Космические фланеры

Кто такие поэты-минеры? Персонаж одного забытого романа заметил как-то, что русские готовы до хрипоты спорить о высоких материях, но стоит завести речь о конкретике — тут же впадают либо в ступор, либо в поэзию. Американцы, впрочем, ничем не лучше: их бесконечные дискуссии о технических характеристиках стиральных машин — та же поэзия, только без рифмы. Но мы отвлеклись. Выбор темы — дело тонкое. Морж у Кэрролла, явившись к устрицам, заявил: «Пора потолковать о вещах серьезных — о кораблях, о старых башмаках, о сургуче, о королях и капусте»...

Настанут холода, Осыпятся листы — И будет льдом — вода. Любовь моя, а ты? И белый, белый снег Покроет гладь ручья И мир лишится нег… А ты, любовь моя? Но с милою весной Снега растают вновь. Вернутся свет и зной — А ты, моя любовь? (Иванов Г.Е) Следуя заветам Головина Е.В., попробуем спастись от холода — во льдах, пожалуй, самой северной точки на карте русской поэзии — в ледяном замке Георгия Иванова. Его поэзия — не раскат грома, как у Блока, и не буря страстей, как у Есенина. Это скорее тонкая изморозь одиночества: красивая, прозрачная — и смертельно холодная...