В конце июля 1830 года французы в очередной раз вознегодовали из-за действий короля и устроили свою любимую забаву - баррикадные бои, которые завершилась отречением Карла X от престола и переходом власти к Луи-Филиппу I Орлеанского дома. Считается, что переход к июльской монархии стал очередным этапом демократизации Франции, закрепил переход власти от земельной аристократии к буржуазии и бла-бла-бла. Но давайте разберёмся, так ли просто всё было. Обо всём по порядку.
Реставрация Бурбонов
После поражения Наполеона и его отречения к власти возвращается дом Бурбонов. Вступая на престол, Людовик XVIII даровал народу конституцию, так называемую Хартию 1814 года. Уже даже самому отбитому реакционеру было понятно, что революция настолько прочно вошла в умы населения, что просто так идеи о свободе, равенстве и братстве оттуда не выкорчевать. Людовик в принципе это тоже понимал, но всё равно сперва упрямился и подписал Хартию лишь после дипломатического нажима Александра I, который сказал, что Людовик в Париж без конституции не въедет (вот ведь иронично, да?) Конституция носила в целом достаточно умеренный характер, но закрепляла важнейшие достижения Французской Революции – большая часть статей Декларации прав и свобод 1789 года и Гражданского кодекса Наполеона в неё входили. Однако в конституции содержались жёсткие имущественные цензы, по которым избирательное право получало около 100 тысяч человек из 35 миллионов населения. Мерой ценза стал уплачиваемый налог с имущества, что естественным образом превратило держателей крупных участков и потомственную аристократию в единственную политическую силу. Но здесь нужно вспомнить, что во времена Старого Порядка единственной мечтой так называемой буржуазии было аноблироваться и получить титул, землю и привилегии – и ровно то же самое произошло во времена Реставрации. Потомственная аристократия продолжила сращиваться с новой буржуазией, и цели они преследовали примерно одни и те же.
Несмотря на то, что в целом и элита, и низы приняли новые «правила игры», по стране прокатилась волна белого террора – были арестованы тысячи участников Революции, проводилась конфискация имущества, отнятая собственность возвращалась старым владельцам. Людовик XVIII был человеком достаточно дальновидным и понимал, что в принципе с произошедшими в стране изменениями особо ничего и не поделать – было слишком поздно для явной контрреволюции. Основой его политики стала попытка примирениявсех слоёв населения. Его нельзя назвать либеральным монархом, но и неправдой будет заявить, что он вёл сильную роялистскую политику, направленную на подавление растущих либеральных идей. Людовик был достаточно мягким и нерешительным, что мешало ему придерживаться какой-то определённой политики, поэтому он пытался маневрировать и усидеть на двух стульях сразу – и по сути ему это удавалось. Можно сказать, что его правление было достаточно спокойным, не считая эпохи белого террора после воцарения. Но в сентябре 1824 года Людовик умирает, наследников у него не было и вот здесь начинается самая пушечка.
Эпоха Карла X и усиление роялистской реакции
На престол восходит Карл X, брат бездетного Людовика. Карл был настолько реакционным, насколько это вообще можно себе представить. Он с агрессией встретил даже созыв Генеральных Штатов 1789 году – что уж тут говорить про саму Революцию и всю ту вакханалию, устроенную монтаньярами, директорией и Наполеоном. Придя к власти, он решил выжечь всю эту заразу из своей любимой страны калёным железом. Первым делом Карл X ввёл указл о возмещении ущерба всем аристократам, собственность которых так или иначе пострадала во время Революции. Для возмещения потерь плебс обложили специальным налогом. Делалось это всё, помимо ненависти к случившимся преобразованиям, с достаточно простой целью – консолидировать вокруг себя аристократию, получить поддержку среди зажиточных землевладельцев и полностью подчинить институты управления государством, по сути реставрировав абсолютные порядки. Был принят указ о «святотатстве», предполагавший самые суровые наказания, вплоть до смертной казни, за любые действия против религии или церкви. Как можно понять, он очень быстро стал обычным репрессивным законом. Тем не менее, причины его появления понятны – для такого ультраконсерватора, как Карла Х, религия и вера были единственным источником его легитимности и первоосновой власти. В 1829 году был составлен министерский кабинет Полиньяка и пренебрежение Хартией 1814 года становилось всё более явным.
Усиление реакции вызывало рост оппозиционных либеральных настроений, хотя, разумеется, сторонников текущего режима было тоже очень много. Основой оппозиции стала новая школа либеральных историков: Франсуа Гизо, Адольф Тьер и журналисты различных изданий – Годфруа Кавеньяк, Шарль Ремюза и другие. В 1827 году они основали общество под сложным названием «Aide toi et le ciel t’aidera», что является французским аналогом пословицы «на Бога надейся, а сам не плошай». Они решили бороться с королём парламентскими методами. Их деятельность была успешной и в 1827 и 1830 годах либеральная оппозиция добивалась успеха и победы на выборах. Эти события станут одним из катализаторов революции (но чуть позже мы рассмотрим, что это была далеко не единственная причина). В стране, как и во время Великой Революции, образовывались политические кружки, люди прибегали к различным формам гражданского неповиновения, отказывались платить налоги. Атмосфера в стране была напряжённой, либералы ожидали отмены Хартии 1814 и были готовы встречать такие действия со всей серьёзностью.
Каждый год палата депутатов посылала обращение к королю c неким наставлением на правление. 18 марта 1830 года было обнародовано знаменитое «обращение 221-го», в котором депутаты критиковали короля за отказ следованию Хартии 1814 года и громили политику Полиньяка. На следующий день Карл Х приказал разогнать весь парламент ссаными тряпками, а выборы отложил на два месяца. Народ встречал дерзких депутатов как героев. Королевское правительство неудачно пыталось набрать поддержку у населения, но на выборах в мае 1830 либералы повторили свой успех и получили 274 места – на 53 больше, чем в прошлый раз.
Ожидая мощных народных бугуртов, Полиньяк быстро решил провести несколько «маленьких победоносных войн». Началось проникновение французов в Мадагаскар и Алжир, а наиболее лояльных обещали наградить землёй на Чёрном континенте и титулами, планировалось вторжение в Бельгию. Но французом такой типичный проход во внешнюю политику не понравился.
Три Славных Дня
Устав от возмущающегося плебса, Карл Х решил взять всё в свои руки. 26 июля 1830 года были опубликованные подписанные им «июльские ордонансы». Они включали в себя следующие пункты
- Отмена свободы слова, печати и собраний
- Разгон недавно выбранного парламента
- Повышение имущественного ценза
- Мера ценза – поземельный налог
Ордонансы фактически реставрировали дореволюционный порядок в политическом смысле. Предприниматели и торговцы полностью бы лишились какой-никакой возможности влиять на политику. На следующий день начнётся революция, которая пройдёт всего за три дня – «Три Славных Дня».
27 июля совершенно без какой-либо подготовки город наводнили недовольные рабочие, студенты, ремесленники. Это движение было чисто стихийным и никем не возглавленным. Начались любимые забавы парижан – баррикадные бои.
28 июля. В Париж вошёл Лафайет с частями лояльных войск. То, с какой радостью генерал был встречен толпой, вызвало сильнейшее дезертирство в рядах проправительственных войск и солдат, многие начали присоединяться к восстанию.
29 июля. Державшие под полным контролем Париж повстанцы приступили к штурму королевского дворца и Лувра. К вечеру над дворцом развевался триколор.
Так всё и закончилось. 7 августа герцогу Орлеанскому Луи-Филиппу была предложена корона, которую он с радостью согласился принять. Карл Х с позором бежал из страны. Так и закончилась славная революция 1830 года.
Что это вообще было?
Вроде бы всё получилось складно, но у внимательного читателя сразу возникнет ряд вопросов. Как вообще в условиях такой жёсткой избирательной системы родилась мощная либеральная оппозиция? Почему рабочие пошли на несанкционированный митинг, пока парламентская оппозиция сидела и бездействовала? Неужели в голове простого парижанина, которому лишь бы на еду для семьи заработать, такое важное место занимала мифическая свобода? Почему судьба страны решилась в Париже, а Провинции не поддержали Карла? Что же побудило толпы людей свергнуть Карла и пригласить на трон кандидата от народа Луи-Филиппа I?
Первое. Примерно в середине 1820-х годов во Франции началась экономическая депрессия. Урожай был никудышный, цены на зерно и хлеб к 1829 году выросли местами на 40%, цены на промышленные товары наоборот упали, а за ними на 10-20% упали зарплаты рабочих. Траты на хлебушек составляли до половины трат обычного горожанина, а такой резкий рост заставил людей тратить меньше на другие товары, поставив выживание в приоритет. Таким образом, маховик экономического кризиса начал свою раскрутку. К 1830 году горожанам жилось неприятно, намного хуже, чем при в целом неплохом Людовике XVIII. (Ну это как они думали). Впервые за всю эпоху Реставрации и без того небольшой и в целом слабый средний класс начал ощущать падение своего уровня жизни – это совершенно естественно ставили в вину королю. Чем глубже становилась депрессия, тем больше собственники падали в яму низкого дохода, и тем больше надеялись на возможность изменения политики парламентскими методами. Совершенно естественно начинали крепнуть два явления: отторжение низших слоёв от короля и симпатии среднего класса к оппозиции. Так что 27 июля рабочие пошли защищать не Хартию 1830 года, а свои голодные жопы, потому что король вместо какой-то помощи населению был занят другими делами, да ещё всё хотел сапог поглубже плебсу засадить. Народ ещё не отошёл от экстренного налога 1824 года, а тут кто его знает, что этот аутист учудит — поэтому решили действовать по привычке.
