ЗВУКИ БЕССМЕРТИЯ

Эту историю мой знакомый рассказал мне много лет назад — настолько давно, что его голос, кажется, уже растворился в памяти, но сама история застряла как осколок стекла: не двигается и не тускнеет. Он тогда был молодым человеком, спал чутко и часто просыпался среди ночи. Но в ту ночь его подняло нечто иное — не сон, не кошмар, не скрип пола. Он проснулся от голоса, произнесшего его имя. Не громкого — скорее, шепотом, будто кто-то стоял рядом и звал из самого темного угла комнаты. Он сел на кровати...

Говорят, что каждый композитор хоть раз в жизни смотрел вверх. В потолок, в облака, в черноту небесной бездны. Кто-то — со смирением, кто-то — с вызовом, кто-то — с тихой просьбой: «А не подскажешь ли ты мне пару нот, Боже? Всего лишь пару…» И кажется, что Бог иногда отвечал. Иначе как объяснить безумие Моцарта, огненную страсть Бетховена, или странный, затянутый в лунный свет хоровой шёпот Рахманинова? Все они пытались поймать звук, который не принадлежал человеческим пальцам. Они писали, будто...

Музыка — самое неуловимое из искусств. Она не имеет тела, не оставляет следов на камне и не служит доказательством в лаборатории. Но стоит лишь одной ноте прозвучать в глубине человека — и внутри поднимается целый мир. Человек меняется, открывается, оживает. Почему? Почему вибрация воздуха способна проникнуть туда, куда не допускается ни логика, ни наука, ни убеждения? Почему музыка так напоминает встречу с тем, что люди тысячелетиями называли Богом? Эта статья — о тайне звучания. О любви, что прорывается сквозь ноты...

Ночь над Женевой опускалась неожиданно быстро — будто время, сгущаясь, втягивалось в туман, стелившийся над озером. В маленькой комнате виллы «Пеш», где стены хранили запах бумаги, чернил и восточных благовоний, Александр Скрябин сидел за роялем. За окном бесновался ветер, но внутри царила неподвижность — будто сам воздух прислушивался. На крышке рояля лежала тонкая, едва начатая рукопись: «Предварительное действо». Слева — тетрадь, переполненная идеями о грядущем Великом Синтетическом Творчестве, которое он называл просто: МИСТЕРИЯ...

Ференц Лист всегда чувствовал музыку иначе. Не так, как большинство людей — не просто как набор звуков, эмоций и гармоний. Для него музыка была чем-то более древним, чем человеческая память, чем сама история. Ему казалось, что она появилась раньше слов, раньше света, раньше первых шагов человечества. Музыка, как и ветер, как и огонь, была частью мира, но в ней Лист чувствовал скрытую силу — ту, что могла менять судьбы, лечить раны, разрушать стены и даже отражать тьму. Эта способность проявилась рано...

У меня есть сосед — тихий, неприметный мужчина лет пятидесяти. Мы практически не общались: максимум кивок в лифте да короткое «добрый вечер». И вот однажды он постучал в мою дверь. — “Нужна ваша помощь, на минутку?” — спросил он, переминаясь с ноги на ногу. Минутку — так минутку. Я даже не спросил, что нужно. Из вежливости просто пошёл. Когда мы вошли в его квартиру, меня сначала удивила абсолютная тишина. Ни телевизора, ни музыки, ни даже холодильника. Только странное эхо, будто комнаты пустые. — “Надо лампочку поменять, не дотягиваюсь”, — сказал он и указал на коридор...

«Что если мир перестанет говорить со мной?» — этот вопрос преследовал Людвига ван Бетховена каждую ночь, когда он сидел один в своей комнате, окружённый нотными листами, ручками и чернилами. Что он слышал… ничто! Сначала это была лёгкая тревога: странное ощущение, будто мир изменился. Но постепенно тревога стала тишиной, плотной и холодной, как утренняя мгла, которая медленно опускалась на всё его существование. Шёпот улицы, звон колоколов, смех друзей, скрип смычка — всё это исчезло, оставив пустоту...