В 1982 году двое французских журналистов попытались найти Сида Барретта и взять у него интервью. Они позвонили в The Chelsea Cloisters Apartments, последнее известное место жительства Сида в Лондоне, но обнаружили, что после Барретта там осталась лишь сумка с грязной одеждой. Статья, опубликованная во французском журнале ACTUEL, рассказывает об истории их поисков и о встрече с Сидом Барреттом.
Впервые полный перевод этой статьи на английский язык, сделанный Жаком Гиртсом (Jaak Geerts), был опубликован на сайте sydbarrett.org. Вот как отзывается об этой статье создатель сайта Дайон Джонсон (Dion Johnson): "Хотя я конечно не согласен со многими вещами, написанными здесь о Сиде Барретте, (есть также много неверных фактов), я думаю, что эта статья исключительно интересна; во всяком случае, куда больше, чем те переделки, которые публикуются в последнее время. Особенно интересно упоминание Бернарда Уайта1, долгое время бывшего ведущим экспертом по Барретту".
Теперь вы можете прочитать эту статью по-русски.
Когда ему было двадцать лет, легендарный Сид Барретт основал Пинк Флойд. Потом он исчез; люди говорят, что он стал полным шизофреником. Куда он делся? Была выпущена "Стена", герой фильма весьма похож на него: взгляните на картинку.
Мы нашли настоящего Сида Барретта в Лондоне. И даже если человек был совершенным гением, у него никто не может отобрать право быть овощем в садике около кухни.
Ну дела! Надо дух перевести; я стою здесь, на середине улицы в пригороде Кембриджа с цветастой сумкой, набитой бельем, подмышкой.
Пара синих матросских вельветовых брюк, какая-то дурацкая пижама, пара белых носков и синий свитер – эту одежду Сид забыл в Лондоне, в квартире, из которой уехал месяц назад.
Я пытался найти след Барретта уже в течение нескольких дней, когда, наконец, попал в Лондонское агентство по недвижимости. Тамошняя девушка воскликнула:
- Мистер Барретт? Вы имеете в виду того ненормального парня? Который сидел взаперти целыми днями? Он уехал. У него какие-то проблемы со здоровьем; я думаю, он уехал в Кембридж, чтобы жить со своей матерью.
Девушка из агентства дала мне сумку с бельем. Какая неожиданная удача... Ни один журналист не смог подобраться к нему после 1971, не было сделано ни одной его фотографии. И вот совершенно случайно у меня теперь есть отличный предлог, чтобы с ним встретиться!
Но сейчас, здесь, в Кембридже моя радость поутихла. Я немного стыжусь своей хитрости и нервничаю, когда думаю о встрече с легендой рок-музыки, основателем Пинк Флойд, человеком, который так отличился на замечательном первом альбоме группы; с Барреттом, который, говорят, заперт внутри своей шизофрении, за точкой невозвращения. И сейчас, когда я оказался лицом к лицу с этой узкой улицей, с сотнями совершенно одинаковых домов, этакой злой карикатурой на Британский пригород, у меня тяжело на сердце.
Я завернул в аптеку, чтобы разузнать дорогу.
- Первая улица направо, сэр.
- А вы знаете миссис Барретт?
- Конечно, сэр. Она часто сюда заходит, чтобы купить медикаменты для своего бедного сына. У него проблемы с нервами, знаете ли. Я думаю, он принимает слишком много лекарств. Это ужасно, знаете ли.
- А он сам когда-нибудь выходит из дома?
- О да, частенько. Он ходит по магазинам, покупает что-то для матери. Он весьма приятный человек, хотя и не всегда был таким. Но сейчас он всем нравится.
Половина пятого. Я стою перед домом Барретта, и я здесь не один. Здесь еще юный хиппи, который ходит перед домом туда-сюда; в его руке – бутылка молока, в глазах – какое-то странное выражение. Он поглядывает, сомневаясь, украдкой. Его герой там, а он не знает, как к нему подобраться.
Я звоню в дверь.
Сид Барретт... кто помнит его? Несомненно, Роджер Уотерс, лидер Пинк Флойд. Он только что выпустил мрачный метафизический спектакль — фильма "Стена" по мотивам одноименного двойного концептуального альбома.
Молодой человек по имени Пинк играет в успешной рок-группе, он пребывает в депрессии после американского турне; и вообще, жизнь его угнетает. Вдобавок жена изменяет ему с активистом антивоенного движения. Пинк становится жертвой разрушительного метафизического кризиса, теряет контроль над собой, ломает мебель в комнате, сбривает все свои волосы; у него апокалипсические видения: он думает, что он Адольф Гитлер; под конец им полностью овладевает идея — построить стену. Короче, Пинк сходит с ума.
