Через несколько дней после этой странной истории с кошкой шехзаде медленно направлялся в покои матери. Он очень старался вести себя величественно, но с трудом удерживался от того, чтобы забыв о приличиях, ворваться к ней. И все потому, что получил письмо, из которого следовало — отец тяжело болен и дни его сочтены. Ибо ему с каждым днем требуется все больше и больше опиума, дабы не чувствовать постоянной боли. А приняв зелье, и вовсе теряет рассудок... Нельзя сказать, что сильно обрадовался — к родителю, который одновременно был правящим султаном, относился с большим уважением. Но и не огорчился. Жить в постоянном напряжении и страхе за свою жизнь очень утомляло.
Словом, Сулейман шел к матери, желая обсудить ситуацию. Кто лучше валиде подскажет, как следует поступить? Быть может, следует седлать коня и нестись к отцу, а быть может лучше оставаться в Манисе и терпеливо ждать развития событий. И вдруг услышал легкий девичий смех. Он замер — показалось, что по полу рассыпались хрусталики, настолько заразительно смеялась незнакомка. Мгновенно позабыв о своих заботах, шехзаде безумно захотел увидеть обладательницу веселого смеха. Подав знак сопровождающим его бостанджи, остановился. В конце концов, пять минут погоды не сделают.
Рядом с большой комнатой, где днем отдыхали наложницы, находилось небольшое тайное помещение. О нем знали только евнухи, которые тайно наблюдали за девушками. Главный евнух гарема Гусейн-ага как-то показал его своему господину и взял слово, что он никогда и никому об это не расскажет. Под этим «никогда» и «никому» прежде всего подразумевалась матушка. Узнай родительница об этой вольности, наверняка, бы рассердилась. Сулейман бы получил выговор, ну а Гусейн-ага и вовсе бы оказался в опале. Молодой шехзаде никогда туда не заглядывал, хотя порой очень хотелось самому выбрать себе наложницу для хальвета в обход матери.
Сейчас впервые не сдержался. Уж больно захотелось узнать, кто осмелился так весело смеяться в гареме, где всегда царила тишина. Он осторожно открыл скрытую дверь и подошел к решетчатому окошку, прелесть которого заключалась в том, что из него можно видеть весь небольшой зал, а самого видно не будет. Буквально сразу взор остановился на девушке, в том что смеялась именно она, сомнений не имелось. Улыбка все еще не сошла с ее пухлых розовых губок.
Затаив дыхание, Сулейман наблюдал за незнакомкой, которая о чем-то оживленно разговаривала с очень серьезной, если не сказать надутой наложницей. Если память не изменяет, ее, как и мать звали Айше, и девушка очень гордилась тем, что носит такое же имя, как султанша. Эта наложница была турчанка по происхождению. Родители сами привели ее несколько лет назад в гарем к шехзаде в надежде, что она станет кадын-баши.
Но очередь до нее никак не доходила, уж больно девица была спесива и не нравилась евнухам. Вот и скучала хатун в одиночестве. В принципе, переживать ей особо не стоило — еще два-три года поживет и можно будет выдать замуж за кого-нибудь из знатных вельмож. Тот с преогромным удовольствием приведет себе в дом черноокую красавицу — кто же откажется иметь рядом с собой умную и образованную женщину, пусть и несколько надменную.
Меж тем новенькая вновь рассмеялась. Видимо, ее что-то очень развеселило и она никак не могла успокоиться. Девушка вскинула голову, Сулейман готов был поклясться — смотрит прямо на него. Хотя этого не могло быть — решетка была настолько искусно заделана, что обнаружить ее человеку несведущему не представлялось возможным.
Однако их глаза встретились и он ахнул. Ибо никогда не видел таких зеленых очей. Казалась, вся зелень весенней травы собралась в этом взоре. Судя по наряду, она была удивительной мастерицей. Ибо длинная белая рубаха вся была вышита зелеными кленовыми листьями, которые так хорошо подчеркивали цвет ее глаз. А белоснежные шаровары говорили о том, что большая аккуратистка. В принципе, в гареме грязнуль просто быть не могло. Но одежда у этой буквально сияла белизной, от которой слепило глаза. Ему сразу на память пришли пушистые белые снега, которые довелось видеть во время зимней охоты в горах…
Лучи солнца осветили девушку и тут Сулейман вновь изумился. Ибо незнакомка оказалась такой же рыжей, словно та кошка, что на днях повстречалась ему на строительстве мечети. В дневном свете ее волосы горели золотом и казалось отражаются на стенах выложенной изразцами комнаты.
— Вот и не верь после этого в совпадения! — мелькнуло в голове у молодого шехзаде. Теперь он думал только об одном — как сделать, чтобы эта девушка, похожая на дивный цветок, оказалась ночью в его покоях. Привыкший скрывать свои чувства, он не представлял, как сообщить об этом строгой матушке.
На помощь пришел верный Гусейн-ага, который терпеливо поджидал него на выходе.
— Только вчера эту рабыню перевели из джарийе в уста, — с поклоном пояснил тот, —— очень старательная девочка.
— Я это уже понял, — буркнул Сулейман. Ему стало неудобно за свое любопытство, поэтому покраснел от злости и продолжил свой путь. Он специально долго общался с матерью, обсуждая план в случае быстрой кончины правителя, в надежде, что забудет об этом странном свидании. Но о чем бы говорил с родительницей, мысленно вновь и вновь возвращался к незнакомке. Но не станешь же обсуждать эту тему с евнухом. Впрочем, ее ни с кем не будешь обсуждать, даже с любимым Ибрагимом.
Публикация по теме: Меч Османа. Часть 19
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке