Рысевы кисточки | стихи | проза

От стены до стены два шага: если встать посередине и раскинуть руки, можно идти, ведя кончиками пальцев по обеим сразу. Ледяные кирпичи сахарно похрустывают и морозят ладошки целиком, но варежки болтаются на резинках. Когда счастлив — не холодно. Налево, развилка... Направо! Звонкие голоса путают. Не заблужусь — глажу лежащий в кармане клубок шерстяной пряжи. Бабушка утром смотала шарик специально для меня. Дед посмеивался, что подстать имени получается. Ну да, меня назвали Ариадной. Знаете, была такая принцесса? Радужные нитки туго клубочатся в руке — как раз сжать — и наверняка волшебные. В полупрозрачных стенах пробегают маленькие тени в шапочках с помпонами. Похожи на гномиков. Оглядываюсь. Налево! Выскальзываю из лабиринта прямиком в объятия дедушки. Клубок кувыркается к тиру, выпав из кармана. Туда и идём. — Какой у вас главный приз? А дополнительный? — Нам показывают смешного длинноухого пёсика, плюшевого и уютного. — Хочешь такого? — Довольно киваю. Парень в красном колпаке насмешливо улыбается и отходит в сторонку. — На снегоход у нас ещё никто не настрелял, грешат на сбитый прицел, — продавец пожимает плечами. — Эх, стрельцы! — Да это руки у них не прицельные... — Усмехается дед. — Минутку, минутку. — Утешительные мишки есть, если что! — Мы даже не дослушиваем, синхронно фыркая. Мой дед Мороз колдует меткие выстрелы, а я считаю упавшие ёлочки. Одна, семь, девять... Какое число дальше? Округлое, как утюжок, разгладивший каток на заливе. Дедушка подталкивает вперёд: шагаю, проваливаясь в снег. Он вкусно хрупает и легко лепится, но меня ждут сани — глянцевые, как вишнёвый леденец, с тёмными лыжами и невидимыми оленями. — Не боишься дядю? — Интересуется у меня незнакомый мужчина, присаживаясь пониже. Дядя так усат и плечист, что даже не выглядит тоньше дедушки. И улыбается хорошо. — Как тебя зовут? — И на корточках он значительно выше меня. — Петя, а тебя? — Представляюсь и пожимаю его ладонь обеими своими, такая она огромная. — Твоего друга папе оставим или сзади пристегнём? — Конечно, собакен будет со мной. Честно настрелянный, ага. Я тоже так научусь. Не поправляю, что деда — это не «папа». Он же рад. Сиденье снегохода гулко вздрагивает, когда на меня надевают шлем. Надо же, по размеру! Привстаю, выглядывая из-за плеча — в глаза даже через щиток бьёт ветер, намерзая на ресницы и щекоча улыбку. Захлёбываюсь восторгом. Деревья пробегают мимо, помахивая лапами и стряхивая за шиворот горсти косматого инея, а сугробы впереди взрываются ледяными облаками, радужными и колкими. Впереди на мгновение мелькает оленья упряжь. Хочу посмотреть на городские крыши внизу, но мне велят держаться крепче... 2021, 2023 г. «Волшебные сани», из цикла детских воспоминаний.

— Кота-марал — это как марать кота? — Серьёзно спрашиваю я. — А зачем его пачкать? — Рома смеётся и говорит, что поступать мне на филфак. Это после школы, а я только второклашка! — Нет, «катамаран» пишется как «карандаш», помнишь, вы рисовали в школе острые карандашики для буквы «А»? — Киваю. — Не помню, как звучало первое название, но раньше эти штуки, — мужская ладонь показывает на стройный рядок неправильных лодочек, — были из связанных брёвен. Знаешь, где Индийский океан? На его берегах и придумали. Стараюсь незаметно закатить глаза и слегка возмущена. Не люблю сразу про всё, хочу про слово! Но знаю, где — там вокруг Африка, Индия и страна с кенгуру. Наверное, у океана не видно сразу три берега, как у нашего водохранилища. Ледокол «Ангара» стережёт нас от... Не успеваю придумать: Рома надевает на меня объёмный оранжевый жилет. Это чтобы я не утонула. Вода невкусная. Выгляжу немного глупо, но цвет красивый, будто теперь одета в солнышко. Любуюсь отражением в витрине кассы. По ярко-голубой воде бегают серебряные блики. Все говорят, что они золотые, но мне отражение неба кажется светлым, как прабабушкино колечко. Одновременно страшно и весело наступить с причала на борт. Пугаюсь неустойчивости, но отказываюсь спуститься «на ручках». Я же не маленькая! У меня даже ноги дотягиваются до педалек, поэтому прокладывать маршрут мы будем вдвоём. Рома филонит, поэтому нос катамарана разворачивается влево и мы удаляемся от берега. «Борт тридцать-семнадцать, осталось ... ять минут», — объявляет голос с вышки. Ять — это, наверное, десять. Или девять. Куча времени! Достаю из рюкзачка бинокль и прикладываю к глазам. Почему-то так даже хуже видно, будто я надела бабушкины очки. Рома улыбается и показывает ребристое колёсико, которое настраивает резкость. На вывеске за павильонами написано «лыжная база». Летом, правда? Чайка садится прямо на рычаг управления. Я чудом не падаю в воду от неожиданности, но птица нас не покидает и сопровождает до канатного ограждения. Ну и голосок! Угощаю её грецким орешком. Хорошо, что мы с Ромой — бабушка бы мою пернатую приятельницу кормить не разрешила. Берег кажется чужим. Когда-нибудь я обязательно узнаю, каково ступать на землю после долго пути по морю... 2023 г. «Блики», из цикла детских воспоминаний.