Второе. Начало индустриализации Франции, усиление торгового оборота вызывали естественное ускорение урбанизации. К 1830 году население Парижа подбиралось к миллиону, всего за 30 лет с начала века оно выросло на 250 тысяч человек. Настолько лютых темпов роста Франция ещё не знала. Разумеется, старый город просто не мог переварить такое количество новых людей. Многим не хватало работы, Париж был заполнен беднотой и нищими. Более четверти населения Парижа жили ниже черты бедности (а вы представьте, что ещё по тем меркам бедность – диву даёшься, как люди вообще выживали). Рос уровень преступности, число убийств, суицидов. Париж был не таким милым городком с открыток, каким он станет через каких-то 50 лет, это была суровая клоака, наводнённая беднотой, преступниками, грязью, мерзостью и беззаконием. «Отверженные» тоже присоединились к протесту рабочих. Не то от отчаяния, не то от ожиданий перемен, а может от всего сразу. Социальный вопрос во Франции стоял очень остро, социальное напряжение росло, поэтому была сделана спонтанная попытка разрядки во время выступления горожан.
Третье. Провинцию и деревню к этому моменту в принципе редко волновало, кто там на троне сидит. Главное, чтобы жить не мешал – а обычному крестьянину вопросы свободы и наступления на гражданские права были до лампочки. В некоторых местах, правда, революцию встретили с воодушевлением, начав быструю экспроприацию собственности аристократов-роялистов, прямо как во времена Великой Революции, но эти ситуации были редки. Управляющие регионами революцию просто приняли, вывесив вместо флага Бурбонов триколор. У региональных элит к этому моменту уже не было какой-либо возможности поддерживать короля, так как все рычаги воздействия на страну оказались в руках восставших.
Положение вышло интересное. С одной стороны, к июлю 1830-го во Франции явно сложилось то, что марксистские историки назвали бы революционной ситуацией. С другой, никто не хотел устанавливать новых порядков и что-то менять кардинально. О республике мечтали небольшие кучки людей, которые вскоре были маргинализованы. Режим Реставрации был конституционной монархией, которая устраивала абсолютное большинство представителей эстеблишмента, а обычному люду так вообще особо всё равно было, и пока Бурбоны не пытались нарушить устоявшийся общественный договор, всех всё устраивало. Есть ли смысл называть революцией то, что было обращено в прошлое, а не будущее? Здесь, кстати, можно проглядеть интересную параллель с Английской Гражданской Войной 1642-1651 годов. Там случилось абсолютно то же самое — Карл I Стюарт вступил в конфликт с парламентом и пытался подмять под себя власть, чему противилась оппозиция. Тем не менее, событие, которое в иностранной историографии вполне естественно называется English Civil War, с лёгкой руки марксистов превратилось в Английскую Буржуазную Революцию. Однако и английская война, и июльская революция не были обращены в будущее и не были нацелены на слом старых порядков. Они наоборот смотрели на прошлое и стремились вернуть положение, которое сложилось до прихода королей-сумасбродов.
На самом деле во Франции после «революции» изменилось очень малое – экономика так и осталась в жопе и восстанавливаться начала только к 1832 году, принятая Луи-Филиппом Хартия 1830 года очень мало отличалась от Хартии 1814, плебс так и продолжил страдать. В стране сохранились высокие имущественные цензы, а возможность влиять на политику у буржуазии была и во времена Реставрации. На правящих постах остались все те люди, которые стояли там и до Июля. Каких-то кардинальных изменений в политическом режиме страны – а именно этим и должна отличаться революция, по крайней мере в то время – не произошло. То, что называют «Июльской революцией», революцией является в той же мере, в какой ей является Английская Гражданская Война. Конечно, здесь всё будет зависеть от того, какой конкретно смысл вкладывать в слово «Революция» — тогда случившийся coup d'état можно и революцией назвать. Если придавать этому слову сакральное значение слома устаревших социальных институтов и попытку возведения новых, то июль однозначно не был революцией. Если называть так любую смену власти и правительства неконституционным образом, то революция случилась. (Хотя, опять же, тогда вполне можно назвать попытку захвата власти Карлом Х консервативной революцией сверху, а сопротивление народа — контрреакционным переворотом). В историографии сочетание «Июльская революция» является устоявшимся, поэтому лучше, конечно, использовать именно его, говоря о данном событии. Как рассматривать это событие, зависит лишь от вас и от вашего понимания конкретных терминов — и это естественная дискуссия, возникающая в исторической среде. Тем не менее, я хотел вам показать, что ситуация была не такая однозначная и причины её были намного глубже политических. Рассматривая любое событие, помните, какое многообразие предпосылок оно имело и как «удачно» должны были сложиться обстоятельства, чтобы привести нашу историю в одну точку.
Спасибо за внимание, надеюсь, вам было интересно.
