Человек и город
«Человек вошёл в город» — вот простейшая фраза, казалось бы, не требующая толкований. Казалось бы… Но человек Средневековья входил в #город через ворота, входил в ограждённое стенами пространство. Если он не успевал войти в город до определённого времени, то ворота запирались и на стены выходила стража. Сегодня же человек идёт по асфальтированной дороге, проходит мимо бетонных букв, из которых складывается название города, и ещё добрых полчаса идёт до настоящего жилья. Он минует не стражников с алебардами, а промзону с серыми деревьями и пыльной травой. Его приход не привлекает ничьего внимания, даже если одежда на госте необычная и говор нездешний.
Город изменился. Он даже изменил смысл своего имени — ведь теперь его ничто не ограждает. Изменилась и жизнь в нём. Современный город — это беременное чрево, в котором борются два младенца. Так было с Ревеккой, внутри которой шла борьба за первородство между Иаковом и Исаавом. Нынешний город под покровом удобств, сует и культурных приличий скрывает титаническую борьбу Христа и антихриста. Всё, что мы поспешно, исходя из готовых установок, скажем о городе, можно будет оспорить, ибо он двулик. — Первый город построил Каин? — Да. — Значит, это безбожное явление? — Нет. — Почему? — Да потому, что грядущее #Царство_Божие изображено в виде города, сходящего свыше, — Иерусалима Небесного. — Разве идеальная жизнь не в согласии с природой, не в том, чтобы жить на её лоне? — Нет. На лоне природы Каин убил брата. И только потом построил город. — Но ведь города — это клоаки. В них сосредоточены все пороки, там живут воры и ростовщики, блудницы и чародеи. Там тюрьмы и плахи. Там — толпы, жадные до дармового хлеба и зрелищ. — Да. Но ведь там и епископские кафедры, и кельи учёных, и больницы, и библиотеки. Там — средоточие всего того, чем обогатился человек, воюя с бедностью, слабостью, глупостью… Сами города разные. Есть среди них такие, которые вышли за пределы конкретного исторического смысла и стали символами. #Иерихон, #Вавилон, #Иерусалим, #Рим, #Москва… Это уже не просто географические точки. Это — символы, продолжающие жить даже после того, как на их руинах поселятся филины. Иерусалим должен быть построен. Карфаген должен быть разрушен. Москва — третий Рим, и четвёртому не быть. Пал, пал Вавилон… #Киев — мать городов русских. «Город» созвучен на латыни «миру». Город и мир рифмуются — urbi et orbi. Это потому, что город — слепок мира, космоса. Космос трёхэтажен, и город тоже. Дворцы, хижины, подвалы… Небесные, земные, преисподние… Власть, обыватели, бездомные нищие. В любом городе можно совершить путешествие из рая в ад и обратно. Часть города спит днём, как блудница, а развлекается и работает ночью. Другая часть встаёт с петухами и ложится на закате. Часть города считает гроши и затыкает ватой дыры в оконных рамах. Другая часть способна зажечь стодолларовую банкноту, чтобы раскурить сигарету. В этом смысле Париж и Токио, Рим и Нью-Йорк одинаковы. Одинаковы в принципе и разнятся в пропорциях. Борьба пропорций — это движение города от грани к грани. Согласно блаженному Августину есть два града — небесный и земной. В первом любят Бога — до ненависти к себе, во втором любят себя до ненависти к Богу. Оба града пытаются актуализироваться, воплотиться в любом мало-мальски большом городе. Смесь и борьба этих противоположностей делают их похожими на беременное чрево, в котором борется двойня. Нынешний сельский житель стремится в город. Для молодёжи там — вузы и дискотеки, а для стариков — больницы и скверы. Нынешний городской житель убегает из города. Убегает от дорожных пробок, толчеи, загазованности и шума. При малейшей возможности горожане покупают дачу или строят за городом дом, чтобы дышать свежим воздухом и жарить барбекю под открытым небом. Но в свой загородный рай горожане натаскивают бытовую технику, телефоны, компьютеры, автомобиль. Туда они тянут газ, свет, канализацию. Город, как воин, сидящий внутри троянского коня, проникает в сельский быт, завоёвывает новые территории. Не тараны сокрушили стены, ранее окружавшие города. Сам город вылез из пелёнок, разрушил границы и расползся, как клякса, желая заполнить весь мир. Он больше не тревожит птиц колокольным звоном. Клаксоны и фабричные гудки заняли место колоколов. Облака пролетают над городами и рвутся в клочья, цепляясь не за кресты соборов, а за трубы фабрик и антенны на крышах небоскрёбов.
Город! Ты — ловушка с крышкой, которая ещё не захлопнулась. Сегодня по твоим площадям гуляют изнеженные женщины и в чреве твоих ночных баров сидят сытые, праздные мужчины, на чьих руках давно нет ни следа от мозолей. Но стоит перекрыть газ и выключить свет, стоит перестать привозить хлеб и увозить усопших, ты, город, превратишься в гниющую рану, в язву, в отхожее место, в вакханалию каннибализма и насилия. Не спорь со мной, город. Я вижу тебя насквозь. Рим зовёт всех помолиться Богу, и его храмы и его площади тому свидетели. Нью-Йорк зовёт всех к земному счастью, и французский подарок — металлическая баба в нью-йоркской бухте — тому подтверждение. Рио-де-Жанейро зовёт всех забыться под звуки самбы. Каждый город кого-то куда-то зовёт. Чем больше город, тем голос его сильней. В ньютоновской физике более тяжёлые объекты притягивают к себе менее тяжёлые. Как скопища мошек на яркий фонарь, нас тянет к электрическому свету больших городов. О том, что там идёт борьба за души, никто не думает. Когда мы, обманутые и опустошённые, вдруг поймём это, быть может, бежать уже не получится. Человек, привыкший к горячей воде и кабельному телевидению, уже не сможет жить в пустыне. Да и пустынь вскоре может не остаться. Ведь город, как клякса, расползается…
#протоиерей #андрей_ткачёв
