Скандал вокруг публикации газеты The New York Times по поводу возможного допуска российской сборной к Олимпиаде в Пхенчхане, но без права участия в церемонии открытия и исполнения национального гимна, заставляет вернуться к осмыслению ситуации, сложившейся вокруг России в спорте. А также позиции, которую заняли российские власти в связи с этим.
Сейчас, по прошествии полутора лет с начала событий, большая часть эмоций схлынула, что дает возможность взглянуть на происходящее уже хладнокровно и попытаться оценить, к чему привела выбранная Кремлем стратегия.
Но для начала стоит проговорить ряд прописных и очевидных истин.
В ходе десятилетий холодной войны большой спорт стал значимой частью противостояния сверхдержав. Он был одновременно и сублимацией военно-политического антагонизма, и важнейшим символом государственного престижа, где немалую роль играла и гордость общества за своих спортсменов. СССР и США были вовлечены в спортивную гонку точно так же, как в ядерную, космическую, экономическую и все прочие.
Постсоветская Россия (и государство, и общество) в значительной степени унаследовала этот подход. Более того, можно сказать, что в каком-то смысле он даже обострился. На фоне государственных провалов, неудач и унижений во всех сферах гордость за российских спортсменов, которые по-прежнему успешно выступали на международной спортивной арене, до некоторой степени компенсировала удары по национальной гордости в прочих областях — от экономики до геополитики.
Тем удивительнее для общества (да и для всего мира) стало то, что в развернувшемся в последние полтора года шельмовании российского спорта Кремль занял откровенно «слабую» позицию. Вместо того чтобы всех «скрутить в бараний рог» и, задействовав все возможные рычаги, прекратить травлю, была выбрана линия на спокойную работу в рамках спортивных институтов, исправление выявленных ошибок и терпеливые, но малоэффективные увещевания «потерявших берега» международных чиновников от спорта.
В связи с этим в адрес российских властей и конкретно Кремля летели (и летят до сих пор) обвинения в беспомощности, беззубости и других неприятных для государства качествах. Однако звучат эти обвинения неубедительно, потому что на фоне «слабой» позиции в спортивном скандале Россия за то же время продемонстрировала сильные и эффективные действия в куда более сложных и важных вопросах: начиная от успешно отбитого в Международном суде дела акционеров ЮКОСа до кардинального изменения расклада сил на Ближнем Востоке за последние два года.
В таком контексте не остается другого вывода, кроме того, что высшие правящие круги России сознательно отказались от активного участия в урегулировании спортивного скандала с поручением этого вопроса самым эффективным государственным кризис-менеджерам (а таковые в стране имеются), отдав решение проблемы на откуп российским спортивным чиновникам.
Вопрос же «а почему?» приводит к достаточно простому ответу: потому что это неважно. Причем неважно и для страны, и для государства.
