Конгломерат кварталов неподалеку от железнодорожного вокзала и сейчас выглядит несколько обособленно — и неспроста. Когда-то здесь была деревня, очертившая новые контуры городского вала.
Это только кажется, что до 1723 года, когда высочайшим указом был заложен город на Исети, Средний Урал был белым пятном на карте России. Ekburg.TV продолжает рассказ о деревнях, которые существовали задолго до Екатеринбурга, а со временем влились в него, во многом определив характер города.
Запад есть Запад, Восток есть Восток…
«Тупик, идущий от Коммерческой дороги: Окно и дверь, и рядом — дверь, окно. Куда ни поглядишь, во всех домах одно. Викарий Доул здесь нашел приют убогий. Он, как к себе домой, в дома соседей входит, Их нет — он во дворах их, не чинясь,находит. Вон за стеною муж с женой схлестнулся в крик… Викарий не моргнет: он ко всему привык».
Томас Харди, «Викарий с Ист-Энда»
Даже сегодня Екатеринбург к западу от реки разительно отличается от восточного Екатеринбурга. Иногда даже кажется, что это два разных города: на западе центральной части — сияющее огнями торговых центров и административных зданий, прорастающее небоскребами и дорогими бутиками деловое сердце города, которое почти не спит. На востоке — быстро стихающие к вечеру полупролетарские кварталы"родом из СССР", кладбища и лесопарки, шпили церквей и промышленные предприятия.
Восток, слабо освоенный коммерцией, мрачен и даже зловещ. Там тебе и Храм-на-Крови и „графский пруд“ и призрак Оперы и чекистские подвалы и братская могила группы Дятлова и церковь Всех Святых, и общаги УПИ,и грязные, всегда полные самого сомнительного элемента железнодорожные станции и, наконец, древнее озеро Шарташ — пристанище староверов, построивших город.
Оказывается, этому разделу уже почти три века. Подобно Лондону,в Екатеринбурге исторически сформировались свои Вест- и Ист-Энд, хотя его современные жители об этом позабыли. Ну так мы напомним. Почти с самого основания города и до октябрьского переворота эти половины назывались Торговой или Канцелярской стороной (запад) и Церковной стороной (восток) соответственно.
Наш «Ист-Энд» старше нашего «Вест-Энда». До начала XX века его восточной границей была улица… Восточная, а до середины XIX (только не перепутайте!) — Водочная (ныне Мамина-Сибиряка), что может свидетельствовать о наличии в прошлом в этом месте, как и в Лондоне, своего рода «городского дна», хотя злачных мест, безусловно, хватало везде.
Район в границах Водочной улицы, реки Исеть, первого по времени постройки северного вала екатеринбургской крепости и современной улицы Челюскинцев и носил название Мельковская слобода. С административной точки зрения это самая старая часть Железнодорожного района. Она уже существовала, когда не было Екатеринбурга…
Данило Плотник, Черемша и Черемисы
Деревня Милкова, из которой и выросла Мельковка, а потом и Мельковская слобода, известна с 1722 года по фамилии ее старейшины — Данило Милкова,который отпускал бревна и драницу (кровельный материал) для плотины строящегося Екатеринбургского завода. Мы не знаем, откуда пришел на исетские берега Милков (возможно, с берегов Шарташа), но знаем, что в реалиях начала XVIII века даже крупной пришлой артели невозможно всего за год сразу и срубить себе дома и наладить тёс бревен в количестве,потребном для такой масштабной стройки, как возведение заводской плотины.
Короче говоря, нет смысла спорить с тем, что какой-то поселок в этом месте к тому времени уже был. Только местные жители называли эту таинственную деревню совсем по другому — Черемшанка, по названию речки — притока Исети — позже также переименованной в Мельковку.
Черемшанка и является ключом к происхождению Мельковской слободы. Хотя черемша сегодня и растет на Урале, но во-первых, русские в те времена называли ее не черемша, а «медвежий ус», а во-вторых, достоверно не известно, когда черемша на Урале появилась и всегда ли росла, учитывая более суровый в недавнем прошлом климат региона. Но куда важнее для историка то, что в Свердловской области есть и другие Черемшанки,например, приток Чусовой неподалёку от Билимбая, на котором стоит деревня Крылосово. И эти среднеуральские Черемшанки всегда имеют отношение не к вкусному и полезному компоненту весенних салатов(который, как и всякий дикий лук, любит прогреваемые солнцем горные склоны, а вовсе не заболоченные речные поймы), а к финно-угорскому племенному союзу черемисов, сегодня известному под именем марийского народа.
Итак, можно с большой долей уверенности говорить о том, что первыми, кто черпал воду из этого притока Исети, были марийские переселенцы на Урал с волжско-ветлужского междуречья, может быть даже всего одна или две семьи. Районы компактного проживания марийцев встречаются в юго-западном «углу» Свердловской области. Именно в деревнях среднеуральских марийцев режиссер Алексей Федорченко снял свой фильм «Небесные жены луговых мари» по сценарию казанского писателя Дениса Осокина. К сожалению, о времени и характере этого переселения нельзя судить даже приблизительно, поскольку оно шло с XV по XIX века. Помочь здесь могла бы только археологическая экспедиция в район впадения Мельковки в Исеть(теперь, правда, это труба солидного диаметра и система коллекторов).