Эта патетическая роль – параноидальная проекция, сотворенная Роджером Уотерсом, "мозгом" Пинк Флойд, человеком, страдающим от острой мизантропии. Но это также, судя по очень точному совпадению деталей, и история Сида Барретта, основателя группы.
Неземной гений в двадцать — законченный шизофреник в двадцать два, возможно до конца жизни. В истории рока полно таких ослепительных, трагических судеб, как эта: Питер Грин, блестящий гитарист из Fleetwood Mac, дошедший до того, что несколько лет работал могильщиком; Роки Эриксон2, к которому больше никто не осмеливается приближаться; или Брайан Уилсон, великий композитор Beach Boys, практически впавший в детство. Не говоря уже о затяжных депрессиях Лу Рида и Игги Попа или самоубийствах, например, Иана Кертиса из Joy Division, самого мистического из всех. Однако, довольно этой романтической чепухи...
Сид Барретт остается самой таинственной из всех сгоревших звезд рок-музыки. Туман домыслов и слухов окутывает историю его жизни. Его влияние то и дело обнаруживается там, где никто не ожидает. В начальный период Sex Pistols Малкольм МакЛарен хотел, чтобы они стали психоделической группой и исполняли каверы на песни Сида.
Английский рок на самом деле никогда не оправился после внезапного исчезновения Барретта. Американская психоделия – кислотный рок – в общем, был простым ритм-н-блюзом, только более громким и безумным. Ранние Пинк Флойд завели Британскую психоделию гораздо дальше, куда-то между "Космической Одиссеей 2001" и Льюисом Кэрроллом, придали ей большую эмоциональную дерзость, более изощренную музыкальную форму и агонизирующе-нежный характер. Это было время, когда люди делали все, что только возможно, чтобы погрузиться в глубину самих себя. Боб Дилан во время одной пресс-конференции, галлюцинируя, двигал каких-то игрушечных кукол совершенно шизовым образом. Люди закидывались кислотой, словно хотели взорвать все границы, извлечь созидательную энергию из безумия, построить мосты между рисованием, рок-музыкой, архитектурой, кино и поэзией.
- Мне нечего вам сказать.
- Вы имеете в виду, что потеряли всякую связь с ним? Вы им больше не интересуетесь?
- Да, это так.
Еще пара звонков – без толку. За последние десять лет было много разных слухов. Сид в психиатрической больнице. Вовсе нет! Он живет совсем один в Лондоне, в гостинице Хилтон, на самом верхнем этаже, в номере-люкс, который группа сняла для него до конца жизни. Нет, нет, не так — он переехал к своей матери в Кембридж, никогда не выходит из дома, живет в подвале и выращивает там грибы...
Я думаю, нам повезло. Накануне нашего отъезда в Лондон в New Musical Express появилась небольшая заметка о переиздании фанзина "Terrapin", выпускавшегося "Обществом почитателей Сида Барретта".
Бернард Уайт, редактор фанзина, ответил по телефону ровным официальным голосом: "Я не дам ни во что себя вовлечь, прежде чем не узнаю, кто вы такие. Вы должны понять, что в прошлом пресса слишком часто плохо о нем отзывалась. И я хочу знать, каковы ваши намерения". Мы приняли тест.
Уайт живет совсем один в крохотной комнатке в Хэмпстеде, "артистическом" и мирном районе северного Лондона. Все стены комнаты завешаны коллекционными психоделическими постерами, на расшатанном комоде под каким-то индийским покрывалом стоит огромный деревянный сундук, в нем Уайт хранит все фанзины, которые он копировал за свой счет, а также различные документы, касающиеся Сида Барретта. С ключом от сундука Уайт не расстается никогда. Под стеклом – одна из ранних фотографий Пинк Флойд с взъерошенным Сидом Барреттом, похожим на этакого современного Артура Рембо. Совершенно очевидно, что мы находимся в святилище.
Самому Уайту на вид около тридцати, выглядит он странно. Он низкорослый, болезненный, с прической, как у космонавта, у него потное рукопожатие, и он ужасно неуклюжий и стеснительный. Уже десять лет, как он посвятил свою жизнь Сиду Барретту. В обычной жизни он продавец пластинок, сейчас безработный.
Он сообщает нам: "Вы должны будете представить этого человека, как художника". Это будет лейтмотивом всей нашей беседы. Встревоженный ложью и непристойностями, которые публиковались о Барретте в прессе, например, что он ест траву и мажет себе голову сметаной, Уайт обосновывает свою настойчивость: "Я пытаюсь защитить его".
