28 сентября 1942 года наш 4-й гвардейский истребительный авиаполк, которым я в то время командовал, срочно перебазировали под Ленинград. Начиналась подготовка к прорыву блокады.
Без передышки мы два дня подряд, с рассвета до темна, прикрывали действия наших наземных войск и штурмовой авиации, вели ожесточенные бои с фашистами. Обстановка на участке прорыва накалялась.
30 сентября мы опять летали, и ведомым к себе я взял гвардии лейтенанта Евгения Куликова. Работать предстояло в позднюю часть суток, когда метеорологические условия ухудшались, а Куликов являлся опытным летчиком, часто сам летал ведущим и мог надежно прикрыть меня, чтобы я не отвлекался от руководства боем нашей большой группы.
Как и ожидалось, в районе боев сухопутных войск произошла наша встреча с несколькими десятками «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Причем, «фокке-вульфы» были новинкой — сто девяностые. На них немецко-фашистское командование возлагало большие надежды, ввело в операцию для удержания господства в воздухе.
Первый бой завязался на встречных курсах. Самолетов вокруг имелось так много, что порой не определишь — где свои, а где враг. Уже через несколько минут, загораясь и дымя, начали падать на землю машины, раскрываться купола парашютов спасавшихся летчиков.
Разогнав один строй, мы тотчас же врезались в другой, атаковали врага с коротких дистанций. В воздухе стоял непрерывный треск пушечных и пулеметных очередей.
Я уже не раз начинал бой с противником, и неотступно от меня участвовал в атаках ведомый Куликов.
Я все время чувствовал его рядом. Он умножал силу моего огня, позволял не беспокоиться за заднюю полусферу.
Кончался боезапас, надвигались сумерки. Я подал сигнал о сборе группы, выполнил разворот. И в этот момент мимо меня на полном форсаже пронесся самолет Куликова, а вслед за раздавшимся треском пушек и пулеметов над моей кабиной вихрем проскочили два «фокке-вульфа».
Я понял, что они атаковали меня, а Куликов помешал им. Поэтому мысленно похвалил ведомого: «Молодец!»
Развернувшись, я со снижением пошел за ним. В темной части горизонта встретил его и других летчиков.
Куликов пристроился, держался хорошо, и у меня не возникло никаких подозрений о беде с ним. Возглавив группу, повел ее домой.
Неладное с ведомым я заметил лишь при посадке. Его машина прошла над аэродромом с невыпущенными шасси и не села. На втором круге она начала снижаться, мы с напряжением наблюдали за ней.
Машина почти падала, потом скользила над самым полем в стороне от посадочной полосы и где-то в конце ее все же приземлилась. Мы облегченно вздохнули и побежали к самолету.
Неестественно, подбитой птицей, лежал истребитель на пожелтевшей траве.
Летчик оставался в кабине, повернув к нам бледное лицо.
— Задание выполнено, — тихо произнес он и уронил голову на грудь.
Куликов оказался тяжело раненным в правую ногу. Мы вытащили его из кабины и уложили в подоспевшую санитарную машину.
Несколько дней спустя, все узнали о его подвиге.
А было так. Следуя со мной в паре, Куликов заметил при выходе из атаки две вражеские машины, неожиданно появившиеся выше нас. Фашистские летчики, наверное, распознали командирский истребитель и набросились на меня.
Времени для предотвращения их удара Куликов не имел. Он дал мотору полный газ, рванулся вперед, чтобы прикрыть меня своим самолетом, и весь пулеметно-пушечный огонь фашистов принял на себя.
Трудно нам было воевать в ту пору, очень трудно. Но когда ты шел в бой рядом с такими товарищами, вера в победу во много раз возрастала.
О подвиге Евгения Куликова рассказала газета «Красный Балтийский флот».
После выздоровления он вернулся в полк и бил фашистов до окончания Великой Отечественной войны.
Из воспоминаний полковника в отставке Б.И.Михайлова ("В небе-лётчики Балтики". Из боевой истории авиации дважды Краснознаменного Балтийского флота в годы Великой Отечественной войны. 1974 г.)
Спасибо за внимание! Ставьте 👍 и подписывайтесь на канал "Крылья Истории".