Кичигин Эдуард, рисование, АСМР

Филиппо был человеком стратегий. Он вел переговоры в Женеве, писал аналитические записки для инвестфондов, консультировал банкиров по вопросам городского развития. Но после развода и внезапного увольнения он оказался в Милане — с чемоданом, ноутбуком и пустотой в груди, которую не заполняли ни вино, ни алгоритмы. Он снимал жильё недалеко от Пьяцца Сант’Амброджо — среди монастырских тишин и университетской молодёжи. И каждый день проходил через площадь, где история чувствовалась не в туристическом...

Когда Григорио приехал в Милан, он рассчитывал на новый старт: контракт в архитектурном бюро, новые знакомства, наконец-то — город, где ценят вкус и масштаб мышления. Но всё пошло наперекосяк: его макет урезали, идеи проигнорировали, а в день защиты проекта его просто не пустили в зал — сменили замок, даже не предупредив. Он бродил вдоль канала Навильи, среди музыкантов и туристов, ощущая себя никем — чужим в городе, который должен был стать его новым домом. Он снял дешевую комнату над галереей в районе Тичинезе, стал рисовать по ночам — карты, улицы, перекрёстки...

Сорок два. Архитектор с замёрзшим именем. Конкурсы мимо, клиенты скучны, эскизы — будто зеркала его усталости. В душе — ощущение, что он всю жизнь рисует план чужой кухни, а хотел бы — город. И когда жена предложила Венецию, он согласился молча, без ожиданий. Просто чтобы не спорить. Просто чтобы не остаться. Венеция встретила его серым небом и блеском воды, где каждый фасад — отражение давно утраченной дерзости. Он плыл по Гранд-каналу и считывал архитектуру, как слепой пальцами: Санта-Мария делла...

Он работал аудитором в одной из крупнейших компаний, где каждое утро пахло кофе и напряжением, а каждая неделя — просроченными дедлайнами и корпоративной усталостью. За спиной — двадцать лет опыта, на лице — постоянная тень недоверия к миру. Он не верил больше в символы, не верил в архитектуру, не верил в величие. Всё казалось манипуляцией. Пока не оказался в Риме — почти случайно, почти по ошибке, в отпуске, который сам себе не хотел позволить. Его занесло на площадь Святого Петра ранним утром — когда толпы туристов ещё не размазали священное напряжение этого места...