Сегодня после очень длительной командировки приехал муж. По этому поводу его любимая – а главное, любящая – тёща приготовила плов. Это одно из её фирменных блюд, которое всегда сопровождается словами «ой, что-то такая ерунда получилась! Наверное, недосолила/пересолила/недоварила/передержала».
«Ерунда» всегда съедается практически моментально, после чего мужчины блаженно жмурятся, а я обречённо лезу на весы, чтобы внутренне порыдать. Но отказаться от маминого плова – свыше моих сил.
- К чаю что купить?
- Мам, ничего не надо, пожалуйста! Только плов!
- И салат из помидор, да?
- Ну ладно *вздох*, и салат из помидор. Но больше ничего не надо!
- Ой, ну и всё тогда. Будете один плов есть! У меня больше ничего нет!
- И не надо! Плова достаточно!
- А у меня и нет ничего! *мстительно*. Только борщ ещё. И сало копчёное *интригующе* очень вкусное.
- Мам!
- Ой, ну всё, всё! Орёшь ещё…
В итоге, конечно, и сало тоже. Так что на весы не полезу, ну их совсем…
Засидевшись за пловом, мы не заметили, как вечер пролетел. И уже собираясь уходить, я вдруг вспомнила:
- А что это у нас сегодня Вениамин Карлович не появлялся?!
И прямо кожей ощутила, как из-под кресла в меня полетели флюиды отчаяния:
- Таюжма-а-а-ать!
Маман всегда радуется когда мы приходим, радуется нашему хорошему аппетиту, но более всего – что в это время Веничек, обыкновенно голосящий с утра до вечера и требующий пристального внимания и курочки, судорожно молчит. У него сразу отпадает всякая нужда, в том числе и большая, аппетит тоже пропадает. Равно как и желание жить и вообще как-то функционировать.
Моё ласковое «Ве-е-е-еничек!» воспринимает как «задушу, скотина, хвост оторву!» Поэтому хвост он оберегает особенно тщательно: садится на него верхом и плотно прижимает к объёмистому брюху.
На днях мы с маман обсуждали детские высказывания о любви (ей подружки часто присылают в мессенджер всякую фигню такого рода), и она потом задумчиво сказала:
- Веня меня, наверное, любит всё-таки. Вот я наору на него, стукну даже! А он всё равно на руки лезет и обнимается.
В этой фразе меня особо умиляют слова «стукну даже». Я видела, как она его стукает. Если бы Веник перед этим не накосячил (и он знает, что накосячил), то «стукание» вполне бы сошло за усиленное поглаживание. Но так как действо сопровождается суровыми выкриками в его адрес и словами «скотина такая!», то Веник соображает, что надо сделать покаянную морду или даже испуганно посеменить хотя бы пару метров. При сильном косяке можно даже пробежать подальше и сделать вид, что прячешься под ванной. И там уснуть.
А вот когда приходим мы, то Веничек весь подбирается и семени уже споро и без остановок на передохнуть. Пока не досеменит до кресла и не запятит за него свой обширный тыл. Там уже можно упасть.
Раньше я удивлялась, почему Веня стойко проводит за креслом всё то время, пока мы находимся у мамы. Ведь можно же затопотать под ванну или в кухню – и там спокойно и в комфорте дрыхнуть в ожидании окончания нашего визита.
Но потом я поняла! Веник просто считает, что врага нужно держать в поле зрения! Мало ли что! Вдруг я захочу утырить серебряную ложечку. Или ту страшную лохматую собаку, которую Веник в припадке ярости изволит драть задней ножкой.
Поэтому, конечно, Веник бдит. Одним свирепым глазом он буквально прожигает в нас дырки. Иногда меняет дислокацию и прожигает нас другим глазом с другой стороны кресла. Наверное, глаз устаёт.
Серафима всё это время показательно лежит на подоконнике, на диване или ходит, задрав хвост, мимо стола. Демонстрирует моральную устойчивость и превосходство над всякими трусоватыми жирдяями (зачёркнуто) толстопузыми (зачёркнуто) пушистиками.
Или смотрит телевизор.
Сима страстно любит смотреть телевизор. Приоритет отдаёт спортивным каналам и политическим шоу с мордобитиями. Видимо, предпочитает динамические передачи. С отцом они живо интересуются биатлоном. Наверняка всех выдающихся биатлонистов Серафима знает в лицо. Бобслей тоже хорошо идёт.
С маман смотрит всяких… пардон, я даже не знаю, кто кому сейчас на Первом бьёт морду. Был когда-то то ли Соловьёв, то ли Киселёв: я их не различаю в упор, и мне иногда кажется, что это одна и та же личность. Надо у Симы спросить, она в курсе наверняка.
Передачи про взаимоотношения мужчин и женщин, а также сопливые сериалы Сима отвергает. Глядя на неё, и мама переключилась на детективы. Они понятнее.
Вообще же, Серафима – дама скрытная и необщительная. Пять лет, проведённых в доме маман не сделали её ни доверчивее, ни ласковее. Такая, самапосебешная кошка. Идеальное существо, беззвучное и бесконфликтное. Веника это, понятное дело, не касается, но обычно он сам виноват: нечего тут!
Впрочем…
- Представляешь! – рассказала давеча мама. – Собираюсь в магазин, надо обуться, а на пуфике Сима спит! А я без пуфика не могу, мне сесть надо. Я Симу снимаю, сажусь, обуваюсь…
Сима садится перед обувающейся хозяйкой и презрительно-обвиняющим взглядом смотрит ей в лицо, не мигая. Даёт понять, что, вообще-то, она первая пуфик заняла, и хозяйка, мягко говоря, не права. Надо бы извиниться…
Но хозяйка презрительных кошачьих взглядов не понимает и продолжает сидеть!
- Так она запрыгнула позади меня на пуфик, я думала, ляжет на оставшемся месте. Нет! Она аккуратно пристроилась, я оборачиваюсь – а она рот открыла и зубы примащивает, чтобы меня укусить! Неторопливо так, с толком! Представляешь?!
Я ржу в голос, представляя интеллигентную Симу, буквально заставляющую себя укусить хозяйку за попу. В голове звучит голос Рины Зелёной в роли миссис Хадсон: «Пошёл вон, бандит!»
- Ну что ты смеёшься?! – возмущается мама. – Вот Веник никогда себе не позволяет такого!
- А за пятку он тебя кусал?!
- Ну… за пятку. Это когда я его не кормлю долго!
- Часа два, да?
- Да ну тебя!
Так что да, Веник – никогда!
Зато стоит нам выйти в прихожую и начать обуваться, Веник понимает, что угроза миновала и уже буквально через пять минут можно приступать к выходному концерту. Торжественно и с нескрываемой радостью провожает Веничек незваных гостей.
