Памяти владыки Петра (Лосева) Столпа веры и истины.
Дали Преображенские.
Полуденное солнце первой декады ноября калит голову. Неизбывная вонь азиатского базара разлита среди двух-трехэтажных сундуков арабского жилья. За видимой границей города расстилается широкая долина выжженной солнцем желто-серой полупустыни. Сам город прижат к горной гряде бестолково растыканными бетонными бункерами-домами, между которыми разбегаются запутанные, закрученные улицы, ведущие в никуда. Жизнью Назарета управляет синедрион коммунистических арабов и поэтому пустое занятие здесь искать чистых библейских источников, земли, молока и меда, веселых еврейских девушек в красно-сине-зеленом, собравшихся с кувшинами у колодцев. Назарет сегодня это полумертвый город, где нет ничего, все ушло и ничего не будет! Полный аналог хмурого Молотова пятидесятых.
Выход из долины Назарета запирает Фаворская гора. Гора Преображения, небесного света, апостольской веры.
Евангелисты ничего не говорят о самой горе, и мы не будем, укажем только на совершенство ее форм и мягкость линий. За 2 тысячи лет солнце выжгло на горе всю жизнь, всю растительность, оставив ее голой и плешивой. Ни о каких кущах сегодня не могло быть и речи. Остается только бить шурфы под землянки.
Августовское утро Преображения бодрит. Воздух наполнен влагой обильной рос тучных лугов. Непроходимый клевер, дикие злаки, листья полевой клубники переплелись в зрелой полевой силе. По не кошенной широкой луговине разбросаны одиночные елки и сосны, кусты клена и черемухи, в мокроватой тени ельника набирает зрелую красноту красавица калина. Дорога, луга, перелески полого опускаются в двухсотметровый каньон, образовавшийся из залива древнего Пермского моря. Могучей зеленой тушей в речную долину юного Юмыша вползает Бабинская гора (420 м), со дна долины она вырастает еще на 200 м и предстает настоящей всамделишной Уральской горой. Болотистую луговину прорезает упорная и напористая речонка, вбирающая в себя множество шумливых ключей и ручейков.
Солнечное утро освежает и веселит хмурые гнезда беспоповцев по-кержацки разбросанные по увалам в складках долины. От Богородска становища «древлей» веры по сути начинается мой путь к Белой горе. Трехчасовой путь от дома и до Богородска в зачет не идет. За 20 лет периодических походов к монастырю выявлены и исследованы 3 маршрута.
Первый по бывшей УЖД леспромхоза через старое заводское село Анинское. Это самый длинный и скучный путь (примерно 75-80 км в один конец) Бесконечно унылые вырубки, прокисшие болота и озера, молчаливые и разрушенные станции. Через село Бизяр второе направление. Дорога лесная, соединяющая многие километры заброшенных покосов и варварских вырубок. Расстояние 65 км. Опасность в любую минуту вывихнуть или сломать себе ногу вознаграждается чудными видами. Лесные заросли до горизонта, провалы глубоченных оврагов с небольшими речушками в болотных берегах. На самой границе горизонта виден главный собор монастыря размером со спичечный коробок, он призывно отсвечивает золотым куполом. Бесконечен полет взгляда над этим зеленым океаном леса и глубокими морщинами горных перевалов.
Мой путь сегодня через Богородск, Зеленовку и Бым, примерно 52-55 в одно направление. Пройдя Богородск ориентируюсь на линию электропередачи. Выбираюсь на болотистую луговину, затянутую высокорослыми по пояс перезрелыми травами. Речонка глубоко прорезала дно долины, в кристально чистой воде мельтешат пескари и вездесущие гольяны. В небе Преображения два взрослых журавля готовят к перелету двух молодых. Протяжно пропевая поучения. Идти весело разнообразно, интересно, но нет ни дороги, ни тропки и ничего кроме компаса не указывает дорогу к Храму.
