Вечерний стихописец

Ночные люди не то, что дневные, И даже с вечерними их не сравнить. Они не манерны, они волевые, Их не возможно с наскока сломить. Они не улыбчивы, не торопливы, Не распыляются на пустяки, Они не приветливы и молчаливы, Их взгляды суровы как их кулаки...

- А задница ваша дюже шикарная! Хотя, вы, наверное, об этом знаете. - Мужчина, да что вы себе позволяете? - Что за манера общенья вульгарная? - Да ладно! Я же вам правду сказал. Ведь шел я за вами минут пятнадцать И просто не мог не любоваться... - Нет, поглядите, каков нахал! - Ой, полно! Ведь это же вам комплимент, Возможно, конечно, не очень-то лестный, Зато без подвохов,...

- Послушайте, дядя, мне знаком ваш портрет, как говорится, категорически, Вот только за давностью прожитых лет всю память свою я профукал, практически. Вы, кажется, были сантехником в жэке? да нет, тот повыше, и морда глупее... А, может, мы виделись в библиотеке, где спор вышел жаркий о Хемингуэйе? Иль вы тот нахальный, безусый лейтеха, Меня достававший два года в армейке?.. Нет, как же без памяти всё-таки плохо...

И вновь случился праздник единения. Кого и с кем? Который год я не пойму, Зато имею смутное сомнение, Что просто потерялась где-то буква "у". Добавить гласную, и вот уже тогда У выходного четкий смысл появился. Чтоб без зазрения и прочего стыда Я с кем-нибудь пошел уединился. А как иначе,...

Свой самый первый Первый сентября Я представлял, как мировую катастрофу, Букет цветов с остервененьем теребя, На школьный двор вступил, как на Голгофу. Из глаз невольно вырвалась слеза, Их ослепили девичьи банты, Когда учительница за руку взяла, Мне показалось, детству моему кранты! За партой деревянной у стены Сидеть определили мне три года: Три осени, зимы и три весны, И только летом на три месяца свобода. Меня пометили рубиновой звездой С лицом какого-то кудрявого парнишки, Потом сказали, это Ленин молодой, А кто он, прочитайте, дети, в книжке...