Он показывает нам свои редкости: VHS-копию рекламного видео для "Scarecrow", одной из ранних песен Пинк Флойд. И еще большую редкость: другой фильм, который словно переносит нас в эпоху братьев Люмьер, снятый на восьмимиллиметровую камеру другом Барретта в Кембридже, когда тому было семнадцать. Теперь пришло время послушать неизданные песни: "Opel", "Birdy Hop" и "Word Song".
Наша познавательная встреча подходит к кульминации. Уайт приносит два огромных переплета заполненных газетными вырезками.
"Я наиболее компетентный эксперт по Сиду Барретту, — объясняет Уайт. — Я могу понять его. Так же, как и его, меня называли сумасшедшим. Я провел один год в психиатрической клинике и шесть лет я заперт в этой комнате". Что-то есть жутковатое в этом святилище. Мы представляем, как Уайт совсем один зимней ночью, уставившись в пустоту, снова и снова слушает измученный голос Барретта, повторяющий хрупкие и бесстрастные стихи, один за другим.
Наконец Уайт показывает картинку, грубовато нарисованную цветными карандашами. На ней повсюду яркие линии, что-то наподобие неумелого сплетения геометрических чертежей. Картинка подписана: "Роджер Барретт 1979". Роджер Барретт — настоящее имя Сида. Он хочет, чтобы сейчас его называли именно так — сообщает нам Уайт.
Культ Барретта никогда не прекращался. В районе 1974 все еще хотели вернуть его к творческой деятельности. Джимми Пейдж посылал кого-то, чтобы выяснить, как идут дела. Дэвид Боуи, который только что записал свою версию "See Emily Play", пытался снова затащить его в студию. У Ино была та же идея. Но все без толку.
А сейчас мы видим здесь эти письма, практически все они написаны очень молодыми людьми со всех концов Англии.
1966 год. Лондонцы с удовольствием окунулись в психоделию, импортируемую из Сан-Франциско, они глотают огромное количество ЛСД. Трое других участников Пинк Флойд — Роджер Уотерс, Ник Мэйсон и Рик Райт — встретились за год до того в колледже на Реджент Стрит, где они изучали архитектуру. Барретт прибыл в Лондон из Кембриджа учиться рисованию в художественном колледже. Ему девятнадцать, и он, по-видимому, куда ближе к "сексу, наркотикам и рок-н-роллу", чем трое его коллег, которых он сперва называл "не очень возбудимыми людьми". Конечно, Барретт был первым из них, кто принял кислоту.
Один из первых настоящих концертов Пинк Флойд состоялся в начале 1966 на одном из экспериментальных вечеров. На таких мероприятиях эксцентричные музыканты, поэты или просто ненормальные по очереди выступали на сцене. Термин "перформанс" уже вошел в обиход.
Рок-журналист Ник Кент вспоминает выступление Пинк Флойд в конце 1966, еще до того, как была выпущена их дебютная пластинка.
"У них абсолютно не было никакой квалификации, но их выделяло то, что они были хиппи. Они играли то же самое, что и другие группы того времени: классические ритм-н-блюзовые песни, например, "Louie Louie" и "Road Runner". Но они кое-что читали о Западном побережье и психоделии. И вместо того, чтобы играть двухминутные версии этих песен, они растягивали их на десять, дополняя импровизацией, диссонансами и всяческими новаторствами".
Тут настал момент, когда судьбе было угодно явить себя в виде Питера Джиннера и Эндрю Кинга. Джиннер был профессором социологии, а Кинг — безработным инженером-электронщиком. Они основали независимую компанию с целью вывести андеграундное звучание в массы. Они совершенно ничего не знали о рок-музыке, но им повезло, и они инстинктивно ухватились за группу века.
Сперва они выбрали The Velvet Underground, однако их опередил Энди Уорхол. Комично, но именно это заставило Джиннера обратиться к Пинк Флойд. Он принялся уверять их, что они "могут стать больше, чем Битлз". Те были удивлены, но настроены скептически. Для Уотерса, Мэйсона и Райта группа была чем-то вроде хобби, в отличие от Барретта, который воспринимал свою музыку очень серьезно. Джиннер отвел его в сторонку и сказал: "Почему бы тебе не начать писать свои песни?"
Итак, Сид начал писать как раз в тот момент, когда в группе появились мысли о распаде: Уотерс и двое других участников собирались вернуться к своей архитектурной учебе. Это была эпоха, когда Битлз и Стоунз впервые проявили себя "художественно": альбомами "Revolver" и "Between The Buttons" соответственно. На Западном побережье появились два шедевра психоделического рока: "5th Dimension" группы The Byrds и первый альбом Love. Эти четыре пластинки Барретт крутил постоянно.
