Найти тему
Фёдор Порохин

Не купил

Черная гранитная плита в человеческий рост предстает перед взором обывателя при входе на главную аллею кладбища Н-ска. «Меценату, Человеку, Отцу семейства и Опоре города от друзей и близких…», - такая надпись выделяется на фоне деревянных или маленьких железных крестов на кладбище.

-Хозяин жизни похоронен, погляди Ростислав! – нарочито громко высказался нотариус.

-Иван Иванович Купцов – и правда опора страны, подвижник! Видите храмы на пригорке? Не просто церквушку, соборный комплекс построил. – С гордостью доложил Слава, охранник нотариуса Леонида, - Да что там храмы! Он в девяностые не дал развалиться мясокомбинату, наладил его работу. Люди, правда, мало получали, да и сейчас не больше, зато работа есть. Потом сеть аптек открыл. Хоть и дорогущие там лекарства, а дело нужное. Жаль только, что рак у него обнаружили. После диагноза продал и аптеки, и долю в комбинате, остался почти ни с чем, стал активным подвижником в храмах, да только не получилось вылечиться. Рак победил. Святой человек…. - Он указал на пригорок, где был выезд из города. Там стояли новёхонькие три церкви и один большой храм, настолько большой, что мог бы конкурировать с храмом Христа Спасителя, что в столице нашей Родины.

-Не купил, видимо… - еле слышно произнёс нотариус.

…Нотариус Леонид начинал с Купцовым в одно время. Это был конец восьмидесятых годов двадцатого столетия, и советский союз разваливали всякие бандитские группы и прочие кооператоры. Такая судьба постигла и Н-ск. Здесь быстро выделился лидер - только что вышедший на волю фарцовщик олимпиадной закалки Иваныч Купцов. Он смог быстро овладеть местным колхозным рынком, а уже в начале девяностых скупил по дешёвке акции местного мясокомбината у голодающих работников. После этого им были куплены правоохранители. А те, кто не продавался, были устранены с победоносного пути опоры и надежды поднимающейся с колен страны к главенству в городе и районе. Это были золотые времена, когда рабочие трудились за палку колбасы, а налоги и вовсе можно было не платить. Ведь и налоговая полиция была в одной теме с Купцовым.

Прошли сытые двухтысячные, а к десятым годам Купцов стал не просто районным миллионером – он вышел на новый уровень. Он вытащил-таки свой чемоданчик с рубликами из-под кровати, и отправил его загорать в кипрский оффшор. Леонид помогал ему во всём: начиная с покупки по бросовым ценам акций работников мясокомбината, заканчивая выводом денег на Кипр.

Нотариус, будучи человеком старой закалки, видел всю ту грязь, что вылезла в связи со уничтожением ценностей советского общества, однако оправдывал себя и свои дела тем, что надо адаптироваться к рынку. За почти тридцать лет он увидел немало сломанных, в том числе и посредством его рук, жизней людей. С каждым годом в его сердце становилось холоднее. И семья первой чувствовала его равнодушие.

Надо отдать должное супруге Леонида, она прожила с ним почти двадцать лет почти счастливого брака, если не считать последних 5 лет, когда совместной жизни почти не было по причине постоянных поездок нотариуса по делам Купцова за границу. Веревочка отношений вилась долго, но и у неё наступил конец, и Леонид остался один. Это ещё более ожесточило нотариуса. К делам он стал относиться ещё более цинично.

В последние годы он неподдельно полюбил наследственные дела. Купцов стал первым его клиентом, написавшим завещание, и оставившим его на хранение своему Леониду-панса. Крупные наследственные дела он брал сам и никому из коллег не разрешал помогать себе. Он стал сторониться людей и компаний. Казалось, веселило его только новое завещание крупного клиента.

Леонид даже стал коллекционером историй, в которых его клиенты скоропостижно помирали: кто от рака, кто от пули, а кто от собственной глупости – девяностые забирали своих детей, каждого по-своему. В некрологах на очередного своего клиента Леонид видел торжество высшей справедливости. За годы работы нотариусом он видел много плохих вещей, начиная от мошенничества, заканчивая простым отбором чужого имущества. Да что там говорить, лично участвуя в таких делах, Леонид снискал доверие у господ этого мира, за что все местные бизнесмены обращались к нему, в том числе и за завещаниями. Они знали: человек он свой, и не подведёт.

Последний год Леонида сопровождало чувство, что то торжество справедливости, выраженное в увеличении числа гранитных надгробий своих клиентов на местном кладбище, однажды произойдёт и с ним... С этого времени его не покидал охранник, а в качестве транспортного средства он выбрал черный бронированный мерседес, за рулём которого всегда был водитель из бывших фсбэшников.

За сутки до оглашения завещания он всегда посещал усопшего, как бы отдавая ему дань памяти. Он подолгу стоял у могилы и всматривался в портреты своих клиентов на надгробии. От его пристального взгляда становилось не по себе присутствующим. Он был так сосредоточен на портрете, что некоторые особо набожные люди могли подумать, что его душа покинула тело и отправилась на приватный разговор с покойником.

Для такого случая он всегда одевал строгий черный костюм, закладывал белый платок в нагрудный его карман так, чтобы была видна узкая белая полоска; одевал шляпу и черный плащ, если было холодно. Обязательным атрибутом одежды Леонида была его трость и аптекарский чемоданчик с документами. Так, по его мнению, должен был выглядеть тот, кто оглашает последнюю волю человека.

Однако, за мрачной картиной скрывалась боль, которую он никому не мог высказать. Выражалась она в простом вопросе: «Этот не купил…А куплю ли я?..»

