В то лето мы отдыхали в каком-то абсолютно сказочном отеле в Марокко, прямо на берегу темного, тяжело дышащего океана. А по вечерам ходили в порт, мимо рыбного рынка, в маленький ресторанчик прямо на причале, где в огромных плетёных корзинах и жестяных бочках бились и трепыхались морские чудища.
Стоило только ткнуть пальчиком в какое-нибудь из чудищ, как бойкий официант хватал скользкую жертву ненасытного человеческого чрева и волок её на жаркую кухню. Минут через двадцать на столе дымилось нечто. Это была еда богов!
С первого кусочка становилось ясно, что то, что нам выдают за рыбу в наших городах и сёлах, не имеет права даже так называться.
В счастливом поглощении и горестном осознании того, что ты всю жизнь ешь не то и не там, пролетал вечер. Таинственно мерцала свечка на столе, вздыхал и ворочался океан. Было счастье.
Но мой волатилентный муж не мог жить вне кризисной ситуации, дитя многочисленных переворотов, он не верил в безоблачное счастье и привык все получать только в борьбе.
И вот в один из ясных южных вечеров он сказал мне: "Этот портовый ресторан - для изнеженных туристов, в нем нет подлинной марокканской кухни, запахов и вкуса этой земли! Отныне мы будем есть на рыбном рынке, где настоящие рыбаки и истинная Рыба!
О да, как же! - подумала я невежливо. А вежливо спросила вслух: "Ты охренел, батя? При подлёте к этому рыбному рынку даже мухи дохнут от запахов!"
Но муж был неумолим. И вот мы выдвинулись навстречу приключениям.
О этот запах! Эта скользкая чешуя и хлюпающие кишки под ногами, эти милые местные рыбаки, азартно размахивающие руками и откусывающие белыми крепкими зубами головы от каких-то мелких серебряных рыбёшек.
Возле многих прилавков стояли жаровни. Повара бросали на них улов, ловко переворачивали добычу и отдавали слегка обуглившееся тельце голодному покупателю.
Мой муж Александр притормозил возле очередного импровизированного очага и задал вечный вопрос, гораздо, кстати, более популярный, чем прославленный вопрос "быть или не быть: "Хау мач из ит?"
Названная цена восхитила экономного Александра. - Вот видишь, - сказал он, оборотившись ко мне, - почти в два раза дешевле, чем в ресторане! Теперь мы питаемся только здесь! - Только не я, - как всегда покорно, согласилась я. Но Александр не слушал и уже заказывал себе неизвестную толстенькую рыбину. Несколько минут - и она, основательно подгоревшая, у него в руках. Услужливый продавец указывает на шаткий столик, покрытый клеенкой. Александр с видом победителя усаживается и начинает грызть подгоревшую рыбину, угольки хрустят на зубах. Все близстоящие продавцы и повара с восторгом наблюдают за ним.
Последние кусочки неумолимо исчезают. Пришло время расплаты.
Александр достаёт монетки и протягивает кормильцам. Кормильцы протестующе мотают головами. Оказывается, цену они называли не за рыбу, а за сто грамм, а может, даже за один грамм, они ещё не решили. Это очень дорогая рыбы, самая драгоценная во всем океане. Её трудно поймать! И возможно, Александр вообще сожрал последний экземпляр этой рыбы в мире, и теперь даже некого заносить в Красную книгу!
Александр багровеет, аудитория увеличивается. На стороне продавцов весь рынок. На стороне Александра, как всегда, только я.
Обстановка накаляется, и я требую немедленной и решительной капитуляции. Возле меня активно жестикулируют, размахивая разделочными ножами, огромные гневные дядьки. Муж отдаёт деньги, но, оказывается, не собирается сдаваться. Схватив меня за руку, он шагает прямо к местному отделению полиции.
Следующий час он пишет заявление, даёт показания и показывает руками размер слопанной им рыбы. Полицейские с большим жаром рассуждают о разных породах рыб и их цене. Александр доказывает, что даже сам царь морской не стоит столько, сколько с него запросили на рынке.
Стражи порядка нехотя соглашаются и куда-то звонят. Через пятнадцать минут в участок вваливается пяток крепких вооруженных ребят.
И мы в окружении этого спецназа , всех полицейских из участка и толпы зевак выдвигаемся опять на рынок. Доходим до знакомого прилавка, указываем на жадного кормильца.
В тот же самый момент вооруженные ребята хватают несчастного и начинают ковать его в кандалы и вязать в цепи. Словохотливый приветливый полицейский комментирует происходящее: "Сейчас его заберут в тюрьму, у нас очень строгие законы. Он будет долго сидеть в тюрьме, его бизнес рухнет - при этом полицейский широким жестом указует на грязный прилавок, - а жена и восемнадцать детей несчастного умрут от голода! Но это правильно, сэр, вор должен умереть! Полицейский проводит ребром ладони по горлу".
Бледный муж с ужасом смотрит на это полиц-шоу и дрожащим голосом спрашивает, есть ли шанс не губить хитрого торговца? - Никакого, - с удовольствием чеканит полицейский. - Если только вы не уничтожите своё заявление!
- Уничтожу! - с облегчением восклицает муж. Полицейский с готовностью протягивает ему бумагу. Александр рвёт её на глазах толпы. - Это была очень дорогая рыба! - непримиримо сверкая глазами, кричит бывший обвиняемый, за что получает лёгкого пинка от освобождающего его от пут омоновца.
А потом мы каждый день спокойно сидели в своём ресторанчике и любовались восхитительными закатами и ели такую прекрасную еду, какую, наверное, вкушали только боги на Олимпе.
