Давно ожидаемая премьера «пасхальной мистерии» Рихарда Вагнера была запланирована на первые числа апреля, но в итоге, ввиду очередного локдауна, была перенесена в виртуальное пространство и состоялась 18 апреля, аккурат посередине двух Пасх – католической и православной. Надо отдать должное театру и европейским медиа, которые предоставили долгосрочный бесплатный доступ к трансляции на самых разных платформах: неделю спектакль можно смотреть в онлайн-архиве австрийского телевидения TVthek.ORF.at и месяц на сайте немецко-французского телеканала Arte. И это не считая двух вечерних показов постановки по телевидению, радиотрансляции, нескольких тематических передач и интервью со звездными солистами – Элиной Гаранчей и Йонасом Кауфманом. Первые разговоры о сотрудничестве с Кириллом Серебренниковым театр начал еще в то время, когда режиссер находился под домашним арестом. Позднее к трудностям личного порядка прибавились закрытые границы, нескончаемый европейский локдаун и полная невозможность что-либо планировать в долгосрочном режиме, особенно в культурной сфере. И вот в этом контексте родился спектакль о несвободе внутренней и внешней, о том, как время жизни, буквально вторя Вагнеру, у нас на глазах превращается в пространство («Zum Raum wird hier die Zeit»), и о главном диалоге, который может вести человек, – честный и нелицеприятный диалог с самим собой. В постановке Серебренникова рыцарский замок превращается в тесное тюремное пространство (сценография выполнена «по мотивам» одной их французских тюрем для «безнадежных» заключенных). Здесь и брутальная задиристость замкнутого мужского общества, и тяжелая обреченность, и слепая вера во всепобеждающие символы, которые оживают в венской постановке в виде бесконечного множества татуировок, расцветающих на теле заключенных как на сцене (каждому местный мудрец-сиделец Гурнеманц на спине выбивает меч), так и на огромных экранах, обрамляющих сценическое пространство. Запечатленные на видео портреты – лица, спины, обнаженные торсы – воссоздают отдельную мифологему, многостраничную энциклопедию российских тюремных татуировок: ритуальная знакопись, неясная грань между клеймом и личным выбором, напоминающая о недавней выставке «Тату» в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина. Видеоряд на экране существует контрапунктом к сценическому действию, иногда комментируя его (так, «лебедем», убитым Парсифалем, оказывается один из заключенных – мальчик-альбинос с татуировкой-крыльями на спине), но в основном создавая дополнительный план меж-пространства и меж-времени. Потому что взрослый Парсифаль в этой постановке встречается со своим прошлым, а на сцене – его юный двойник, его горькие воспоминания. У каждого в этом пространстве свой Грааль – кому свобода, кому вера, кому смерть, а кому любовь, как для искусительницы Кундри (Элина Гаранча), которая в этой постановке предстает в роли журналистки – опытной, циничной и глубоко несчастной. Вообще, вся сцена соблазнения Парсифаля не только отлично спета, но и безупречно разыграна с точки зрения того, как выстраивается полифоническая линия мизансцен: поседевший Парсифаль переживает эту драму также физически интенсивно, как и его безмолвный двойник (от Николая Сидоренко, артиста Кёльнского театра драмы, трудно оторвать взгляд на протяжении всего спектакля). Все участники ансамбля органично встраиваются в разыгрываемую на сцене драму – пылкий Амфортас в исполнении Людовика Тезье, строгий и очень внятный вокально Гурнеманц (Георг Цеппенфельд). И, конечно, главный стержень драмы – Элина Гаранча и Йонас Кауфман, созвучные как вокально, так и артистически интровертному миру этого спектакля. Йонас Кауфман – отдельное удовольствие в этой постановке: находясь большую часть действия почти на краю авансцены, он без надрыва и пафоса пропускает через себя напряженную вагнеровскую драму.Музыкальная жизнь