Кубики Судьбы. Женские рассказы

— Мам, ну посмотри, какая красота. Это же «тихая роскошь». А у тебя опять этот винегрет на ёлке будет? Ну правда, глаза же режет. Полина стояла посреди моей гостиной, решительная и стильная, как модель из рекламы. На ней был свитер оверсайз, который стоил, наверное, как половина моей пенсии, а в руках она держала коробку. Огромную, белоснежную, перевязанную атласной лентой. Я посмотрела на свою табуретку. На ней притулилась картонная коробка из-под обуви, перемотанная скотчем. На боку фломастером, еще рукой мужа, было выведено: «ИГРУШКИ...

— Ой, нет-нет, этот оттенок вам совсем не подойдёт, — девушка-консультант перехватила мою руку, потянувшуюся к тестеру. Сделала она это мягко, будто отводила ребенка от горячего утюга. — Он подчеркнет... ну, вы понимаете. Возраст. Я замерла. В голове звук — сухо и звонко, как сломанная ветка. Мне пятьдесят восемь. Я не прячусь от зеркал, знаю каждую свою черточку вокруг глаз и ту складку у губ, которая появляется, когда я сдерживаю смех или раздражение. Но сегодня, 24 декабря, за неделю до Нового года, я пришла в этот сияющий огнями магазин не за мазью для спины и не за «удобными» тапками...

«Мы уже у подъезда, открывай» *** Телефон на столе пискнул и сдвинулся, задев блюдце. На экране загорелось: «Игорь». И сразу следом — значок голосового. Я не стала слушать. Я узнавала этот тон даже по длине дорожки. Сорок семь секунд. Слишком длинно для «как дела», слишком коротко для поздравления. Это было вступление. — Машуль, привет! — голос брата из динамика был мягким, как размягченное масло. Будто он просил щепотку соли, а не кусок моей жизни. — Тут такое дело. Димка наш в город перебирается, работу нашел...

— Они даже кота мне не завезли. Сказали, ключи у соседки, она покормит. Представляешь? Я им даже как нянька для животного не нужна. — Я теперь просто… мебель. Шкаф, который жалко выкинуть, но и в новую жизнь брать неудобно. Галина плакала в трубку так горько, что у меня самой защипало в носу. Я слышала, как она шмыгает, как звякает ложечка о чашку — наверное, опять пила успокоительное. Ей шестьдесят два, она всю жизнь отдала музыкальной школе, вытянула сына одна, когда муж в девяностые ушел «искать себя»...

— Ты же добрая, Люсь. Не оставишь человека одного? — Голос в трубке был жалобным и немного вязким. Даже через динамик чувствовалось, что Виктор начал отмечать праздник задолго до курантов. — Ну пусти, а? У меня ж никого. Только ты и осталась, родная. Я держала телефон двумя пальцами, словно он был испачкан в варенье. На кухне тикали часы — те самые, с маятником, которые мы покупали вместе двадцать пять лет назад. Теперь они отсчитывали минуты до моего личного, тщательно выстроенного Нового года...