В мое кресло собакен забирается только нелегально: если видит, что мама (я) выходит из комнаты. Когда же мама возвращается, собакен резко сваливает из кресла, если не успела уснуть. А если не успела проснуться, то приходится сначала ее будить, а потом она, очухавшись, соскакивает и несется на свое место со всех лап.
Иногда так зайдешь в комнату, видишь нарушение общественного порядка в виде дрыхнущей без задних лап шарпеихи и умиляешься. Вроде бы следует прогнать и поругать за нечеловеческое хамство. Но она такая плюшевая, свернулась кремовым калачом и явственно похрапывает. Брыли развалились и обнажили сиренево-розовые десны и белые зубы, меж которыми подрагивает фиолетово-сероватый кончик языка. Пухлый шарпейский нос тоже подергивается, веки дрожат, под ними шевелятся глаза — шарпейка явно что-то видит во сне. Хвост вздрагивает, собака начинает перебирать во сне лапами, словно в замедленном кино, сипло взлаивает короткими тявками — пёсхену, похоже, снится, что она кого-то догоняет.
Подхожу, осторожно дотрагиваюсь, тихонько, чтобы не напугать, зову: «Тэйчунь». Собака вскидывает голову и ошалелыми глазами смотрит по сторонам, не понимая еще, что спалилась. Морда заспанная, как припухшая после сна. Потом собака приходит в себя, понимает, какой страшный грех совершила, забравшись в мамино кресло, и быстро валит в детскую на свое место.