Затолкан, затиснут в самый дальний угол туристического коридора возле храма Успения Богородицы в Иерусалиме. Движется бесконечная плотная азиатская толпа (китайцы?) Нет ни сил, ни возможности вырваться из этой ловушки. Маленькая европейского вида старушка-ровесница бьется как муха о стекло об чугунное тело этой орды. В глазах ужас схваченного зверька, да и приступ клаустрофобии на подходе. Вдруг вижу что-то похожее на просвет в этом человеческом фарше. Хватаю старушонку под мышку и выволакиваю себя и ее на более-менее свободное место «скузи, сеньор, скузи» Ну вот и дотрюхал до сеньора. Для уроженца Крохалевского барака весьма утешно. Почти случайно отыскал флажок нашего чичероне (экскурсовода) И через труднопереносимый одесско-говорящий суржик узнал, что в этом храме покоится Иосиф Обручник и прочие члены тогдашнего политбюро. Держим в плотных колоннах путь далее и на склоне горы видим родные до боли (без преувеличения) золотые маковки церкви Марии Магдалины. Любимый старорусский стиль, белые стены, кокошники и наличники, будто вчера эта церковка прибыла в Палестину из Чердыни или Соликамска. Вокруг церкви тишина, нет толп и вавилонской толкотни. Дорогие мои земляки, архимандрит Антонин Капустин (там и умер сердяга) и Д.Д.Смышляев создатели и устроители всего этого чуда на земле Израиля. (Тогда Порты) И нашлось человеческое ничтожество, недобитый троцкист, который обменял эту сказку на несколько бочек апельсинов. Крыма ему было мало, так и эту святую землю запродал, и кому?
Юмышок резко вильнул в густой, сильный столетний сосняк. Разлился светлой лужицей по песчаному плитняку и зажурчал успокоено в бобровые пруды и плотины. Стометровый крутой подъем в колоннах сосняка прерывается в нескольких местах рядами ржавой колючей проволоки. Еще рывок и на вершине горы ввиду задумчивого озерка в окружении молодых сосен натыкаемся на брошенную казарму и массивную крышку жерла ракетного колодца. Мирная тишина, бор, звонкий предосенний просвист синицы и в этом ласковом покое угнездился воплощенный ад, вечное стремление человека уничтожать себе подобных. (Все это было лет 10-12 назад.) Сейчас скорее всего нет ни сосняка, ни крышки от колодца.
Елеонская гора с нахлобученным на ее маковку университетом мормонов (но эти то тут от куда?) круто спускается к Гефсимании. Несколько рядов чахлых деревьев (оливковых?) И над эти садом остатки храма с утвержденной над ним святыней победившего ислама (мечеть Аль-Акса) В небольшом отдалении прибывают жуткие бетонные трущобы арабского жилья.
Русский глаз привычный к бесконечным горизонтам и широким пространствам мечется в этом замкнутом мирке. Трудно поверить, что на этом клочке земли и произошло то, что должно было изменить человека и его мир. Древним людям были предъявлены такие законы бытия, такие правила, которые и сегодня человек не желает принимать и признавать. Предпринятая богочеловеком попытка что-то изменить в жесткой разрушительной сути человека должна была закончиться тем, чем она и закончилась. Предложенные Христом правила прямо противоречили и противоречат по сей день всей звериной природе человека. Уж это одно указывает на то, что эти правила были даны совсем-совсем не от человека!
От Зеленовки потянулись ухоженные поля местного хозяйства (самые северные на земле черноземы) Дорога укатана, утрамбована комбайнами и тракторами. Над полем стоит сладкий дух свежеобмолоченного хлеба. Совсем недавно все мы были крестьянской нацией и не знаю как для кого, а для меня нет картины слаще, чем вид крестьянской заботы и труда. Главные акторы и идеологи большевизма в своих хедерах и иешивах евангельские тексты не изучали, им была неведома небесная связь Бога и хлеба. Отменили ненавистного им Русского Бога и в стране начались беспрерывные палаческие голодовки. Вспомнил мой народ о Боге и снова появился хлеб и сытость. Брякнуть фразу о том, что человек выше сытости мог только тот, кто никогда по-настоящему (по-советски) не голодал. Моим дедам и родителям такая глупость никогда не пришла бы в голову.