Песни, которые писал Барретт, и которые группа запишет несколько месяцев спустя, в большой степени связаны с темами, витавшими в воздухе в то время: мистицизм, И-Цзин, научная фантастика и особенно Британский мир фэнтези Толкиена — эльфы, гномы и волшебники.
Начало 1967, Пинк Флойд попадают в большой бизнес. Национальная пресса открыла андеграундную культуру, и все закрутилось. Группа заключает пластиночный контракт, совершает тур по стране, выпускает сорокопятку, записывает альбом, едет на гастроли в Америку — смерч, длившийся шесть месяцев, чистое безумие, во время которого что-то случилось с Сидом Барреттом.
В июне 1967 группа появляется на телевидении представить "See Emily Play", свой первый хит. Барретт щеголяет в наряде поп-зведы: атласная рубашка, цветастые брюки. На второе шоу он явился небритым и одетым в драную одежду. На третье пришел одетым прилично, но когда настало время эфира, оказалось, что он опять переоделся в лохмотья.
В октябре, когда у них были гастроли по Штатам, на телевизионном выступлении Барретт отказался открывать рот в соответствии с фонограммой. Во время интервью для передачи "Шоу Пэта Буна" он вообще молчал и пялился на ведущего, словно смотрел сквозь него. Менеджеры предпочли отменить остаток гастролей, чтобы избежать риска самоубийства.
Падение приближалось.
Все, кто был близок к группе в то время, согласны: что-то невнятное почти осязаемо появилось во взгляде Барретта. Джо Бойд, продюсер их первой сорокопятки, не встречавшийся с группой пару месяцев, почувствовал это практически сразу же:
"Была одна вещь, которую я постоянно замечал в Сиде — озорной огонек в его глазах. Теперь он совершенно исчез. Как будто кто-то задернул занавеску. Nobody home".
Ник Кент вспоминает один из последних концертов, которые Флойд сыграли вместе с Барреттом: "Было очевидно, что группа больше не может функционировать. Барретт стоял совершенно один в глубине сцены, он даже не пытался настроить гитару. Хотя выглядел он потрясающе: длинные волосы, призрачное лицо, черный грим вокруг глаз... На этой огромной сцене казалось, что он физически отделен от остальной группы... А когда он совсем перестал соображать, один роуди догадался выключить звук его гитары".
Ник Кент лучше, чем кто-либо другой знает, что происходило дальше. В 1974 он провел первое большое исследование случая Барретта. Иллюстрацией к его статье в New Musical Express была фотография Сида в возрасте девятнадцати лет со штампом "cancelled" ("отменен") на ней.
Ник Кент, надо сказать, сам по себе тот еще случай. Его самоотверженную преданность рок-н-роллу и ураганный юмор пытались копировать тысячу раз — безуспешно. Он первый рок-журналист, который давал автографы. Высокий и тщедушный, со взглядом рептилии, одетый с неподражаемым бродяжьим шиком, Кент может говорить о Барретте, как одержимый. Мы забираемся в маленькую каморку для прослушивания музыки, которая предоставлена ему в офисе его журнала, и Кент пускается в монолог длиной больше часа, загипнотизированный предметом, уставившись в пустоту.
"Когда я работал над своей статьей, я переслушал как минимум три сотни историй о Сиде Барретте. Одна из самых распространенных — о том, как он жил с парочкой "Сумасшедший Джок и Сумасшедшая Сью", которые каждое утро добавляли кислоту ему в кофе. Таким образом, у него был один большой трип, длившийся два или три месяца. А он даже не знал об этом".
После того, как его выгнали из Пинк Флойд, Барретт бросил в океан свое последнее послание в бутылке: он выпустил два сумбурных, ни на что не похожих альбома. На них, как это можно услышать, он нерешительно сражается со своими собственными демонами, его голос бредовый и испуганный. Это классика андеграунда, два бриллианта, где можно услышать стенания, обращенные к остальным участникам Пинк Флойд.
Есть еще мифический третий альбом. Питер Джиннер, первый менеджер Флойд, присутствовал на сессии звукозаписи в конце 1974 или начале 1975.
"Это было очень болезненно, потому что нечто все еще было внутри него, но у меня такое впечатление, что он просто не хотел сложить вместе части этого "нечто". В перерывах между дублями он мог просто выйти из студии и исчезнуть. Звукорежиссер говорил мне: "Если он выходит и поворачивает направо, то он вернется; если налево, то сегодня мы его уже не увидим". Он ни разу не ошибся".