Ни парковок, ни станций, ни фар, ни людских голосов — на закате садилось два солнца, а то не к добру. Разъедает пустые глаза слишком крепкий посол. Плавникам не сдаются опоры небесных запруд, цепко держатся сте‌нами снеговорота и льда и скулят голосами испуганных волчьих кутят, не дождавшихся мамки, чью шкуру охотник продал; шепчут мне сквозь пургу: «Эти земли не раз освятят». Давший клички смертям, звал мою милосердной и лгал, наживив на крючок, что любого в покой заберут. Наждаком раздирает неправедно-белая мгла, звёздный хариус бьётся вдоль северо-западных струй. Рыбий хвост надрезает просветы в метельном бельме. В прозревающих высях увёртливый всполох блеснул. Шанс ловлю вхолостую, содрав чешую полумер. Померещилось. Вымешан верх одинаковым дну. Холод силы забрал. Обронила одно из имён. Откликалась не то на Подарок, не то на Маяк. Вот бы звавший не вспомнился, ладно, а просто не мёрз. Вот бы спичку, согреться мечтой, что я чья-то «моя». Роговицы без век не пускают ни в дрёму, ни в сон, оттого вой буранов и вьюг убаюкать спешит, оттого в миражи посылает и блёсен, и солнц... Кровь тровантами рвёт оболочку застывшей души: я кричу, разгораясь костром, я прошу отменить эту боль, не признав долгожданного сердцем тепла. На пороге стою, порываясь назад... Только нить между душами — крепкий титановый сплав. 2022 г.

Мои сны — лёд невставшей сибирской реки, вязь пайеток, заломленных против принта. Лески держатся плотности штор вопреки; лунный луч не обрежет ни ткань, ни металл. Приграничная слабость. Внеявный кошмар. За спиной звонко лязгает жуткая пасть, как ни встань, позади. Этот зверь — я сама: изначальное зло, кукловод Карабас, ненадёжный ремень, слишком гладкий паркет. Берег топит в снегу, уводя от домов. Равновесие — воздух в дрожащей руке, одиночество — звук неуслышанных мольб. Ночь — бессовестный шулер, гроссмейстер во лжи; чёрно-белое поле окутано тьмой. Шах и мат. Не фигура, игрок отслужил. Щит дождётся, неважно, что первый ход мой. По-военному меряю парой шагов бесконечно кружащую диагональ. Вроде наискось проще, но воздух прогорк, всё чужое, суть правил уже неважна. Под ногами погас светло-жёлтый квадрат. Лампа предано верит в заёмный сюжет, вырвав сердце своё из живого нутра. По щелчку выключателя «жить» или «жечь», по зубцам колеса — «разбудить» или «мёртв». Занимается. Крыша бордовым горит. Самый яркий рассвет мрак во мне не уймёт, ибо нет ни границ, ни весов, ни мери́л. 2022 г. #Рысь_творит

Крепостные ворота распахнуты вширь, а вошедшему — якорь и крепкую цепь; кто однажды под арку шагнуть поспешил, навсегда остаётся без звёнышка цел. Над скруглённой брусчаткой — трамвайный звонок, дребезжащий из прошлого века фантом. Старый город живёт под неполной луной, между мигом заката и шелестом толп. Окликает прохожий, стуча по часам: «Не подскажете время, с утра не идут?». На моих обе стрелки считают назад. Не встречала ещё отражений скульптур. Торгильс Кнутссон шагнул с постамента, но сам неподвижно стоит, опираясь на меч. Ос-та-юсь. Все проспекты ведут на вокзал, в небе светлой слезой набухает камедь. До сибирской тайги ровно пять восемьсот, солнце медленно падает в Финский залив. Мне вагоновожатый не смотрит в лицо: безбилетную душу пути сберегли, не иначе потёртая пряжка к добру. Бронзовеет на жёстком ремне талисман; здесь прозреет любой, кто как я, близорук — переход меж эпох отыскала сама. Греет свет по-нарнийски литых фонарей, подменив на янтарь тонкий лёд мостовых. Я иду вдоль иллюзий разобранных рельс. Город помнит, хотя от железа отвык. Шпили башен острее иголок швеи, мир скрепляют надорванным швом этажей. Как дорожная нить вокруг гор ни змеись — так целебно горчит только выборгский эль. 2023 г. Из цикла «городские истории», посвящается Выборгу.