Известная русская поэтесса Вера Полозкова ездит в Индию уже много лет и частенько проводит там по несколько месяцев. Ее с очаровательным сынишкой можно часто встретить в гоанской деревне Арамболь. В последнее время Вера предпочитает останавливаться в Гокарне.
У нее много прекрасных стихов, но для русскоязычных гоанцев ее цикл, посвященный Индии, - это настоящий гимн.
Человек на пляже играет при свете факела,
и летающая тарелка между его колен
начинает дышать, звуча.
И дреды его танцуют в такт его пальцам, и все огню подставляют лица,
так его музыка горяча.
А еще перекресток, — машины, коровы, байки, — и рядом крест и алтарь,
и там, в алтаре, свеча.
И как Костя чудесно жмурится, хохоча.
И дорога до Арамболя чуть выше дужки его очков,
и волос, что ветер свивает кольцами, и плеча.
Моя Индия открывается без ключа.
Кто беднее не допускающих перемен,
состоящих из дат, мест жительства и имён?
Всякий раб медицинской, кредитной, визитной карты,
всякий пронумерован и заклеймён.
Всякий заживет, только если выплатит ипотеку,
а ты, — если ты умён, —
Уже понял, что кроме тех, что сейчас, у тебя не было и не будет
лучших времён.
Завтра в это время я буду стоять на сцене,
во многих тысячах километров отсюда,
где теперь медленная среда:
Спят собаки между шезлонгами в два ряда,
мертвого краба вылизывает вода,
А там будет мама, Рыжая,
Дзе, наверно, придет туда,
Я взойду и скажу им, как я боялась вернуться, да,
Обнаружить через неделю, как выцветают в тебе индийские сари, дети,
рассветы, шуточки, города,
как не остается от них ни камушка, ни следа, —
Только ведь моя Индия из меня не денется никуда.
Моя Индия не закончится никогда.
«Я могла бы жить здесь, и тут полно тех, кто в один прекрасный день не вернулся и с тех пор ни разу не пожалел об этом; у того, чтобы остаться в Индии или проводить здесь по пять месяцев в году, есть несколько веских причин, кроме очевидных - климата и дешевизны..
Здесь примерно в сотню раз легче дышится! Чтобы быть эффективным в Москве, быть услышанным, быть понятым правильно, надо каждый день преодолевать такое адово сопротивление среды, что не остается сил ни на что больше; ты должен ежеминутно отбиваться последовательно от ханжей, невежд, любящих давать советы, хамов, идиотов с высокопарностями и многоточиями, корифеев, стремящихся умыть всё молодое борзое поколение в твоём лице; ты виноват уже фактом того, что проснулся и смеешь вякать что-то с места. Смотрят сначала в документы, потом на то, что выпадает в гугле под твоей фамилией, и только потом на тебя..
А тут все знают, что ты улыбчив, что любишь обедать в ресторанчике по соседству, носишь беспорядок на голове. Если ты въехал случайно в задницу водиле, резко затормозившему на повороте, он выйдет и станет хохотать, стуча себя ладонями по коленям, глядя на то, как ты скачешь вокруг своего скутера, а не схватит тебя за шиворот и не примется бить о капот, как частенько бывает в Москве.
Тут нормально, что машины царапаются, одежда изнашивается и мнётся, дерево ветшает, люди полнеют, стареют или ошибаются - тут никто не делает при этом такого лица, словно до тебя этого никто не позволял себе и ты один во всем виноват. Тут все проще раз в семьдесят: не нравится - не бери, не успеваешь - не страшно, не хочешь за руль - оставайся..
И категория времени принципиально иная. Если быть спокойным, включенным, открытым и никуда при этом не торопиться - в сутки укладывается недели в среднем полторы; мне тяжелее мерить, потому что моя работа заключается в том, чтобы думать и делать выводы. Так вот, за три недели здесь обработано информации больше, чем за последние полгода минимум..»
В. Полозкова