Эти записи существуют, и надо ли говорить, что они есть у Бернарда Уайта. Они представляют собой бессистемные гитарные соло, которые должны были стать основами для песен, так никогда и не спетых Барреттом. Скорее всего, он написал и тексты для них. Их отпечатали на машинке и принесли ему, а он вообразил, что его требуют за это заплатить. Так далеко дело еще никогда не заходило.
За пару лет до этого Сид Барретт жил в одной квартире с художником по имени Дагги Филдз. Комнату Сида можно увидеть на обложке его первого альбома The Madcap Laughs: паркет раскрашен оранжевым и синим, на лицевой стороне конверта — ослепительный Сид, черный грим вокруг глаз; на обороте — фотография обнаженной женщины...
Давайте поговорим с Дагги Филдзом. Художник все еще живет в той же самой квартире, в Earl’s Court, одном из фантастических районов Лондона. Обстановка уже не та: стены увешаны огромными картинами контрастных цветов. Кругом чистота, и сам Дагги — не исключение. Он одет в красное, волосы зачесаны назад, небольшая прядь спереди. Сида Барретта здесь давно нет. Дагги описывает комнату Сида в те дни:
"На полу был матрас, грязный ковер, картины, которые он рисовал, проигрыватель и несколько пластинок: его собственные и какой-то блюз, гитара, И-Цзин и сооружение из проволоки и бумаги, свисающее с потолка. Вот так это выглядело.
Он раскрасил паркет, не помыв его и не передвинув мебель. Окурки, спички, собачья шерсть — все оказалось замурованным в краску. Окна, затянутые мешковиной, больше невозможно было открыть. Смрад в комнате был просто невыносим. Я ждал случая, когда он выйдет, чтобы прибраться там, но он почти никогда не выходил".
- А что он делал целыми днями?
- Он мог целыми днями оставаться в постели. И никто не мог предугадать, когда он, наконец, встанет.
В квартире всегда было полно людей. А также мандракса и ЛСД. Какие-то девушки пытались достучаться до Сида, барабанили ему в дверь, рыдали...
"У него была подруга, но это не помогало. Однажды он открыл дверь и вышвырнул ее в другую комнату, как какую-то старую сумку, без единого слова. Мне все чаще и чаще приходилось их разнимать".
Был только один способ проникнуть к нему в комнату: принести ему мандракс, одну из немногих вещей, которые его еще интересовали.
"Надо было постоянно все проверять после того, как он заходил на кухню. Однажды я увидел, что коридор весь в дыму. Он жарил какие-то чипсы, а потом, когда все масло испарилось, сковородка стала плавиться, загорелись занавески. А Сид выключил огонь и спокойно вернулся в свою комнату, ничего не сказав.
У него был старый Кадиллак с откидной крышей и однажды он просто отдал его какому-то парню, которого встретил на улице... совершенно незнакомому. Иногда я видел, что он весь в крови. Он разломал дверь шкафчика на кухне, потому что не мог ее открыть".
Наконец Дагги не смог больше все это выносить и съехал.
Сид пригласил двух других людей пожить с ним. Потом вдруг передумал: он решил, что хочет вернуться к своей семье, поправить здоровье, жениться на своей подруге, стать доктором...
Девушка поехала с ним, но ее хватило ненадолго. Вскоре она устала от его заскоков.
Однажды, когда его мать пришла домой, она увидела, что все кругом разгромлено. Сид расколотил всю мебель, телевизор, посуду. Сам он лежал на полу без движения. Вскоре прибыла "скорая помощь". Он проведет несколько лет в психиатрической клинике.3
Что же с ним происходит сейчас? Уже несколько лет ничего не было слышно. И вот я близок к тому, чтобы приоткрыть часть этой тайны при помощи странного и забавного волшебного ключа — сумки с одеждой.
В агентстве недвижимости не знали его адрес, но они дали нам номер телефона его сестры.
Я спросил, как у него дела...
- Он был очень болен. Ему делали операцию брюшной полости. И потом, он все еще "не в себе".
- А чем он сейчас занимается?
- Да ничем особенно. Живет отшельником с нашей матерью. Знаете, он очень болен. Я думаю, это врожденное. С ним все кончено.
- Но это наверно трудно для вашей матери!
- Да, бремя для нее, если еще учесть ее возраст. Но она — мать. Он живет сейчас мирной жизнью и никого не хочет видеть. Он даже не узнает своих друзей из Лондона. Знаете, то время, которое он провел в Лондоне, не принесло ему ничего хорошего. Я думаю, что сейчас он счастлив, насколько это для него возможно.
