Ноябрь неожиданно принес снег, метель и зимний, всамделишный холод. Еще два дня назад теплая осень радовала синим небом, а теперь в дачном поселке замело дороги. Чистый, нетронутый снег лежал в огороде - как тетрадь, на которой еще только предстоит написать новую зиму.
И только возле бани ее расчертили следы какого-то мелкого зверька.
Ночью поднялась метель. Страшно завывала, ломала у кустов прутья, силилась сорвать крышу с домика. В комнате ее заглушало мерное гудение печки, а на веранде, куда я пошла мыть посуду, было совсем неуютно. Выла эта метель совершенно натурально, как живое существо, отчаявшееся и измученное.
Я поставила чистую чашку и прислушалась - как-то слишком натурально звучит отчаянный вой метели. Постояла еще, нет - там точно кто-то есть. Прямо возле двери завывает кот.
Открываю дверь - никого, только темень и метель. И все же слышу где-то рядом, но за пределами видимости, кошачий вопль. Принесли фонарик, посветили - вот он, у крыльца, пушистый рыжий кот, наследивший в нашем огороде.
Зову его, не идет. Стоит у крыльца и воет, как оглашенный. Спускаюсь к нему, он отбегает и оглядывается, будто зовет куда-то. А по мне так мысль идти ночью в метель за непонятным котом - так себе. И все же мы спускаемся с крыльца и чешем за ним.
А он ведет нас к одному из соседских домов, ныряет под забор и орет уже с крыльца. Откройте мне, мол, мой дом! Ну, зашибись, умник... Звали-звали его, не дозвались. Потом вспомнили, что вокруг метель, и мы в одних трусах тут стоим.
Он вернулся. Когда понял, что родной дом ему не откроют, он пришел к нам. Пожрал, как в последний раз, и намертво отрубился в ящике для дров. Ласковый, рыжий котяра, которого оставили в совершенно пустом поселке. Он бродил по пустым домам, искал хоть кого-нибудь, и наконец, увидел свет в окнах.
Теперь думаем как назвать: Челюскин или Папанин.
