Сережа Исетский

Когда очевидцы молчат, рождаются легенды. И. Эренбург. Почему я должен говорить о России, как о покойнике? Либо хорошо, либо вообще никак. Сергей Исетский. Всю жизнь мечтал написать книгу. Хорошую книгу. А теперь боюсь. Многие из моих любимых писателей оказались под колесами карательного локомотива, стремительно несущегося из Спасских ворот Московского Кремля. Да и о чём писать? Мы не оставляем после себя никаких свидетельств. Дневников мы не ведём. Мемуары уже давно никому не нужны. Писать иронические детективы я не стану даже под угрозой расстрела. Да и кто вообще сегодня пишет книги? Наши редкие сообщения в социальных сетях и мессенджерах, становятся всё более лаконичными. Мы можем месяцами не писать человеку, а потом тупо поинтересоваться: Как дела? Мы потерялись в современном мире и стали равнодушными ко всему, что не касается лично нас. В современном мире оценки людей и событий меняются так стремительно, что мы не успеваем за ними следить и при необходимости фиксировать в своей памяти. Да и памяти мы уже не доверяем так, как доверяли ей в школьные советские времена. В мире современных технологий и гаджетов, память уже практически не нужна. В моей домашняй библиотеки всегда были лауриаты Нобелевской премии по литературе и диссиденты. Сегодня, моя домашняя библиотека переполнина книгами так называемых иностранных агентов. Каждый день я жду, что в мой дом ворвуться сотрудники ФСБ, изымут всю " запрещенку " и устроят мне допрос с пристрастием ( я просто обожаю этот эвфемизм), как это было в сталенские времена, когда за книгу Пастернака давали до трёх лет... Теперь в нашей стране запрещены книги иностранных агентов Бориса Акунина, Людмилы Улицкой и Дмитрия Быкова. Даже Александр Генис, который никогда не жил в россии, а эмигрировал из советского союза в 1977-м году, попал ( опять, спустя столько десятилетий! ) под сталинские репрессии. Видимо, потому-что гражданин США и живёт не в Москве, а в Нью - Джерси. А еще, в марте 2022 - го года подписал письмо, осуждающие Российское вторжение на Украину. ( Это он, конечно, сделал напрасно). Александр Генис по сей день находится в весьма тяжёлых отношениях со своим прошлым. Не закрытый гештальт напоминает о себе, стоит только взяться за перо... Стоит только взяться за перо и чувство тревоги переполняет и моё сердце. Белый лис бумаги не предвещает ничего хорошего. Хорошие фразы гаснут на полуслове. Мысли и чувства неизбежно попадают под жёсткое сопротивление внешних обстоятельств. Фронтиспис весьма красноречиво предупреждает о необдуманности действий. Инстинк самосохранения тормозит каждую опасную аллегорию, каждую нежелательную аллюзию, противится противозаконной метафоре.С лицевого разворота каждой запрещенной книги, внимательно следит кремлёвский карлик, напоминая о неизбежности наказания. Репрессивные законы связали человека мыслящего по рукам и ногам. Рукописи горят. Михаил Булгаков знал об этом, но решился на обман, околпачивание. В современной России, если ты не Z-ПИСАТЕЛЬ и не Z-ПОЭТ, луче не писать вообще, тем более об СВО. Илья Эренбург говорил, что в жизни тяжело тому, кто помнит абсолютно все. В современной России тяжело и не безопасно тем, кто не просто бережёт воспоминания, а делится ими с многотысячной аудиторией. Z-поэты и писатели. Это весьма эффективный способ весьма сомнительной пропаганды. Простому обывателю нравится. И этим всё сказано. Официальные медиа с удовольствием популяризируют такие фронтовые стихи. Z - поэзия - новое литературное движение, феномен, ставший известным с февраля 2022 - го года. Сегодня, быть на стороне Z - культуры не просто удобно, но и по-настоящему выгодно. Сотни миллионов рублей вытянули прилепинцы многочисленными грантами из бюджета страны. Две мировые войны, потрясшие всё человечество, остались в истории, о которой одни ничего не помнят, а другие не хотят знать.