И вот, наконец, я стою перед этим кембриджским домом, стараюсь унять смущение и жду, когда кто-нибудь отопрет дверь.
Не открывают. Я снова позвонил, толкнул дверь, и она открылась сама. В маленьком саду старая леди обрезает кусты роз. В конце коридора появилась тень и медленно двинулась ко мне.
- Я привез вам вот это. Я думаю, это ваши вещи.
- О, да! Из Челси!4 Да...
Он очень уставший и постаревший человек. У него очень короткие волосы, небольшие залысины на висках. Он выглядит осунувшимся, у него стеклянный взгляд, руки болтаются. Он отощал, у него дряблая кожа. Его мать не слышала, как я пришел, и потому она все еще остается в глубине сада. Время от времени он украдкой поглядывает на нее.
- Я пытался связаться с вами. Я приехал в Челси, и они мне там сказали, что у них есть сумка с вашими вещами, и что вы сейчас живете с вашей матерью.
- Спасибо вам большое! Я вам что-нибудь должен? Вы им заплатили?
- Нет-нет, все в порядке! Чем вы сейчас занимаетесь? Рисуете?
- Нет... Мне недавно сделали операцию, так, ничего серьезного. Я думал вернуться обратно. Но придется подождать. Сейчас на железной дороге забастовка.
- Но она уже кончилась пару недель назад...
- А, ну хорошо! Спасибо...
- А что вы делаете в своей лондонской квартире? Вы сейчас играете на гитаре?
- Нет... нет. Я смотрю телевизор, вот и все...
- Вам не хочется больше играть?
- Нет. Не очень. Мне не хватает времени для многих вещей. Мне надо найти квартиру в Лондоне. Но это не просто. Придется подождать...
Он то и дело посматривает на сумку с одеждой, крутит ее в руках. Он улыбается.
- Никогда не думал, что получу это обратно. Знал, что не смогу им написать. Не мог себя заставить пойти и забрать... Садиться в поезд и все такое... Но... Да... Я им даже не писал... Мама говорила мне, что позвонит им из офиса... Спасибо вам, в общем...
Он постоянно пытается закончить разговор, смотрит в сторону сада, где находится его мать.
- Вы помните Дагги?
- Э... Да... Я его с тех пор не видел... Я ни с кем не встречался в Лондоне.
- Все ваши друзья передают привет.
- А... Спасибо... Очень мило...
Он говорит и реагирует точно так же, как и другие люди из тех, кого я знал, которые подвергались психиатрическому лечению. Ждать — вот что стало его главным занятием, а телевизор помогает скоротать время.
- Я могу вас сфотографировать?
- Да, конечно.
Он улыбается, напрягается, застегивает пуговицы воротника.
- Ладно, достаточно. Меня это утомляет... Спасибо вам.
Он смотрит на дерево перед домом. Я не знаю, что еще сказать.
- Красивое дерево.
- Да, но не сейчас... Его недавно обрезали... Мне оно нравилось...
Со стороны дома слышится голос его матери:
- Роджер! Иди выпей чашку чая и поздоровайся с моими друзьями!
Роджер Барретт снова смотрит на меня, уже готовый идти:
- Так... Ладно... Может, мы снова встретимся в Лондоне... До свидания...
- Да, скоро увидимся... До свидания...
Я на улице, снова прохожу мимо сумасшедшего хиппи. Он прислонился к стене дома, прячется за газетой. Я чувствую себя невероятно изможденным.
Вот и конец. Так оно все и было.
Но где мне искать объяснение или оправдание такому опустошению? Как разрушилась эта жизнь?
Теории в изобилии.
Кто-то упоминал о некой Оззи, фанатке, которая полгода назад приехала повидать Барретта и подарить ему его портрет, ею же нарисованный. Она обещала написать кое-что и свое обещание сдержала.
"Сид Барретт — не сумасшедший. Я не думаю, что он шизофреник. Я уверена, что он полностью контролирует свой разум и использует его так, как ему хочется. Разумеется, он не похож на всех тех, кого я когда-либо встречала, но в нем нет ничего ненормального, он не зомби и не жертва кислоты. Просто он отдыхает от человечества, от того, что он считает совершенно бесполезным. Он находится на абсолютно другом духовном уровне. Трудно сказать, счастлив он или нет. Но я полностью уверена, что он выстроил свой мир так, как хотел. Он исключил все лишнее и живет внутри своего разума".
