Так вот, говорят, случай был под Гладким Мысом...
Место это, находящееся на середине пути из нашего Таскино в райцентр Каратуз, испокон веку считалось «нечистым». То там в сумерках видели скачущую конскую голову сбочь дороги, то встречали большую пеструю свинью (с чего бы так далеко от селений?), которая приставала к пешим и конным, бежала за ними, постанывая, «прямо как человек», то слышали какие-то голоса, которые раздавались в гулкой лощине раскатистым эхом и в которых, по уверению многих, угадывались слова «уходи с дороги!», «уходи с дороги!», звучавшие как некое предупреждение.
А в старые времена именно в этих местах чаще всего нападали на путников варнаки-разбойники, прятавшиеся в придорожных березняках и черемуховых колках. Однажды жертвой разбоя стала моя мать, о чем мне уже приходилось писать в одной из книжек. А перед минувшей войной случилось под Гладким Мысом форменное знамение, о котором по сей день помнят местные старожилы.
Было это на рассвете, туманным летним утром. Ехал из Каратуза один шофер на грузовике, направляясь в город Минусинск. И вот, в аккурат под Гладким Мысом, едва он миновал дощатый мосток, как из тумана, точно молоком заливавшего широкую лощину, показалась молодая женщина, вся в белом. Шофер, конечно, знал о дурной славе здешнего «нечистого» места и не без страха подумал сперва, что это, должно быть, очередная жертва варнаков, ограбленная ими, несется наперерез его машине, ища спасения. Но только уж больно странная была эта женщина, бежавшая в одной исподней рубашке. И она вроде бы даже не бежала, а плыла в клубах тумана, и белые волосы её, необыкновенно длинные, развевались за плечами, «ровно грива на ветру». Шофёр, как ни испугался этой таинственной женщины в белом, всё же не поспешил ударить по скоростям, чтобы проскочить мимо столь ранней и странной пассажирки, унести ноги подобру-поздорову, а притормозил свою полуторку и с пугливым любопытством высунулся из машины. Женщина в белом одеянии, с каменно-сонным лицом, с темными стоячими зрачками большущих глаз и бескровными, как у покойницы, губами, остановилась чуть поодаль на обочине и, ни слова не сказав, протянула вперед, точно в молитвенной просьбе, худые белые руки.
– Чего тебе? – крикнул шофёр с нарочитой грубоватостью, чтобы скрыть охватившие его страх и волнение.
Но женщина в белом не произнесла ни звука в ответ, а только развела руки в стороны и кивком головы показала сперва на левую, потом – на правую. И шофёр лишь теперь рассмотрел, что в одной руке загадочная незнакомка держит пучок крупных золотистых колосьев, а в другой – дрожащий красный сгусток, который обильно кровоточит, словно свежая рана; вроде бы тает, и капли крови, сочась сквозь пальцы, падают с запястьев в придорожную пыль.
– Что это? Кто тебя? – хотел было спросить шофер уже в порыве искреннего сочувствия, однако не смог выдавить ни слова. Он лишь беззвучно пошевелил губами, точно в немом кино. Женщина в белом тем не менее, кажется, поняла его мысль. Сохраняя на лице прежнюю непроницаемую маску, она покачала головой из стороны в сторону и стала задом отступать в лощину, в белый туман, всё погружаясь в него, пока совсем не растворилась в нем вместе с длинными белыми волосами, белым платьем и с колосьями в одной и кровью в другой руке…
Шофёр словно очнулся ото сна – резко выдернул голову из окна кабины, больно ударившись при этом затылком, громко выругался и, забыв удивиться вдруг прорезавшемуся голосу, резко включил скорость, стал нажимать на всю железку. Машина, визжа, как под ножом, пулей вылетела на взлобок мыса. Лощина, заполненная туманом, была теперь далеко внизу и вся просматривалась из конца в конец, но как шофёр ни напрягал зрение, нигде не увидел никакой женщины в белом и вообще ни одной живой души.
Доехав до нашего села, он остановился у чайной, где обычно толклись с утра люди в ожидании редкой попутки, вышел из кабины и пустился взволнованно рассказывать о том, что приключилось с ним под Гладким Мысом. Народ сначала было принял это за розыгрыш и поднял на смех балабола, плохо проспавшегося с похмелья, но шофёру было не до шуток.
Он снова и снова повторял свой рассказ о загадочном, мистическом явлении женщины в белом, изображая встречу в лицах и с каждым разом дополняя её все более выразительными подробностями, так что не верить ему уже было невозможно. Смех вскоре прекратился. Слушатели, подавленные страхом, примолкли. И тогда бабка Бобриха, слывшая в деревне знахаркой и ворожейкой, тихо и серьезно сказала:
– Это тебе, милок, знамение было. И колосья в одной руке у женщины в белом означают, что нынче будет бо-о-льшой урожай хлеба. Оно уже и по всходам заметно. А потом наступит страшное кровопролитие. Война, видать, грянет, любезные мои…
Пророчество бабки Бобрихи вмиг разлетелось по деревне и отозвалось за её пределами. В том году и вправду был «бо-о-льшой» урожай, так что колхозники наши впервые (и, кажется, единственный раз) получили около пуда хлеба на трудодень, а следующим летом началась вторая германская война, Великая Отечественная, с великим кровопролитием.
…Далекая история эта вдруг вспомнилась мне, когда не столь давно, в преддверии великой смуты, пронесся слух по городам и весям, что якобы некий шофёр видел под Аскизом, в хакасской степи, женщину в белом, которая так же, как и некогда наша, каратузская, вышла к дороге и «проголосовала» одиноко мчавшемуся автомобилю. Но на этот раз она не показывала никаких таинственных знаков и символов, а прямо русским языком сказала шофёру, что грядут-де тяжелые времена, что наступят вскорости и глад и мор, и всякие неурядицы, столкнутся в жестоком противостоянии злые и добрые силы, прольется кровь, теперешний правитель уйдет, а воцарится чистый антихрист под личиной миротворца и народолюбца, и что большие притеснения ждут русский народ со стороны как внутренних, так и закордонных супостатов. Да и то сказать, какие могут быть символы и жестикуляции, ведь это было уже в пору гласности, в самый разгул перестройки. Тут и к бабке Бобрихе ходить не надо. Так всё ясно.
Увы, не мною первым замечено, что в смутные времена, прежде чем отыщутся в народе Минин да Пожарский, являются смущенным и растерянным людям разные кудесники, пророки, предсказатели, ванги, джуны, кашпировские… Ну и, конечно, женщины в белом.
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Щербаков А.