По статистике, 80 процентов всех пчел в России содержится именно в личных подсобных хозяйствах
В самый разгар финансового кризиса 1998 года в Госдуме горячо обсуждали законопроект «О пчеловодстве»: почему действующие законы о сельскохозяйственной деятельности пчеловодам малопригодны, в чем отличие коровы от пчелы и как гоняться за роями? Народ, следя за этими дебатами по телевизору, потешался: доллар подорожал в три раза, а они – про пчел!
Текст: Алексей Макеев, фото автора
Отечественные законодатели неравнодушны к пчеловодству с древности: еще в «Русской Правде» князя Ярослава Мудрого несколько статей посвящено бортничеству. Правда, продукты пчеловодства в те времена имели значение, несравнимое с нынешним: мед и воск издревле были одной из главных статей экспорта на Руси. Сохранились сведения, что и в XVI веке на рынках Гамбурга среди товаров из России мед уступал только мехам и льну. В 1775 году «бортевые и пчельные угодья» в очередной раз появляются в законодательном акте: Екатерина Великая повелела освободить всех «пчеляков» от любых «сборов». А за несколько лет до того наука впервые коснулась этой важнейшей отрасли народного хозяйства: исследования проводил первый «природный русский» член-корреспондент Петербургской академии наук Петр Иванович Рычков.
БОРТЬ, КОЛОДА И КУРИЦА
В конце 1760-х годов Рычков изъездил нынешние центральные области России, Южный Урал, Среднее и Нижнее Поволжье, изучал устройство ульев и пасек, работу «пчеляков», записывал их личные наблюдения и приметы – собирал, как говорится, фактический материал. В те времена еще не существовало привычных сейчас рамочных ульев. Пчел держали в бортях – дуплах деревьев естественного или рукотворного происхождения; а также в колодах – отдельно стоящих коротких спилах стволов с пчелиными гнездами внутри. Вскрывали такой улей редко – слишком уж болезненным был этот процесс для пчел и пчеловода. Для понимания того, что происходило в гнезде, пользовались всякими ухищрениями. Весной, например, протыкали тонкой палочкой соты в нескольких местах – проверяли, достаточно ли осталось меда. В случае необходимости подкармливали пчел: из краюхи хлеба извлекали мякоть, заливали туда мед и клали в улей.
О биологии пчелиной семьи бортники тех времен имели туманные представления. Никто, например, не мог объяснить Рычкову, как пчелы спариваются. И очень удивлялись, когда ученый пересказывал им статью европейского исследователя, утверждавшего, что только матка является биологически полноценной самкой и только она спаривается с трутнями. У «пчеляков» тех времен просматриваются некоторые догадки о «летней» и «зимней» пчеле. Дело в том, что у пчел существует очень строгая зависимость между активной работой и продолжительностью жизни. Летом, когда нагрузки максимальны – сбор пыльцы, нектара, прополиса, воды, – пчела живет чуть более месяца. А во время зимовки, когда фактически никакой серьезной работой не занимается, остается физиологически молодой – 7–8 месяцев.
Забавно читать разные поверья «пчеляков», которые Рычков воспринимал, за неимением исследований, вполне всерьез. В Арзамасе, к примеру, гонялись за роями, стуча что есть силы в косы и сковороды – уверены были, что от такого шума пчелы спускаются ниже. Один татарин рассказывал, что лечит ослабшие пчелосемьи курятиной. Потрошит курицу и ставит ее на вилке в улей – пчелы обгладывают мясо и выздоравливают. Не раз ученому приходилось слышать, что пчелы не прочь подкормиться падалью, которую они тоже «в мед переделывают». А в Симбирской губернии с пасеки в 200 ульев вдруг исчезли все пчелы. «Ворожей» предсказал «пчелякам», что они вернутся. И действительно, через две недели пчелы вернулись – «окровавленные». Еще через неделю кровь из ульев исчезла, и соты наполнились медом. Решили, что пчелы летали в соседний край на массовый падеж скота, повысасывали из коров нужные соки и таким образом принесли много меда. Позднее Рычков у себя в деревне проводил эксперименты на тему «пчел и мяса». Как учил татарин, поставил в улей курицу на вилке. Пчелы сторонились туши, пока она не испортилась, затем обглодали ее до костей. Но запаха не стерпел и сам ученый. Не доведя эксперимент до конца, он выкинул курицу из улья вон.