Если верить Уайту, редактору фанзина, "он мог бы стать гуру, и люди съезжались бы со всего мира, чтобы посмотреть на него". Конечно. Но почему он не стремился к этому? Почему он вообще ни к чему не стремился? Барретт отказался от карьеры и не стал поп-звездой. Но, несмотря на это, в течение нескольких лет, когда он упоминал Пинк Флойд, он говорил о них — "моя группа". И тем временем он замкнулся в своем состоянии неопределенности, не мог решиться ни на что. Почему?
Все, кто знал его тогда, едины во мнении: в Кембридже Сид Барретт был жизнерадостным, блестящим, общительным молодым человеком. Сторм Торгерсон (сейчас он в Hipgnosis, дизайнерском агентстве, специализирующемся на оформлении конвертов пластинок) был в те дни его лучшим другом. Вот его взгляд:
"Люди сделали Сида центром культа, который вышел из-под его контроля. Он совершал путешествие внутрь себя и осмеливался на музыкальные эксперименты, за которыми остальные участники группы не могли угнаться. После Ричмонда5 (кофе с кислотой) он уже не был прежним человеком. Но ничего этого бы не случилось, если бы он не был к этому предрасположен... У Сида абсолютно не было самодисциплины. Он потерял отца в очень раннем возрасте, а мать воспитывала его чересчур мягко".
Когда ему было девятнадцать, он, как и многие его кембриджские друзья того времени, страстно интересовался индийским мистицизмом. Он пытался стать последователем гуру, который прибыл из северной Индии, и обучал мистическому учению "Сант Мат". Но его обращение не было принято, гуру отверг его, потому что Сид был слишком молод. Сторм Торгерсон: "Это был еще один отец, который повернулся к нему спиной".
Роджер Барретт был самым младшим ребенком в семье из восьми человек. Ник Кент: "Его мать всегда считала, что ее сын — гений. Она приучила его любить мир фантазии. Дейв Гилмор, который из Пинк Флойд, думает, что все началось именно тогда. Надо ли говорить, что миссис Барретт всегда отказывалась принять тот факт, что ее сын не совсем нормален".
Значит, это было скорее медленной эрозией, чем цепной реакцией. И источник ее, так сказать — производственный дефект. А грандиозность успеха Пинк Флойд вместе с излишествами той эпохи, в конце концов, лишили эту хрупкую конструкцию того лучшего, что в ней было.
"Есть люди, которые прошли по кислотному пути и умудрились уцелеть", — говорит Ник Кент.
Самое интригующее в Сиде Барретте то, что он сам преуспел в диагностике той каталепсии, которая овладела им. В тексте "Jugband Blues", единственной песни его авторства со второго альбома Пинк Флойд (A Saucerful Of Secrets), песни, включенной группой в альбом из милосердия, уже присутствует замогильное эхо:
It's awfully considerate of you to think of me here
And I'm most obliged to you for making it clear
That I'm not here
...
And I'm wondering who could be writing this song
Ужасно любезно с вашей стороны считать, что я здесь
И я очень вам благодарен за то, что вы прояснили,
Что меня здесь нет
...
И хотел бы я знать, кто мог написать эту песню
Два его сольных альбома — это два отчета о бесчувственности, созданные человеком, который уже "пояснил, что его здесь нет". "Когда Барретт жил в подвале дома своей матери в Кембридже, у него был аквариум. Его пластинки для меня совершенно такие же: в них нет никаких эмоций. Они плавают, и они совершенно безумны. В этом есть что-то очень английское. Как Льюис Кэрролл".
Барретт — это миф Англии, настолько же серьезный, насколько и легкомысленный; Англии чепухи и всех тех экстравагантных маленьких клубов. Точный аналог французского романтического безумца, болезненного, с руками как решето от уколов, ставшего жертвой собственного неорганизованного гения.
Даже Бернард Уайт, со всем его религиозным трепетом и уважением, признает, что в его личности есть определенная доля юмора. И даже несмотря на то, что история жизни Барретта грустна, в ней нет ничего темного или зловещего. Нужно признать, что он в большой степени сам определял свой путь.
Ник Кент вспоминает: "Когда я исследовал случай Барретта, то обнаружил, что он похож на "Chinatown". Это классическая тема, которую использовал Дэшил Хамметт6: сыщик, частный детектив, который хотел докопаться до самой сути вещей. Это настолько овладело им, что, в конце концов, оно взрывается прямо ему в лицо. Вы пытаетесь понять, что происходит в голове человека — вы пытаетесь логически приблизиться к тому, что напрочь лишено логики".
