно произойдет. Никакие высшие силы не смогут этому помешать.Когда-то Америку всколыхнула история Терри Шайво — женщины, впавшей в кому. Муж был вынужден соотнести силу своей любви со стоимостью медицинской страховки. В конце концов, он выбрал отключение аппарата вентиляции легких. Это подсказывал трезвый математический анализ.
Я стоял перед флоридской больницей в толпе сбрендивших евангелистов, которые скандировали библейские лозунги, и пытался понять, по какую сторону баррикад здесь находится любовь. Правильный ответ: ни по какую.
.
Суды и финансовые разбирательства между близкими, заказные убийства родственников, заключение браков по расчету и ставшая обыденностью проституция — лишь форма овеществления, товаризации человека. Матери-одиночки, одинокие старики, одинокие люди, сбитые в огромную, шумную потребительскую толпу, так же закономерны, как закономерен выбор Майкла Шайво.
.
Вновь выросшие между людьми сословные, имущественные, классовые перегородки не позволяют любить даже тем, кто мог бы и хотел бы. Вдумайтесь: для советского человека социальный статус и происхождение, национальность и уровень дохода не являлись непреодолимым препятствием в любви. Нет, случалось всякое, конечно. Блат, лимита, сводничество. Но в большинстве случаев было именно так.
Я помню армяно-азербайджанскую семью состарившихся комсомольцев, которую встретил девятнадцать лет назад на БАМе. Та семья, как и сам БАМ, были результатом творческого порыва, а не мещанской, гобсековской бережливости.
Сегодня это невозможно. В масштабах всего общества — то есть миллионов человеческих судеб — невозможно.
.
Но прочь, прочь, кургинянские фурии, глупые курицы, слетающиеся на каждый разговор о советском идеализме. Тот великий идеализм, давший, между прочим, жизнь и нам с вами (загляните в семейные альбомы) стоял обеими ногами не на метафизике, а на материальном фундаменте: на советском образовании, советской культуре и, самое важное, на советском способе производства, провозгласившем курс на постепенное искоренение товарных отношений.
.
Вот откуда бралась та любовь, воспоминания о которой мы сегодня по ошибке, а скорее, просто по привычке, всё ещё называем любовью.