Непрерывно общаясь с потребителями природы, неожиданно захотелось систематизировать их на предмет — а она нужна хоть кому-нибудь - эта наша тайга, эта наша природа? Или она мастерская и утащить из нее — наша задача (цитата?). И чем больше человек из нее утащил, тем легче ему в жизни.
Систематизируем использователей природы по мере убывания от них вреда.
Законодатели увлечены природою и пресловутой экологией настолько, насколько имеют с этого. Печально, но это так — энтузиазм кончился с Советами и кончается с детством редкого нынче энтузиаста. Законодателя, максимум, интересует природа как доход, собственность (инвестиция) или среда для развлечений. Потому чистота природы будет интересовать их локально, пока он может ее себе выморочить. И если кто-нибудь затем на нее позариться. И ведь позарятся. Это нормально, поскольку человек кроме того что социален, еще и собственник. Говорят — генетически. А богатства конечны. Потому — беги, законодатель-собственник, скрывайся и таи, богатства и леса свои (опять цитата?).
Промышленность. Если отрасль имеет роман с недрами, она их качает. И на окружающее недра ей плевать. Настолько, насколько в договоре не прописаны цена ущерба и определенные действия. Или таковой ущерб природе контора может скрыть, перевести стрелки на прокладку, которая имеет возможность пропасть. Иным способом игнорировать природу и свою вину. Если это возможно, она (отрасль) это сделает. Поскольку — бабки теперь заменяют и ум и честь и совесть. Эпоха такая, знаете ли.
Лесозаготовители. Из промышленности их неплохо бы выделить, поскольку лес не недра, а ресурс возобновляемый. Но это еще и среда для жизни, а не только кубатура, пригодная для толчка за бугор. Примерно с нулевым балансом. Ранее лес традиционно брался в размере потребностей. Нынче другие потребности. И равнодушие этой братии к лесу объяснимо тем, что второго леса на месте вырубленного они уже не увидят. Жизнь человеческая короче жизни дерева дожившего до возраста рубок. И втрое короче жизни этого дерева, если через сукцессию. Лесники, для которых посадка и уход были работою, ушли в туман, впрочем, поговаривают, встречались лесники, которым все равно на лес был и при Советах.
Надзоры — или охрана природы (от людей) не призвана охранять, она призвана разделять тех, кому нельзя от тех, кому можно. С сожалением и это приходится констатировать. Такова новая (= старая) жизнь. И если среди "охраны" попадается энтузиаст, это быстро проходит. Поскольку ложность целей (охраны) они чувствуют лучше нас с вами...
Вахтовики. Среди них возможны варианты, но капитализм диктует. Не всяк в городе найдет приложение силам. Потому этим особенным людям и приходится совершать краткие набеги на живую природу ради продолжения своей жизни. Копать, сверлить, рубить. Конечно, города были придуманы не для того, чтобы продвинутые счастливцы получили полное удовольствие, а для того, чтобы увести из ограниченной природы лишних людей, чтобы тем комфортнее вымиралось. Но что-то пошло не так. Люди вернулись. Но уже равнодушными.
Убежденные горожане выбирают увлечение экологией, поскольку занятие это очевидное, если не вдаваться в ход эволюции, биологические законы, историю природопользования и в историческое взаимодействие — людей и популяций. Как только «экологи»-любители погрузятся в проблему, зоошиза проходит. Но зачем им погружаться? Удобнее на поверхности.
Турист — он приседает на ландшафт. А ландшафт - он не кормит, он тешит эстетические чувства. От эстетики, теоретически, можно отказаться, или найти иное место (или действие) для удовольствия. Потому что где-то далеко (от нашей тайги) есть океан, есть тропические острова, есть песок на пляже, есть фрукты падающие без усилий. Но чтобы это упало в руки избранным, все равно надо что-то вырубить, из га дить, потом толкнуть. Даже если тебя это не касается, и рубят другие.
Гламур. Стремясь исследовать все глубины нашего мира, издали взглянул на пугающий меня мир гламурок. Даже приближение к этой бездне вызвало оторопь. И повторять те эпитеты, которыми они награждают охоту не берусь. Поскольку терминология их уместнее у извозчиков. Аргументов справится с потоком эпитетов гламурок, при их дремлющем сознании, не бывает. Нет их и у меня. Почему пассажирки последние в ряду равнодушных — вреда от них нет, и их мир к природе относится настолько, насколько близки они к ней, не подозревая того.
Сельское х-во зависло на границах города, деревни и природы. Оно испокон отвоевывало участки у живой, дикой природы, вводило животных в культуру, чтобы накормить город. Концентрируя растения и животных на ограниченной площади, с/х гармонично вписывалось в ландшафт, становясь его частью. Тем выводило из леса лишнего добытчика — это основное его благо. Когда есть выбор — быстрый лось или привязанный бык в хлеву — явление работает. И благополучие дикой природы с/х беспокоит настолько, насколько с/х погружено в ресурсы дикой природы. Проще — если крестьянин ходит в лес бить соболя, грибы и ягоды брать, да травы собирать. Вокруг деревни. Затем привычка к оседлости оставляет дичать слабодоступный лес. А промышленное с/х делает промышленностью и с/х. Замыкая круг вреда.
Так почему природа и тайга волнует лишь охотника- рыбака — собирателя? Потому что если отрасль забирает некий ресурс, воспроизводящийся ежегодно, она этот ресурс и будет беречь и лелеять. Не по-обязанности, не за деньги, а по определению. Потому-то мы и остались одни тайги защитники. Оттого это и прискорбно.
