Песня — бесценный материал для историка, для пытливого исследователя, воссоздающего картины прошлых лет. По ним, по песням старины, мы получаем яркое представление о нравственном облике наших предков, об их интересах, волнениях, печалях, радостях. Талантливо изображают народную жизнь песни и сказы баянов времен Владимира и Ярослава Мудрого. Запах лихих времен ощущается в песнях бандуристов и лирников времен Запорожской Сечи, времен Гонты и Кармелюка. Красноречивы бытовые песни, свадебные и похоронные, ямщицкие и фабричные, солдатские и крестьянские. О многом узнаем мы из песен предреволюционных, революционных и песен гражданской войны, из песен первых пятилеток.
О многом поведают историкам, исследователям Великой Отечественной войны и наши фронтовые песни. «Волховская застольная» Павла Шубина славит защитников города Ленина. Тех, кто, жертвуя жизнью своей, бесстрашно рвал железное кольцо блокады, звено за звеном:
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу.
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу!
И «Синий платочек», рожденный на Волховском фронте и облетевший на легких крыльях всю действующую армию, не менее ярок. И великое множество дивизионных, полковых и бригадных песен. Образно и взволнованно говорят они о сокровенных думах солдатских. О решимости, неукротимости воинского духа, самоотверженности, о святой вере в победу советского оружия.
Когда фашисты железной мощью своих танков навалились на наши позиции, гвардии сержант Кондеев, желая ободрить своих товарищей, запел:
«Пусть ярость благородная вскипает, как волна!»
И швырнул гранату под гусеницы самого нахального танка. Гвардии рядовой Туровцев подхватил песню:
«Идет война народная, священная война!»
И тоже метко швырнул гранату. Бойцы воспрянули. Последовали примеру отважных. Атаку отбили.
Громадное значение песни в духовной жизни солдата великолепно выразил сержант Заречный:
— Слушаешь песню в солдатской землянке, — говорил он задумчиво, — и забываешь на какое-то время обо всем на свете. На душе легко и тихо. Слова песни, как материнская ласка, доходят до глубины сердца. Видится сквозь даль дом родной. Белый вишенник. Синяя дымка вечеров. Озерко, заросшее камышом. Дохнет ветерок, встрепенется камыш, зашуршит таинственно, и чуть заметная рябь побежит по розовой на закате воде.
На глазах Заречного закипает скупая слеза. Судорога пробегает по его молодому лицу. И уже другим, сдавленным голосом он продолжает:
— Было все это, было, а теперь не стало. От дома одни головешки. Родители погибли. Сестра угнана в проклятый рейх. Вспомнишь обо всем, что натворили гитлеровцы, и рука сама взводит ППШ. Ненависть сжигает душу.
Суворов и Кутузов придавали огромное значение солдатской песне. Любил песню Чапаев. Отличный знаток солдатской натуры, командир нашей дивизии полковник Золотарев пенял офицерам:
— Третий день песен не слышу в землянках. Никуда не годится, товарищи командиры и политработники.
Полковник издал приказ, обязывающий политруков выделить в каждом подразделении запевал, публиковать песни в дивизионной газете и «Боевых листках». По его справедливому определению, солдату требуются прежде всего три вещи: хлеб, исправное оружие и песня.
— В мирное время, — говорил комдив, — песня нам строить и жить помогала. Теперь должна помогать бить врага.
Молниеносно, с непостижимой быстротой разлетаются песни по окопам. Не успеет она впервые прозвучать в эфире, а ее уже мурлычут всюду. С одинаковым энтузиазмом воспринимаются песни мажорные, маршеобразные, рассчитанные на строевой шаг. Песни, в которых бьет через край молодецкая удаль, вроде «Вася-Василек», и песни минорного, лирического склада.
— Хороши песни, звучащие медью, — говорил наш боевой командир, — хороши песни и со слезой. Некоторые полагают, будто грустные мотивы расслабляют человека. А на мой взгляд, и я в этом убеждался, делают крепче.
Полковник сильно разгневался, когда начальник политотдела неодобрительно отозвался о популярной «Землянке».
— Бывает, и закручинится солдат, взгрустнет малость, — горячился полковник, — что ж с того. Живой человек он, не чурбан бесчувственный. А тут еще песня такая:
Вьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага!
Четыре! А бывает и гораздо ближе. Не единожды пролетала она в сантиметре от виска. Послушает солдат эту песню, а может, и сам подтянет. Глядишь, и полегчало. Свободней дышать стало.
Слова полковника получили полное подтверждение в ближайшем же наступлении дивизии. Накануне в соединение прибыл фронтовой ансамбль песни и пляски. Были, как обычно, бравурные марши, лихой перепляс, комические сценки, частушки. На рассвете выступать, а сейчас почему не повеселиться ото всей
души. Бойцы смеялись, хлопали, вызывали на «бис». А когда раздалась "Темная ночь», притихли. Затуманились лица солдатские. И, я видел, некоторые украдкой смахнули слезу.
Темная ночь. Только пули свистят по степи.
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Концерт шел в старинной деревенской церкви. Фашисты дочиста обобрали ее. Унесли церковную утварь, иконы, священные книги. Одного только не смогли своровать — ее акустику. Песня лилась широким, всеохватывающим потоком. Звучала, как богослужение, как торжественная литургия.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз.
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами.
Темная ночь разделяет, любимая, нас.
И тревожная черная степь залегла между нами.
Легкое движение среди слушателей, вроде шелохнулась от ветра зеленая листва. И снова ни единого шороха. Углубившись в себя, отдавшись нахлынувшим чувствам, сидят бойцы на ступенях алтаря и клироса, на снарядных ящиках и просто на каменном полу. Покоятся на коленях автоматы, ходят по выщербленным стенам таинственные тени от коптилок, заменяющих электричество. А звуки песни растут, множатся, заполняют гулкое пространство церкви. И кажется, будто песню эту источают сверху высокие церковные своды, выражая сокровенные думы солдатские:
Верю в тебя, дорогая подруга моя,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила.
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою...
Всем сердцем своим горячим верит солдат в подругу свою. Верит непоколебимо. Оттого и радостно ему. Оттого и спокоен он в смертельном бою. Не в этом ли проникновенная сила песни? Та могучая сила, которую не усмотрел в ней незадачливый политработник. Теперь он видел, как разглаживались морщины на лицах. Как непреклонная суровость сменялась нежностью. Жаждой грудью постоять за свой семейный очаг. Видел и, видимо, досадовал на опрометчивость своего суждения. Нет, не мыслью о смерти заняты были головы слушателей:
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в бою.
Вот и сейчас надо мною она кру-жит-ся.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь.
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится...
Много лет в этой церкви пели акафисты и тропари. Возглашали осанну всевышнему. Теперь, за несколько часов до решительной атаки, возглашалась торжественная, возвышенная осанна Человеку.
Пробуждались поблизости орудия. Пробовали свои громовые голоса. Лилась и лилась под чуткими сводами страстная песнь о солдатском мужестве и бесстрашии. О священном долге солдатском. Великом мужестве и долготерпении, о святой верности жен солдатских.
И потому солдаты спокойны в бою!
Понравилась статья? Ставь лайк и подпишись на канал!