Сергей Исетский. Инсайт первый. Определяйте значение слов, и вы избегните половины заблуждений. Что именно заставляет каждого из нас ежедневно принимать на себя удары судьбы, не опускать рук, терпеть, бороться за жизнь? Ответ прост. Он короткий, как жизнь бабочки: Надежда на облегчение! Именно надежда на облегчение не позволяет нам отступать перед жизненными трудностями, а порой и вовсе, казалось бы, перед невыносимыми испытаниями. Надежда на облегчение сделала из прикованного к постели Марселя Пруста величайшего писателя, яркого представителя модернизма. Пруст стал автором семитомной эпопеи В поисках утраченного времени. Произведение, ставшее ни только шедевром мировой литературы, но и невероятным открытием и значительным явлением в культуре двадцатого столетия.Я нисколько не сомневаюсь в том, что преданность перу у Марселя Пруста, начиналась с подлинной любви к литературе. Именно надежда на облегчение сделала великих людей великими. Только подлинная любовь к литературе могла заставить великих людей взять в руки перо и подарить миру очередной пассаж. Моя жизнь, при всём её невидимом советском благополучии, была счастливой и увлекательной благодаря книгам, которые я весьма усердно искал и находил в забытых Богом хранилищах пыльных советских библиотек. Свой бесценный клад я всегда находил в самых неожиданных местах, там, куда уже давно не ступала нога Человека. Часто, необходимая мне книга, которую я мечтал прочесть и о которой не переставал мечтать и днем и ночью, находила меня сама. Я встречал книги (не находил, а именно встречал) в самых невероятных местах.Так я познакомился с Жан-жаком Руссо, Гёте, Виктором Гюго, Вольтером, Дени Дидро и многими другими мыслителями, которые стали полноправными членами моей семьи, а их произведения с достоинством и теплотой были приняты в заботливые объятия моей домашней библиотеки. Задолго до Гарри Поттера в мою жизнь пришли волшебство, прекрасные страны и таинственные миры, о которых знал только я, ибо люди, меня окружающие, не читали книг, глядели на меня, как на ненормального, чудаковатого юношу с какой-нибудь очередной книжечкойв руке. Парадоксальность жизненных фактов не сбивала меня с намеченного пути. Равнодушие и насмешки людей, укрепляли мою веру в себя и делали любовь к литературе всё более и более великой. К каждой книге я относился с глубоким уважением. Я уверен, что, чувствуя это, каждая из прочитанных мною книг, платила мне тем же. Мартин Иден начинал свой путь в литературу с двух томиков стихов Суинберна и Браунинга. Первый, автор драматической трилогии о Марии Стюарт, второй - драматических поэм, отличающихся усложнённостью формы. Первой книгой, которую прочитал я, была пятиактовая трагедия английского поэта и драматурга Уильяма Шекспира Ромео и Джульетта. Моя любовь к книгам не зарождалась на гребне всеобщего увлечения литературой в советские времена. К счастью, мой путь на литературный Олимп начинался с классики. Долгие годы общению с людьми, я предпочитал чтение литературы. Хорошо помню, с каким трепетом, с какой тайной любовью я держал в руках трагедию Шекспира - старое, измученное временем советское издание в переводе Бориса Пастернака. Сотни раз потом я перечитывал свою первую книгу, которую, казалось, знаю наизусть, и неоднократно убеждался, что моя юношеская любовь нисколько не остыла к ней. Следующим открытием, стали сто пятьдесят четыре шекспировских сонета в переводе Самуила Яковлевича Маршака. Спустя много лет и обретя хоть какой-то литературный опыт и отличный от других арсенал знаний, я заметил, как сильно Юрий Лифшиц уступает Пастернаку, а Пастернак - Маршаку. Несмотря на то, что в России чаще всего предпочитают Фауста Гёте в переводе Бориса Пастернака, я отдаю своё предпочтение Холодковскому. А если речь идёт о Божественной комедии Данте Аллигьери, тогда в переводе Михаила Лозинского. Но всё это я обрёл и сохранил спустя много лет. На первых ступенях своего путешествия на литературный Олимп, я восхищался глубиной мысли, ритмикой и метрикой стиха, волшебным звучанием каждой строки, интересным сочетанием. слов, лаконичностью и удивит

Суки, путинские, сдохните, твари....