Рычков приводит редкие статистические данные о продуктивности бортевого пчеловодства. С обычной пчелиной семьи собирают 8–12 килограммов меда в год, с плохой – 4 килограмма, редкая сильная семья дает до 16 килограммов. Для сравнения: сейчас в центральной полосе России с хорошей пчелиной семьи собирают 50 килограммов меда, не так уж редки случаи, когда семья дает 70–80 килограммов меда. В этом смысле борть рамочному улью не конкурент. Уже давно колоды и борти стали редкостью – их можно увидеть в подсобных хозяйствах любителей старины и в некоторых заповедниках. Общедоступные для обозрения колоды с пчелами стоят в Москве, на учебно-опытной пасеке Тимирязевской сельскохозяйственной академии.
«ПРОРОЧЕСТВО ЭЙНШТЕЙНА»
Пасечная улица в Северном округе Москвы – мир совсем нестоличный, какой-то своеобразный, учебно-деревенский. С одной стороны улица граничит с большим лесопарком, с другой – тянутся старые застекленные теплицы, покосившиеся деревянные домики, сельскохозяйственные строения, сады, огороды, учебные здания… Неподалеку – пчелиная пасека. Появилась она здесь в 1868-м – спустя три года после основания сельскохозяйственной академии (тогда она называлась Петровской). На пасеке есть несколько старых колод. Одна из них – с живущими пчелами – стоит прямо у входа на кафедру пчеловодства.
Заведующий кафедрой Альфир Габдуллович Маннапов встретил меня радостной новостью: в 2021 году Международный конгресс по пчеловодству пройдет в России. «В последний раз такого рода мероприятие проводилось у нас в 1971 году, – говорит он. – И это в стране с такими богатыми пчеловодческими традициями! В России сегодня содержится около 4 миллионов пчелосемей – это второе место в мире. Собственно, благодаря полувековому юбилею последнего конгресса в Москве нашим представителям и удалось добиться права проведения этого крупнейшего форума пчеловодов».
Актуальных проблем для обсуждения на конгрессе хватает: болезни пчел, эпидемии, влияние современных методов ведения сельского хозяйства, сохранение традиционных пород пчел... И все это – очень серьезные темы.
Вот, например, варроато́з – болезнь, являющаяся одной из главных проблем пчеловодов. А также – пугающий пример того, к чему может привести глобализация. Клещ варроа жил себе тысячи лет на пчелах в одной только Индии. И вот за каких-то полстолетия он завоевал весь мир. Теперь всякая пасека в Евразии, Африке, Северной и Южной Америке по умолчанию считается зараженной в той или иной степени этим клещом. В наши дни варроатоз появился и в Австралии – последнем континенте, считавшемся огражденным от болезни. В России клещ варроа впервые был зафиксирован в 1954 году в Приморье, в 1976-м он добрался до Башкирии и за последующие двадцать лет заполонил всю Европу. Альфир Габдуллович говорит, что свободные от варроатоза пасеки он встречал только в глубинах Сибири у староверов.
«Синдром разрушения пчелиных семей», или «коллапс», – явление новое и пока малоизученное, впервые описанное в научной литературе в 2006 году. Наблюдается в основном в Европе и США. Пчелы просто погибают всей семьей или бросают ульи, разлетевшись неизвестно куда. Альфир Маннапов считает причиной коллапса пестициды класса неоникотиноидов. В Европе сейчас почти все подобные пестициды использовать запрещено – видимо, проводились исследования, доказавшие их губительное влияние на флору и фауну. А уже произведенные тысячи тонн неоникотиноидов продали в Россию. «В 2014 году к нам обратились пчеловоды из Владимирской области, – рассказывает Альфир Габдуллович. – У них на пасеке за вторую половину лета вымерли почти все пчелы – около 300 семей. Выяснилось, что рядом с пасекой выращивался рапс с применением неоникотиноидов. Конечно, в таких случаях вымиранию пчел способствуют и болезни – тот же клещ варроа, который высасывает гемолимфу, лишая пчел жизненных сил. А что будет, если пчелы исчезнут? В пчеловодческих кругах любят приводить высказывание, якобы принадлежащее Альберту Эйнштейну: «Если на Земле исчезнут пчелы, то через четыре года исчезнет и человек. Не будет пчел – не будет опыления, не будет растений, не будет животных, не будет человека». На самом деле великий ученый ничего такого никогда не писал, но в этом есть некоторое разумное зерно».