Пока стояли у могилы охранник Ростислав представлял, что стоит сейчас с живым мертвецом, бездушным телом, но по какой-то причине ещё дышащим. Как будто что-то всё ещё держало пытавшуюся сбежать душу из тела нотариуса…

Такими историями пугают детей родители, когда те плохо ведут себя, и некоторые из них, даже по прошествии десятков лет, хранят это в памяти. Вспомнив себя таким мальчиком, Слава резко дернул за руку нотариуса, но тот не отреагировал. Только после сильного толчка Леонид вернулся в наш мир. Он спокойно повернул голову и сказал:

- Пойдёмте, уже поздно, и завтра большой день. Как обычно, Ростислав, проводите меня до дома, пожалуйста.

- Да, пойдёмте, уже стемнело. Тут с фонарями в городе плохо… А раз плохо с фонарями – с тротуарами тоже! – Пошутил охранник, но, шутка не была оценена.

Для вежливости нотариус улыбнулся. Выглядело это очень неестественно, и, пожалуй, только усугубило и без того настороженное отношение к нему со стороны Ростислава.

Он проводил Леонида в машину, где их ждал водитель. Леонид сел на своё привычное место – справа на пассажирском, и закрыл дверь. Охранник сел вперёд. Наглухо затонированный двести двадцать второй лонг черного цвета выехал со стоянки кладбища. Он направился к дому нотариуса по центральному проспекту города, собирая свет фонарей, ещё не разорённых временем или хулиганами. Были даже части дороги, где мерседес оставался наедине со своим светом фар в ночи.

Всё время поездки нотариус смотрел в окно, неподвижно наблюдая за пустыми улицами.

- У нас в городе постоянно дождливо в такое время года… - Начал Ростислав.

- И дороги мигрируют в теплые края! – продолжил водитель.

Но Леонид продолжал смотреть в окно, не обращая внимание на шутивших провожатых. Гниение города и его инфраструктуры более не вызывало у него какой-либо эмоции. На следующий день должно быть оглашение завещания, содержание которого должно, по мнению, нотариуса всех ошеломить…

Уже попрощавшись с нотариусом, охранник и водитель переглянулись:

-Совсем с ума сошёл со своими завещаниями – заметил водитель.

-Да, в последнее время он совсем мрачный ходит. Того и гляди, кукушка поедет, - и следующий наш рейс с барином будет в дурдом… - ухмыльнулся Ростислав.

…На оглашение завещания покойного Купцова, которое проходило в семейном особняке, собралось традиционно много народу. Там были и деловые партнеры, и родственники, и друзья. От праздничного приёма это собрание отличалось только тем, что хозяин дома не присутствовал и непозволительно было надевать вечерние платья. Однако, коктейли были разрешены. Атмосфера не зря была торжественной – решалась судьба десятка квартир в Москве и Флориде, акций мясокомбината, собствености в оффшорах, дорогих автомобилей. Но самым главным в наследстве были наличные деньги, хранящиеся в кипрской ячейке. И об этом куске пирога, пожалуй, знали все присутствующие. Каждый не скрывал, что желает получить, если не весь, то хотя бы долю, ну или хотя бы долю от доли. Точной суммы никто, кроме усопшего, не знал. Но, когда речь заходила о той пресловутой ячейке, каждый думал о минимум десятке миллионов долларов.

Шум прервал звук шагов Леонида. Он в тот день выглядел необычайно мрачным и нарочито опрятным. Казалось, смерть партнера по бизнесу сильно ударила по нему. Он подошел к столу, поставил ридикюль, уселся за стол. В это время все последовали примеру и тоже нашли свои места в большой зале. Повисла пауза, все замерли в ожидании.

- Пожалуй, давайте начнем! – негромко сказал Леонид и приступил к прочтению.

Дамы в зале скрестили пальцы…

«…Все наличные денежные средства, в размере двенадцати миллионов долларов США, хранящиеся в Кипрском национальном коммерческом банке, в ячейке 797, я завещаю детскому дому Н-ска на развитие и ремонт».

-Как? – послышался возглас из зала, - Такого не может быть!

«Распорядителем завещания назначаю свою жену, Купцову Анастасию Александровну.

Содержание статьи 1149 Гражданского кодекса РФ мне нотариусом разъяснено.

Текст завещания записан нотариусом с моих слов записан и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса.

Настоящее завещание составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан завещателем. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Н-ска Морозова Л.Н., а другой экземпляр выдается завещателю Купцову Ивану Ивановичу.

Подпись».

-Он определенно не мог так завещать!

-Это обман! Мошенник! – кто-то крикнул из задних рядов.

-Сожалею, но такова последняя воля усопшего – сухо сказал Леонид, собираясь.

-Вы за это ответите! – Услышал он, уходя из залы.

Присутствовавшие не могли поверить, что человек, в кабинете которого золотыми буквами было выведено: «У каждого есть своя цена», может расщедриться на такой поступок. Да Купцов-то и не мог, однако подписал подлинники завещаний, исправленные нотариусом.

Русская душа Купцова не заметила подложенного документа. Морозов злоупотребил его доверием…

***

Нотариус не вышел на работу после выходных. За ним был послан курьер, но вернулся в контору ни с чем. Тело Морозова было найдено в своей квартире с предсмертной запиской: «Собаку хоронят вместе с хозяином».

***

В деревне Павлово, на местном кладбище, в самом его конце, есть могила. На деревянном кресте красуется облезшая железная табличка:

«Морозов Леонид Николаевич

1960-2018»

А ниже, черным перманентным маркером: «Идущие на смерть нотариусы приветствуют тебя, Леонид!»

Много хулиганов нынче развелось в России!

Федор Порохин, 23.05.2018 г.