Portulakis

Мне нравится это высокое небо, полное звезд и лунного света, мне нравятся невидимые деревья... Я слышу шелест их листьев. Рядом со мной живут крошечные феи, они тоненько смеются и звенят, словно колольчики. Мне хорошо здесь. Довольно хорошо. одо мной лишь теплая темная вода, она баюкает, качает мое тело уже вечность. Я всегда счастлива... Всегда. Разве что иногда в это бесконечное счастье вливается нотка горечи. Наверное, это из-за звезд, когда они начинают нестерпимо мерцать, а луна, вечная луна, наливается красноватым светом...

Я не могу сказать, что люблю весну. Скорее, у нас с ней взаимная привычка, за годы мы просто притерлись друг другу. Брюзжим, как старые супруги, но терпим; до поры, конечно. Познакомилась я с весной в мае, к сожалению. Народная молва тут же провозгласила, что теперь мне маяться до конца дней своих и пока что.... Не было шанса убедиться в обратном. Весна со мной не церемонилась. Она накинула мне на шею хомут, сделав из меня полезное домашнее животное, близкое к земле, правда я так и не поняла, должна ли давать молоко или пахать землю...

— Нужно взять маленький водонепроницаемый гробик и вылить туда этот стакан, – сказала Кассыха, задумчиво выпуская клубы дыма. Ей единственной можно было курить, где вздумается. — И поставить его прямо на входе, на постамент. Для устрашения и назидания. — Если мы так сделаем, то студентов здесь больше не будет. — Нам какая разница? Нас все равно всех посадят. Или убьют, – проронила Кассыха, стряхивая пепел на пол. — Уважаемая Кассандра Наумовна, вы сейчас как специалист говорите, или так, лишь бы воздух сотрясти? Провидица пожала плечами и не ответила...

Двери в Ад открылись в четверг, после обеда. Это случилось на седьмом этаже, а вовсе не на шестом и даже не на тринадцатом – дело-то было в девятиэтажке: обычной, типовой, одноподъездной. Номер квартиры был 42, но никаких цифр на двери, покрашенной коричневой краской для пола не было. Ничего не было, даже дверной ручки. И внутри квартира была самой обычной: ремонт, случившийся лет 40 назад, скрипучий паркет, запах не прожитой хорошей жизни. В прихожей свален какой-то хлам, натянуты веревки для белья, на которых до сих пор висело застиранное полотенце...

— И у каждого – миры, планеты, параллельные реальности. А они там, понимаешь, боги, дьяволы. На худой конец – черти, ангелы или апостолы местных божков... — Это очень грустно – знать, что нет никаких миров, кроме этого. Очень. Знаешь, я даже думаю, что это худшее чувство. Кто-то сказал им: возможно, есть другие миры. Возможно. Теоретически. Как есть теоретическая возможность, что ты станешь миллионером. — Кто, я? Так я им и был! — Настоящим, а не во время деноминации. — А, ну да... Маловероятно...

Детство, ах детство!.. Нынешнее поколение не знает, как оно, а прошлое точно знает, что было ого-го! Не то, что сейчас, а раньше – это да… Гудрон, вагон, салазки!.. В стране дефолт, а тут бабушкин комод, а на ём паровозик!.. Уже слегка достало. Меня лично. Буду говорить за себя: я не знаю, к какому поколению себя отнести. Я-то миллениалка. Тридцатник нежно стучит в окошко и подмигивает. Сорокалетние думают, что я еще в садик хожу (себя они лет на 20 чувствуют, что похвально), а школьники – что я еще Брежнева молодого видела живьем...

Головная боль кинулась на меня, как дикая кошка; откусила половину головы и запустила когтистую лапу в глазницу. Я увидела свое отражение — перекошенное лицо, вертикальная морщина между бровей — и загрустила. Голова заболела не просто так, а от крика, пронзительного крика. Будто в этом автобусе завелись банши. Дело житейское: одна толкнула другую – нечаянно, но обе уже готовы убивать, чтобы кровью снять страшное оскорбление. — Коза! — Проститутка! Я чертова неженка, скажу вам честно. У меня от всего страшно болит голова...

Потомственная колдунья Анжелика Светлейшая, в миру и по паспорту — Раиса Борисовна Вёдро, тяжело поднималась по лестнице на пятнадцатый этаж. Проклиная на своём пути всех и вся, она чувствовала - еще немного, и её найдут прямо здесь, потную и неживую. "Надо... больше... гулять... пешком..." - думала Раиса, с надеждой глядя на табличку, шестого этажа. Шестого, чертово отродье!... Гадала Анжелика-Раиса хорошо, по авторской методике. Правдиво или нет, дело десятое. Зато клиенты всегда выходили от неё довольными...

За что Лёня ненавидит женщин? Короткий ответ: за всё. Длинный ответ: за всё, что они не хотят для него делать. Лёня носит длинный отцовский плащ и шляпу; Лёня отращивает усы Лёня гордится тем, что он — самец, а те, с вагинами, это просто недоразумение божье, сделанные из его, Лёни, ребра. Лёня - не гей. Однажды в юности он заглядывался на друга, но это было просто от безысходности. Тогда всё обошлось. По вечерам Лёня сидит в интернете, "троллит баб", называя их принцеждалками и шалавами. В глубине души он знает, что его не будет ждать никто, кроме родной бабушки...

Страшная гроза бушевала почти сутки – и никто уже и не верил, что это обычное ненастье.  Молния ярко осветила комнату и Янина увидела в окне четкий силуэт человека. Он стоял перед окном, раскинув руки в стороны, по бледному лицу стекал дождь. Стало темно, а через секунду загрохотало так, что в шкафу зазвенели чашечки. Дело было на втором этаже поместья Нордволф. Янина вскрикнула и побежала к дяде, вздрагивая от грохота и страха. Почтенный Андрос сидел в своем кабинете, перед едва горевшей свечой и дремал...

Змей поселился в моей комнате в ночь на воскресенье. Я проснулся из-за шума, который доносился из-под кровати, и минут пять просто лежал, пытаясь понять, что это за инородные шорохи. Затем я медленно встал, взял свой фонарик и трубу для пылесоса, который так кстати хранился именно здесь. Я даже сказал мысленное "спасибо" тем людям, который приносили ко мне все то, что мешало в других местах. И после данной подготовки, я заглянул под кровать. На меня уставились два желтых глаза, немигающих и огромных; раздался звук больше всего похожий на вздох...

Домофон пищал как ненормальный. Раз за разом. Пронзительно и безысходно. Но никто не открывал. Иван все шарил и шарил по карманам, уже лопаясь от бессильной ярости: куда-то пропал ключ, а одна безголовая курица опять врубила музыку на полную катушку и ничего не слышит. Как назло из подъезда никто не выходил; что было странно – Иван слышал внутри шаги, звон ключей и голоса. Но дверь так и оставалась серой, монолитной, непоколебимой – будто не подъезд закрывала, а по крайней мере, Алькатрас. Иван поставил пакет с продуктами на землю и достал телефон...