Осталось спросить одного человека. Того, кто никогда не знал Сида Барретта? На удачу, интуитивно. Рональд Лэинг, измученный пророк "анти-психиатрии", утверждает, что сумасшествие — не "душевное заболевание", но скорее путешествие внутри себя, во время которого происходит обретение личности. Путешествие, нужда в котором появляется в результате глупости и замаскированного насилия, присутствующих в семье. Путешествие, которое прерывается психиатрическим вмешательством и становится, таким образом, непрерывным циклом бессмысленных блужданий. Лирические и тягостные книги Лэинга были написаны во времена триумфа психоделии. А сейчас Лэинг тоже исчез...
Голос по телефону, его секретарша или жена:
"Нет, мистер Лэинг не разговаривает с журналистами. Но вы можете записаться на прием, заплатить 25 фунтов за получасовой визит, как и любой другой пациент. Вот таким образом".
Юная леди с босыми ногами проводит меня к нему в кабинет и оставляет одного.
Входит Лэинг. Он съеживается в кресле, избегает моего взгляда. Я рассказываю ему историю Барретта. Он дремлет в кресле, закрыв глаза. Затем начинает что-то медленно бормотать с шотландским акцентом, понять его довольно трудно.
"Я... я... я думаю, что встречал его один или два раза на каких-то вечеринках в то время. Он напоминает мне Артура Рембо, Маркузе, Ницше, проживших до тридцати со всей своей страстью, мечтой, гением и блеском. Был еще Маяковский, который покончил с собой, оставив предсмертную записку: "Любовная лодка разбилась о быт"7. Вы чувствуете себя запрограммированными, автоматизированными, вас сдавливают условности, но вот вы принимаете кислоту и вдруг видите танец Шивы и массу других подобных вещей... Но нет ничего, что помогло бы видящему выразить эти видения. Люди покупают то, что он делает, и думают о нем как о товаре. Он думает, что может обрести любовь и понимание, всего-то. Потом раз за разом песни получаются более и более пустыми. И все становится ничем".
Лэинг говорит так, словно сам прошел через это. "Наконец энергия иссякает. Видения прекращаются, оставив после себя чисто вымытый пол. Единственное, что можно делать — сидеть и ничего не делать. Или играть на сцене одну единственную ноту. Но это совершенно не имеет смысла. Тот, кто слушает ее, слушатель, думает, что эта нота — просто шум, "блям" вместо гитарного аккорда". Лэинг забирается поглубже в кресло — и в прошлое, в свои старые концепции. Потом внезапно заканчивает свою монотонную речь. "Все вокруг становится безобразным — и больше, и больше — безобразным. Потом мысли поворачиваются в другую сторону, альтернативный путь — самоубийство. То была всего лишь передышка, и начинается: "Я устал от всего этого, я ухожу, спасибо!" Много людей из его поколения просто говорили: "Вот и все, пока!" Или: "Вы хотите видеть мое тело? Вот оно"".
Потом, после длинной паузы:
- Сколько ему сейчас?
- Тридцать шесть.
- Да! Никогда не знаешь точно. Может в нем еще пробудится гений.
Я показываю ему фотографии. Он их внимательно рассматривает.
- За ним нужен уход. Это... грустная история. Но никогда не знаешь точно. В конце концов, физически он не сломался, он уцелел. Это может снова дать ему надежду. Но мы ничего не можем сделать для него... уже ничего.
Тем же вечером в лондонском клубе "Нотр-Дам" мы хотели встретиться с Дейвом Гилмором, заменившим Сида в Пинк Флойд. Он приходит туда каждый четверг послушать записи 60-х. Гилмор сидит в углу комнаты с несколькими друзьями. Они все выглядят постаревшими или, во всяком случае, старомодными...
"Сид Барретт? У меня нет времени, чтобы говорить о нем. Ваша статья о нем, скорее всего, будет последней. Это не романтично. Это грустная история. Теперь она закончена".
Примечания переводчика:
1 — На sydbarrett.org ему посвящена отдельная страница.
2 — Из 13th Floor Elevators, американской группы 60-х.
3 — Очень сомнительное утверждение. По этому поводу: "Барретт быстро поправился и, к удивлению, вновь проявился его интерес к музыке." Это событие произошло в ~73-74 г. Вообще не понятно, зачем на этом надо было заострять внимание. Далее в статье отсутствует большой кусок биографии, не упоминаются куда более значительные, имхо, факты.
4 — Челси-Клойстерз (The Chelsea Cloisters Apartments) — многоквартирный дом в Лондоне, в котором Барретт жил c середины 70-х.
5 — Ричмонд-хилл — там Барретт поселился в начале 1968.
6 — Хамметт Дэшил (Hammett, Dashiell) (1894-1961), американский писатель. Новатор в криминальном жанре.
