Искусство слова: секреты писательского мастерства

Давайте поговорим о научной фантастике. Помните те самые книги, от которых в детстве захватывало дух? Герои смело бороздили космос, открывали новые миры, а технологии виделись исключительно добрыми помощниками человека. Это была фантастика больших надежд и грандиозных свершений. Но времена изменились — вместе с ними преобразился и жанр. Сегодня научная фантастика словно остепенилась. Её меньше волнуют далёкие галактики, зато невероятно интересует то, что происходит у нас внутри — в наших головах и наших обществах...

Теория заговора – туманная, противоречивая, парадоксальная сфера знания (хотя, знаниями в ней и не пахнет, одни лишь догадки, основанные на притянутых за уши доводах), которая представляет собой лакомый кусок для каждого любителя тайн и загадок окружающего нас мира. Развитие мира в глобальном плане движется в сторону многократного усложнения, и понять место человека в нём становится всё сложнее и сложнее. Ни традиционные схемы, где есть мир сей и мир вышний, ни идеологические, где есть противоборствующие...

Роджер Тарс — имя, успевшее стать среди ценителей жанра научной фантастики синонимом интеллектуальной провокации, сродни Нилу Стивенсону, — вновь бросает вызов классической модели мира в новой книге — «Иллюзия сторон света, или Где мои тапочки!?» Название, балансирующее между академическим трактатом и абсурдистским анекдотом, идеально задаёт тон повествованию. Это не просто роман; это лабиринт, где на каждом повороте вас поджидает зеркало, и самое страшное — понять, что отражение в нём смотрит на вас с бОльшим осознанием собственной реальности, чем вы сами...

В тихой гавани домашней библиотеки разворачивается настоящая битва титанов. На одной полке — проверенная веками бумажная книга, пахнущая типографской краской и уютом. В планшете — ультрасовременная электронная, с тысячей текстов в кармане. В наушниках — набирающая бешеную популярность аудиокнига, превращающая дорогу на работу или на учёбу (или время на скучнейшей в мире лекции) в сеанс погружения в повествование. Почему мы переходим на цифру? Ответ до банального прост, и многие из вас, дорогие читатели, догадываются о волшебном рецепте современного комфорта: удобство, доступность, цена...

Если бы книжный клуб XIX века устроили в современных соцсетях, его участники сначала полчаса фотографировали бы томик Пушкина на фоне кофе, выставляли хештег #весьмиртеатр и только потом, возможно, перешли бы к обсуждению. Некоторые хватаются за сердце: «Цифровой век убил чтение! Люди вместо книг непрерывно смотрят мемы!». Но так ли это на самом деле? Возможно, мы стали свидетелями не смерти чтения, а его хоть глобальной и болезненной, но всё же эволюции. Со стороны «обвинения» аргументы звучат убедительно...

Такие места, как аэропорт или вокзал, взывают к философии, а если быть точным, к философичности, когда охота предаться размышлениям, в меру глубоким, но не слишком издевательскими и пустопорожними, как в романах Коэльо или Леви, чьими книгами, к слову, буквально усеяны стеллажи книжных лавок в Шереметьево (и в других аэропортах — вне зависимости от страны). В общем, тянет пофилософствовать, облечь свои сиюминутные ощущения в оболочку из лирики с лёгкой примесью меланхолии. Хочется тут же вынести...

Я сочинил это очень давно, так давно, что сам текст былью порос, но я всё равно решил выложить его здесь, потому что... А почему бы и нет. Эта история произошла со мной, когда мне было семнадцать; с тех пор прошло немало времени, и некоторые воспоминания успели померкнуть настолько сильно, что, даже внимательно в них вглядевшись, узнать какие-либо детали или лица представляется невозможной задачей, но это не касается того, о чём я собираюсь здесь поведать. Воспоминания сродни этому не умирают — они...

При виде чистого листа бумаги первое, что приходит в голову: на этом листе нужно что-то написать, это как зуд, и суть в том, что не имеет никакого значения, о чём именно будет текст, главное, чтобы непосредственно пространство оказалось заполнено, чтобы проявилась эта графическая полнота, узорчатая ткань речевого сказания. Я имею в виду именно обычный лист, реальный, глухо-материальный, ощутимый и далёкий от своего виртуального потомка в различных текстовых редакторах. Лист на экране не просто пуст,...

Не беспокойтесь, вы прочли заголовок совершенно верно. На устах темы, которые держатся примерно одного и того же направления: писатели пишут, а нейросети служат неким функциональным «придатком» их творчества, который, однако, может в любой момент скинуть со своих цифровых запястий технологические оковы и полностью заместить человека в уделе искусства и создания прекрасного. А ведь этого нельзя допустить! Творчество — вотчина человеческого мира, а не машинного, и подобная сентенция кажется истинной,...

Ответ простой, как две копейки, — пережить. И всё тут. Потому что если не переживёшь, то перестанешь писать. Мысли о неудаче будут тянуть вниз, душить, и ты больше сил и времени потратишь на сопротивление, вместо того, чтобы признаться: да, я облажался. Бывает. Это не повод складывать лапки и жаловаться на то, какой же несправедливой оказывается жизнь. Да и не переживать неудачу следует, а прожить, прочувствовать сполна. И вот это уже сложно. На словах, казалось бы, делов-то — отряхнулся и пошёл...

Забреду немного в стезю автофикшена. Во-первых, да, я пишу фанфики. Сейчас уже не так часто, как раньше, да и раньше, справедливости ради, я писал не так много. В отличие от коллег по цеху, что выдают по роману в неделю, я пишу примерно страницу в год. И то если повезёт. Но прогресс есть прогресс. Во-вторых, я и сам не могу однозначно ответить себе в данный момент, что же тогда сподвигло мой неокрепший юношеский мозг сочинить фанфик. Таящаяся в этом элементе истории загадка по сей день не даёт покоя,...

Сегодня снились странные сны; всё, что осталось от них — только чувство, только ощущение, словно я действительно оглядывал сновидения на ощупь. Сенсорика заменила глаза. Я помню, что видел фигуру в тёмном одеянии, напоминающую средневекового монаха. Помню, что сказала эта фигура: «невозможно». Что именно невозможно и — почему? Чертовщина какая-то. Вполне обычный день, вполне обычные сны. Ещё помню, как ко мне подошла кошка, которую когда-то звали Юшкой и которой ныне нет в живых, и стала мурлыкать, и тереться об меня...