А если единой государственной идеологии нет?
В прошлый раз мы остановились на том, что Власть, государство будут стремиться монополизировать идеологию в вооруженных силах. В условиях устоявшейся государственной идеологии всё достаточно просто. В царской армии эта идеология выражалась простой и понятной формулой «За Веру, Царя и Отечество».
С царем и Отечеством было всё ясно и понятно. Царь – вот он, помазанник божий. На престоле находится по праву наследования. С Отечеством – еще проще. Вот она – одна на всех Российская Империя. С верой немного сложнее, но тоже, в общем, понятно. Внеконфессиональное состояние до Манифеста от 17 октября 1905-го года в стране просто не допускалось. В вооруженных силах 75% были православные, 9% — католики, 2% — мусульмане. Среди генералов и полковников доля православных составляла 85%[1]. Священники служили в армии, получая чины аналогичные армейским. А саму Русскую Православную Церковь в те времена возглавлял Святейший Синод, который подчинялся опять же царю. Так что всё сходилось в к одной властной фигуре и каких-то политических дискуссий и разногласий в армии просто быть не могло.
Но что будет, если единой, точнее одной государственной идеологи нет? Если идеологический спор идет на самом высоком уровне? А в 1920-30-е годы в СССР и, соответственно, Красной Армии, ситуация была именно такая. Несмотря на то, что с виду была установлена монополия одной партии – ВКП(б)[2] с заявленной идеологией марксизмом, единой идеологии в стране не было. Что объяснимо. Маркс и Энгельс в своих трудах о том, что делать после того, как пролетариат возьмет власть, ничего вразумительного не написали. Мировая революция начинаться не хотела. Попытка экспорта революции в Польшу, а дальше в Германию в 1921-м году натолкнулась на польский национализм. Польские крестьяне и пролетарии категорически не хотели поворачивать штыки против своих угнетателей, зато твердо держали эти самые штыки против красных агрессоров. Вопрос что делать дальше, как внутри, так и вовне стоял во весь рост.
По крупному, дискуссия шла вокруг вопроса приостановиться и заняться собственной страной, либо продолжить дело мировой революции. Ответа не было. Вот что писал В.И. Ленин в своей известной статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы»:
«… возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств.»[3]
То есть он обосновал возможность победы революции в одной стране с последующим экспортом революции вплоть до применения военной силы. И те и другие оппоненты говорили, в общем, в соответствии со словами Ленина. Только одни, сплотившиеся вокруг Троцкого или как их стали называть, «троцкисты», выступали за скорейшее развитие революции, а другие, которых принято ассоциировать[4] со Сталиным, откладывали продолжение мировой революции и революционной войны в неопределенное будущее.
Таким образом, формировались две диаметрально противоположных по отношению к армии позиции. Одна предусматривала приоритет военного строительства, наступательную военную доктрину. Другая – развитие страны, подъем экономики, образования, культуры и военную доктрину оборонительную. Соответственно эти два направления транслировались в вооруженные силы.
Как по-вашему, какую позицию займет зародившаяся военная каста? Первая доктрина предполагает расширение армии, повышенные военные расходы, новые части, а значит, новые командные должности. Престиж, влияние. Затем новые походы, а значит, победы, награды, трофеи. Вторая – это сокращение армии, в лучшем случае – нерасширение.
Теперь, кем для этой касты были Троцкий и Сталин? Троцкий в гражданскую – наркомвоенмор, предреввоенсовета, создатель и вождь Красной Армии. Сталин в Гражданской войне участвовал, даже был эффективен, но с Троцким в части военной ему было равняться невозможно. Даже чисто внешне он был человек глубоко штатский, да еще и с видимым физическим дефектом – «сухоручка»[5].
А давайте поставим вопрос иначе: Кого поддержит военная каста в борьбе за власть? Опыт выступления против действующей власти многие из них уже получили в 1917-м и моральных барьеров не было. Хороший вопрос?
Таким образом, становится понятным, что идеологическая дискуссия в партии не была теоретическим вопросом. Это был вопрос власти и стратегии развития страны. Вопрос смертельно опасный как для отдельных людей, так и для страны в целом.
В этом ключе обретает свою логику версия о «Заговоре военных», который возглавлял выдвиженец Троцкого М.Н. Тухачевский и который был разоблачен в 1937-м. А также последовавшая за этим чистка в армии.
В заключение позволю себе вспомнить легенду. На одном из послевоенных юбилеев С.М. Буденного К.К. Рокоссовский громко и торжественно поблагодарил юбиляра по-польски. За что? По службе Буденный и Рокоссовский не пересекались.
Другая легенда гласит, что в 1940-м Сталин спросил Буденного:
— Рокоссовский – НАШ человек?
— НАШ.
Очевидно, что в переводе на общепонятный язык этот диалог должен звучать так:
— А не троцкист ли Роскоссовский?
— НЕТ.
Если это и легенды, то на правду они довольно похожи.
[1] Данные с ресурса http://www.sclj.ru/analytics/comment/detail.php?ELEMENT_ID=3640
[2] Последняя значительная партия-конкурент в РСФСР-СССР — Левые эсеры — после подавления восстания и внутреннего раскола в 1918-м году были либо разгромлены, либо ушли в подполье, либо вступили в РКП(б) – ВКП(б). Окончательно перестали существовать к середине 1930-х.
[3] «Социал-демократ» №44, август 1915, ПСС – т. 26.
[4] На самом деле говорить о Сталине в 1920-е как о крупной политической фигуре – преувеличение. Единолично против Троцкого он не выступал. Всегда в составе некой коалиции.
[5] Последствия травмы левой руки в детстве.