Стакан молока

Вновь перебираю содержимое объёмного деревянного короба: старые выцветшие фотографии с дарственными надписями, награды, красноречиво говорящие о героических свершениях предков, серебряный портсигар, мятая крышка которого украшена затейливой монограммой. В сознании всплывает понятие – семейная реликвия. Есть ещё одна интересная вещь – скромная ёлочная игрушка, сделанная из папье-маше, марли и бархатного лоскута. Она представляет собой юную балерину, застывшую в изящной позе. Если верить сумбурным...

Всё моё поколение выросло на улице. Впрочем, так могли сказать дети довоенной поры, военной и послевоенной эпохи, дети пятидесятых, шестидесятых и так вплоть до девяностых годов. Гагарина из космоса встречали всем двором. Матчи между нашими и канадцами в перерывах между периодами, даже глубокой ночью, обсудить выбегали во двор. Ну, и Брежнева хоронили всем подъездом, улицей, страной. Когда по телеку началась трансляция похорон дорогого Леонида Ильича, я сидел в парикмахерской и мирно стригся. Красивая...

Признаюсь сразу, что врачи мне сделали много добра – возможно, оттого что я их редко посещал. Но два визита к эскулапам я запомнил надолго. Оба они были связаны с хоккеем, точнее, с травмами. Первый раз меня на входе в зону так «приняли» защитники, что от удара слетел шлем, и я угодил прямо головой об лёд, благополучно её пробив. Боли не почувствовал, но искры из глаз посыпались как в мультиках – это без преувеличений. Теперь я точно знаю, что искры из глаз, это не фигура речи, а очень странное...

История учит, что ничему не учит. И правда, если бы государства делали вывод из уроков истории, то ни голода, ни конфликтов, ни войн никогда не было. Потому что дешевле и проще договориться. Потому что, как уже не раз случалось, победители через некоторое время часто с изумлением догадывались о своём поражении... Если бы все девушки вдумывались в содержание народных песен или хотя бы приложили к себе историю бедной Лизы, которую поведал Карамзин, то меньше стало бы личных трагедий – маленьких с точки зрения всего человечества...

Не сплитуйте наш язык! Не сплитуйте! Смотрю программу по ТВ. Идёт передача о борьбе за чистоту русского языка. На экране ведущий, молодой и красивый, и его соведущая, такая же молодая и красивая. – Наконец-то в Думе хотят апрувить кейс о русском языке, – заявил ведущий. – Вау! – воскликнула соведущая. – Наконец начинается клининг русского языка! – Да! – подхватил ведущий. – А то, что ни нарратив, то хорромейкинг. Кругом сплошной спам и скам! Поставим наконец бан этому флуду! Сейчас мы прервемся на рекламный контент, а потом продолжим… И понеслась реклама...

Нынче Надцонов обновит американский почвообрабатывающий посевной комплекс с «Джон Диром», ждёт, приедут ребята из техноцентра, настроят, первый день проследят за работой. – И сколько ты в него влупил? – спросил вечно недовольный Аркаша Захаров, тоже фермер, но, похоже, бизнес выходит на финишную прямую. Пить вино и растить хлеб одновременно ещё никому не удавалось. Аркаша уже продаёт остатки техники, Надцонов железо брать отказался, а часть пайщиков неудачника принял. Трактор сгрузили с платформы и загнали в ангар, Владимир освободил место, чуть сдвинул семенные вороха...

Первая самостоятельная посевная запомнится Надцонову на всю жизнь. Прежде всего, схватились за пайщиков, ведь своей земли немного. Пошли по родне, по соседям, сразу встал вопрос о цене, старый колхозный бригадир Мирохин сказал, что он свой и старухин пай дешевле, чем за пять центнеров чистого зерна, не отдаст. – Дед Киприян, ну как я могу тебе на берегу, ещё и подошвы не замочив, сказать, что добуду? Ты же старый крестьянин, а если совсем не уродит, тогда как? – Тогда, мил человек, продавай машину и мне расчёт деньгами… по цене рынка...

Когда бушевал коронавирус, в соцсетях вовсю цитировалось высказывание Ильи Ильича Мечникова (1845–1916): «Здоровому организму вакцина не нужна, а больному она опасна». Под этим щитом противники вакцинации наступали на её сторонников, кричавших, что он такого не говорил. Хотя при знакомстве с мечниковской теорией иммунитета, понимаешь, что именно это утверждение там одно из стержневых. За учение о фагоцитозе Мечников вторым из русских учёных (после Ивана Павлова) получил Нобелевскую премию. О клетках...

Утро после того колхозного собрания выдалось необычное. Ещё вчера метелило и ветер перегонял поздний снег от забора к забору, а нынче притих, словно присмотреться хочет. Звёзды неба не покидают, хотя уж вроде светает. Фонари на столбах горят ярче прежнего, а машинный двор прямо твой аэродром, Владимиру приходилось летать в Москву на ВДНХ как передовику, видел и запомнил. Зашли в красный уголок, друг над дружкой подшучивают, а волнение есть. Тут же представитель из бухгалтерии. Заведующий машинным...

– Любо да мило смотреть на родные наши места, сколько годов живу, а не могу насладиться. До чего же всё по порядочку: и речка, и озерки кругом, всё рыбное, едовое. И луга заливные, когда снегов много, с высоких мест стекает водичка в низину и в речку, а та в разлив – особая, видать, страсть: раскинуться, плечи расправить, заодно и камыш со всякой всячиной вычистить. Два холма по ту сторону деревни, издавна зовут их Женские Груди, понятно, в деревне не особо выбирают красивые выражения, но издали они очень похожи, ежели мне память не изменяет...

Рассказ // Илл.: Художник Владимир Порошин Это был старый городской парк: на дорожках асфальт в крупных трещинах, берёзы с вороньими гнёздами, деревянные скамейки с высокими спинками, на которые можно опереться и расслабиться. Долго сидеть не получалось – ещё холодновато, хотя светило майское солнышко. Дети уже успели нарисовать крестики-нолики на сухих островках подсохшего асфальта. Прогуливались мамочки, монотонно качающие разноцветные коляски. Эта женщина тоже катила коляску по дорожке, потом тихо села рядом на мою скамейку...

Рассказ / Илл.: Художник Фабиан Перез (фрагмент картины) В сумрачном зале бара с веселым названием «Три сосиски» было немноголюдно – на дворе стоял совершеннейший день, и до вечера было далеко. Тишина и покой господствовали в обычно шумном заведении. Танцпол был пуст, цветомузыка не сияла огнями и даже потолочные вентиляторы крутились вполсилы. Из динамиков негромко звучали бессмертные мелодии классиков. Бармен, молодой человек в ярко-лимонном жилете, со скучающим видом стоял за стойкой и, скрывая зевок, оглядывал зал...