АБОРИГЕНЫ И МЕТИСЫ
Восстановление среднерусской породы пчел – тема, которой Маннапов посвятил много лет исследований. Еще 35 лет назад этот подвид медоносной пчелы был почти единственным в Центральной России. С 1980-х годов сюда стали активно завозить южные породы – прежде всего кавказскую и карпатскую. В итоге сейчас в центральных областях России вся пчела метизирована. «Отсюда и плохая зимовка пчел, – уверен Альфир Габдуллович. – У среднерусской пчелы пищеварительная система устроена так, что позволяет выдерживать зимовку в 7–9 месяцев. Это особенно важно во время холодных затяжных зим. В 1978–1979 годах в средней полосе мороз стоял ниже 50 градусов. В башкирском заповеднике среднерусские пчелы перезимовали нормально, а 50–60 процентов метизированных пчелосемей погибло.
Кроме того, традиционная для центральных и северных земель пчела ориентирована на основной взяток – короткий период медосбора, как правило, две недели в начале июля. В южных краях принцип основного взятка отсутствует. А если говорить о взятке с липы, среднерусская пчела не знает себе равных: при благоприятных условиях за две недели сильная семья собирает мед и себе на зимовку, и пчеловоду в количестве 60–80 килограммов.
Диастазное число – один из основных показателей качества меда, показывающий его насыщенность пчелиными ферментами, – у среднерусской породы традиционно закрепилось высокое. Конечно, этот показатель зависит и от медоносов – цветов, с которых пчелы собирают нектар. А также от свежести меда. Однажды в Башкирии мы скачали свежий липовый мед, собранный среднерусской пчелой. Определили диастазное число – получилось 65–70 единиц Готе. Показатель невероятный. По российскому ГОСТу полноценным медом считается продукт с диастазой не менее 7 единиц – в меде с южных пасек этот показатель часто составляет 7–10 единиц. Мы оформили патент на уникальный мед, а через три месяца снова исследовали диастазную активность – получились обычные для башкирского липового меда 18–25 единиц. Нужно сказать, что липовый мед из Центральной России – особое богатство. На европейских выставках рубежа XIX–XX веков он неоднократно занимал призовые места. Несмотря на неконкурентоспособную упаковку – порой мед представляли просто в деревянной тарелке, – дегустационная комиссия признавала наш липовый мед лучшим по вкусу, аромату и всем другим свойствам».
«АНГЕЛЫ» И «БУЯНЫ»
Конечно, липовый мед – это прекрасно, но его успешно собирает не только среднерусская пчела. И лично мне очень понятно, почему в наших краях пчеловоды предпочли среднерусской пчеле «карпатско-кавказскую» – у самого имеется маленькая пасека. Все просто: среднерусская пчела – злобная, карпатка – миролюбивая. С последней многие и без перчаток работают. Даже изъятие меда – если это делать в правильное время – у карпатки не вызывает особого гнева. А среднерусская может гоняться за пчеловодом, не давать ему скачивать мед, жалить всякого, кто попадется ей на пути. По статистике, 80 процентов всех пчел в России содержится именно в личных подсобных хозяйствах. Совсем разные вещи для семьи в деревне – сесть возле улья без маски, разглядывать в свое удовольствие жизнь ползающих по летку тружениц, прилетающих с нектаром и цветочной обножкой; или бояться подойти к улью ближе, чем на 10 метров, потому что пчелы жалят просто за излишнее любопытство. Конечно, агрессивной может оказаться любая метизированная пчела. Поэтому для многих пчеловодов нет среднерусской, карпатской, кавказской и каких-либо других пчел. Как говорит мой учитель пчеловождения, существуют два рода пчел: «ангелы» и «буяны». Появились «буяны» – меняй им матку на «ангела», и через месяц-другой семья подобреет. У промышленного пчеловодства и ученых, понятно, подход иной. Но и на пасеке Тимирязевской академии среднерусских пчел нет – исключительно карпатка.
«Среднерусская пчела стала злобной только в прошлом веке, – считает Альфир Маннапов. – Тот же Рычков нигде не отмечает, чтобы пчелы башкир, татар, пермяков – это уж точно среднерусская порода – отличались злобностью. Пишет, что пчельники надевали лицевые сетки, только когда забирали мед. Может быть, пчелы стали злобными из-за появившихся болезней? Или от того, что их пересадили в культурные рамочные ульи, проигнорировав важные естественные природные составляющие гнездовых построек? До сих пор остались невостребованными изолированные улочки, регистрируемые в гнездах семей, живущих в бортях, колодах и дуплах деревьев. При наличии изолированных улочек пчелы способны сами регулировать воздухообмен в гнезде. Этот момент до сих пор является белым пятном в биологии содержания и разведения пчел.