Начинается крутой спуск с высокого плоскогорья в широкую низкую долину села Бым.
Село за последние годы подтянулось, украсилось, окрепло. Как любое жило на Урале село хвалится своим прудом. Обширное зеркало достаточно свежей воды, береговые заросли, легкий запах застойной воды.
Этот запах всюду в окрестностях Галилейского моря. Серо-голубой цвет водоема (где там бутылочный цвет по Бунину?) расположенного в болотно-низменных берегах. Берега эти закрыты беспрерывно тянущейся тамошней Усть-Качкой. Признать в нынешней Магдале скромный поселок Евангельских рыбаков нет никакой возможности при всем богатстве воображения. Только на крайнем севере Тивериады в районе Голландских высот там, где греческая церковь с розовыми куполами берег пустынен. Можно даже представить себе озерный пейзаж времен рыбаков-апостолов. Ниже Генисаретского озера еврейский колхоз (кибуц) взял на аккордный подряд берег Иордана (речонка типа Ягошихи) и запрудил его. Устроил купальни, запустил в пруд мускусных уток и рыбу типа черного амура. Вид все это имеет добротной колхозной самодеятельности. В купальнях неистовствуют в шумных радениях какие-то уж совсем экзотические американские хлысты. Поддатые украинцы в белых балахонах саженками меряют этот тухловатый водоем. Пермский зоопарк 60х годов с нерпами в бассейне по-видимому служил достойным примером для оборотистых колхозников Иудеи. Торговля вином и медом, бирками о посещении этого аттракциона идет бойко. Туристов море. Хозяева «мают свой скромный гешефт и кусочек булочки с маслом» Да я забыл, забыл! Все это позиционируется как место крещения Господа нашего и спасителя. Улыбнешься грустно пожмешь плечами и осознаешь, что этот веселый балаган как нельзя лучше характеризует страну пребывания.
Миновав Бым снова углубился в ухоженные поля и к вечеру подошел к основанию Белой Горы. Гора окружена болотистым еловым лесом, мокрые овраги густо заросли таволгой, крапивой, осокой и камышом. Здесь же находится вполне годная изба, правда без окон и дверей, но с чистым полом и крепкой крышей. У порога шумит веселый ключик с вкусной водой. Спальник на пол, горячий чай и попытка сна. Возмущенный непрошенным вторжением туземец в виде большого ежа два раза за ночь являлся с разборками. Пыхтел, фыркал, стучал когтями и каждый раз вылетал в окно, чтобы через короткое время вновь явиться для продолжения дискуссии. В начале пятого утра начал штурм храмовой горы. Миновал ручьи и болота и в первом же перелеске наскочил на стадо молодых кабанов. Спасибо их мамаше, что где-то шлялась и по-современному не занималась детьми, а то туговато бы мне пришлось. Молодая свинка выскочила почти на меня, по девичьи взвизгнула и бросилась в кусты увлекая за собой сестер и братьев. Шум, хруст, топотня. Заадреналиненный таким сретеньем на одном дыхании взлетел к собору. Над куполом храма огромная золотая луна, купол и стены собора напоены ее мягким светом. На площади собора ранние паломники уже возносят свои молитвы Господу. Тишина, легкий горный воздух, молитвенный покой. Помолился за здоровье близких, помянул и поплакал о дорогих ушедших. Остался путь от Белой Горы до старого заводского села Анненское. Идти следует по столбам ЛЭП, расстояние 18 км. Имеется что-то типа тракторной колеи, но что-то уж очень типа. Через каждые 200-250 метров мой путь пересекают медвежьи следы разного размера и свежести. Проспавший мои движение лось, суматошным грохотом перевернулся в кустах. Обычно это расстояние преодолеваю за 5 с половиной часов, но реальная возможность радостной встречи с нашим пермяцким тотемом подгоняет и через 4:30 вижу башню ретранслятора. Поход завершен. Что-то будет через год. Будут ли силы для похода? Буду ли?