Новыми жителями Черемшанки-Мельковки стали мастеровые, ремесленники,торговцы и старообрядцы Шарташа. В 1727 году их, без учета женщин и детей,насчитывался 41 человек. После окончания строительства крепости они продолжали специализироваться на лесе –дровяных и угольных подрядах для Екатеринбургского завода. Поэтому именно в «Ист-Энде», на «дальних подступах» Мельковской слободы, и возникла Дровяная площадь (сегодня — площадь Парижской коммуны со зданиями Оперного и УрГУ).
Руководствуясь старинной славянской поговоркой, которую на современный политкорректный язык можно примерно перевести как «село без церкви — все равно что девушка без развитой области ягодиц», жители Мельковки выступили в 1760 году с «инициативой» о строительстве оной. Инициатива заключалась в утверждении заводским начальством выбранного поселянами места, поскольку стройматериала — бревен и досок — у них самих было«ну просто завались».
Местом был пологий склон «горки» у ограды одного из загородных дворов(Екатеринбург к тому времени уже"перетек« через стены „квадратной мили“ завода-крепости). Городское начальство в те годы было не менее задумчивым,чем нынешнее, и думало целых 10 лет. Лишь в 1770 году мельковчане срубили и в том же году освятили церковь Вознесения Господня, а горка с тех пор носит название Вознесенской. Деревянная церковь просуществовала по некоторым сведениям до 1789 года, когда началось строительство каменной. По другим — значительно дольше, до 1808 года.
Впрочем, столь продолжительная задержка со строительством церкви могла быть вызвана и объективной причиной: на фронтире вновь было неспокойно. Хотя угроза нашествия башкирских кочевников и тем более вогулов миновала, уже зрела новая: росло недовольство крепостных крестьян и яицких казаков. В 1763 году произошел первый взрыв недовольства,а в 1771 яицкие казаки отказались подчиняться приказам из Петербурга, что вылилось в восстание под предводительством Емельяна Пугачева.
В Екатеринбурге были прекрасно осведомлены о брожениях на юге,а с началом восстания или несколько раньше было принято срочное решение о расширении крепости. Новые валы, которые полностью заключили в себе Мельковку, как источник стратегических ресурсов — дров и угля — были достроены уже во время восстания. Они пришлись как нельзя кстати: в 1773 году восставшими был захвачен Челябинск, а в следующем трехтысячный отряд пугачевцев под командованием Ивана Белобородова захватил Шайтанский завод (Первоуральск). Но на неприступный Екатеринбург с его новым северным валом, утыканным пушечными стволами, белобородовским оставалось только огрызаться. Именно со стороны Екатеринбурга в том же 1774 году началось наступление правительственных войск на Челябинск, после чего пугачевцы окончательно потеряли стратегическую инициативу.
После подавления восстания Мельковка, ставшая отныне обособленным городским районом — слободой — вступила в период бурного и хаотичного развития. Со временем у нее появилась своя площадь — Мельковская, и свой,Мельковский, пруд. Мыли в слободе и золотишко (имелся прииск с плотиной), была у слободы и своя набережная.
В 1879 году в Екатеринбург пришла железная дорога, на севере от городской черты был построен вокзал. Всякий приезжий или отъезжающий не мог обойти или объехать Мельковскую слободу, и в результате та вышла на новый,городской уровень развития. Главную улицу слободы — Верхотурскую (ныне Свердлова) замостили камнем, на реке Мельковке появился каменный мост. В слободе открылись крупные мастерские «Уральских каменных дел», ювелирная, колбасная, завод восковых свечей, 17 кузниц, четыре гильзовые мастерские, а также лавки, погребки, пивные. Была построена гостиница«Москва», два трактира, механический завод Ятеса (сегодня это«Уралтрансмаш»), винокуренный завод и апофеоз XIX века — паровая мельница. Окончательный отход от деревенского статуса подчеркнула вторая каменная церковь — Александра Невского (Лузинская), снесенная большевиками.
Но подавляющее большинство жилых домов в слободе все равно оставалось деревянными. Только во времена Сталина и Хрущева в границах Мельковской набережной, Свердлова и Челюскинцев сложился полноценный и очень уютный несмотря на близость вокзала городской квартал. Об этом времени свои замечательные воспоминания сохранил для потомков старожил слободы архитектор В. Г. Десятов.
Уцелевшие после застройки 1940-х/1960-х остатки деревянных дореволюционных улиц-однорядок вместе с огородами можно было наблюдать до конца 1970-х справа от только что построенного ККТ «Космос», который стал слабым брежневским эхом авагардистского проекта Большого Синтетического театра.
Со строительством ДИВС и станции метро «Динамо» обособленный характер зажиточной окраины рабочих профессионалов окончательно растворился в общем направлении жизни компактного Центра огромного города. Но без сомнения, в комплексе кварталов с нетипичной для Екатеринбурга планировкой, возникшем на месте безымянного марийского яла и старообрядческих артелей, все еще носится genius loci — дух места,вещественной репрезентацией которого можно считать памятник забытому даже «гуглом» «пламенному революционеру» В. И. Ерёмину в треугольном сквере по улице Мельковской.
Обсуждаемое разукрупнение городских районов вполне могло бы вновь вызвать к жизни дух, заключенный в этой советской герме. Это замкнутый на себя, герметичный, но в то же время демократичный и внимательный к гостю дух гипотетического Мельковского района, сердца екатеринбургского Ист-Энда — Церковной стороны.
Другие серии проекта «Когда не было Екатеринбурга»