Долгое время я проводил исследования в государственном природном заповеднике «Шульган-Таш» в Башкирии, где среднерусская пчела по-прежнему живет в бортях. Действительно, пчелы там менее агрессивны. Наблюдал, как медведи залезают к диким пчелам. Медведь сует лапу в дупло – первые пчелы вылетают, его не жалят. Только когда медведь начинает ломать соты, пчелы на него набрасываются».
ДЕЛО В РАМКЕ
«Пятнадцать лет мы исследовали в башкирском заповеднике пчелиные семьи, – продолжает Альфир Габдуллович. – Распиливали борти, колоды, дикие дупла, пытаясь понять, в чем рамочный улей принципиально расходится с естественным пчелиным гнездом. Установили следующее: в природе пчелы создают изолированные улочки между сотами, тогда как в современном улье между сотами – сквозное движение воздуха во всех четырех направлениях. В природном гнезде продукты жизнедеятельности и углекислый газ скапливается между сотами в виде биоконденсата. Этот момент очень важен для создания микроклимата гнезда и профилактики болезней пчелиной семьи. В изолированных улочках пчелы могут быстро увеличивать концентрацию углекислого газа, который в гнезде постоянно за счет тяжести опускается вниз, выполняя санирующую функцию – обеззараживает улей, расплод и пчел от всех паразитов.
Использующиеся сейчас повсеместно «рамки Гофмана» в боковой части имеют сужение, что создает большой зазор между сотами. Это особенно критично в зоне выращивания расплода. Чтобы изолировать эти промежутки, пчелы их обсиживают. Получается, что 75–80 процентов семьи вынуждено работать на поддержание микроклимата гнезда. Мало того что это неэффективно – это вызывает чрезмерное физиологическое изнашивание пчел, что, возможно, и делает их агрессивными. В бортях и колодах регуляцию микроклимата обеспечивают не более 35 процентов пчелосемьи. Выход простой: закрыть промежутки между рамками – так, чтобы боковые их стороны плотно прилегали друг к другу по всей высоте.
Мы такую рамку сделали, но пчеловоды пока ее не очень охотно берут в работу. Стереотип такой: Юлиус Гофман 150 лет назад предложил рамки с промежутками, все ими пользовались и продолжают пользоваться, и вдруг – что-то в них не так. На самом деле рамка, создающая Г-образные изолированные улочки, была придумана еще в 1814 году Петром Ивановичем Прокоповичем – первым в мире изобретателем рамочного улья. Но мировое пчеловодство пошло по пути рамки Гофмана».
В музее кафедры Альфир Габдуллович показал настоящий «улей Прокоповича» – редчайший экспонат, подаренный академии в 1874 году. Очень оригинальная конструкция с выдвижными рамками в верхнем корпусе улья и двумя нижними неразборными корпусами. Петр Прокопович более пятидесяти лет посвятил пчеловодству, в 1828 году открыл первую в России «Школу пчеловождения».
Альфир Маннапов полагает, что среднерусская пчела со временем подобреет, если в улье ей будет комфортно. «Нужно отдельно заниматься селекцией незлобивой среднерусской пчелы, – говорит он. – А те, кто утверждает, что сегодня невозможно восстановить породу, просто малограмотны. Учитывая хромосомный набор матки и трутня, чистопородности на 90 процентов можно достичь уже в третьем-четвертом поколении. Если будет какая-то программа господдержки – скажем, по бесплатной раздаче всем пчеловодам плодных среднерусских пчеломаток, – порода восстановится за пять лет. А пока наши главные задачи – развивать питомники среднерусской пчелы, оградить заказники и заповедники от попадания южных пород пчел. Для этого в том числе и нужно законодательное регулирование пчеловодства».
Тот самый законопроект «О пчеловодстве», над которым корпела Госдума в 1998 году, так и не вступил в силу. Все замечания президента Ельцина и Высшего арбитражного суда были учтены, документ прошел три чтения в Думе, но президент в итоге его не подписал. Недавно работа над законопроектом была возобновлена, в ней участвует и Альфир Маннапов. Опыт у него есть. Первый в России региональный закон о пчеловодстве, принятый в Башкирии в 1995 году, появился во многом благодаря Альфиру Габдулловичу. Кстати, закон этот запрещает ввоз инопородных пчел не только в заповедники, но и в 35-километровую буферную зону вокруг них. Благодаря чему уникальный генофонд среднерусской пчелы сохранился и восстановление ее популяции – лишь вопрос времени и инвестиций.
