Автор: Андрей Ваон
Тело болело так, что казалось не своим. Словно маленьким молоточком долбило в висках – тук-тук.
Вера упала в кресло и проскрипела:
– Чёртов Шмидт.
В мозг лезла вчерашняя адская тренировка, концлагерное какое-то истязание, и то, как тренер Шмидт Пётр Германович гнал и гнал без удержу: "Вера Пал-на, будьте добры на старт. Да поживее, леший тебя задери".
Он мучил её второй месяц, а Верины мышцы никак не желали привыкать к нагрузкам. "Нормально. Так и должно быть", – отмахивался Шмидт от её жалоб, и Вера всё чаще подозревала скрытого в нём садиста, а не заслуженного тренера бегунов. Она не раз уже хотела всё бросить и заниматься самой. Но сначала думала, что втянется, а потом стало поздно – шёл май, на носу забег "Белые ночи" в Питере, и к осени она самостоятельно марафонную форму набрать не успеет.
– Чёртов Шмидт, – повторила она.
Ещё эта его нудятина про небег и пушечное сало.
Шмидт её достал. Только если бы не сало, она бы и не пошла к нему никогда.
***
Шмидт дул пиво и смотрел футбол. Небритый и какой-то запущенный, с пузиком (на фото он выглядел посвежее) – бегун?! Вера, помявшись, подошла к нему.
– Здравствуйте, я вам звонила… – начала она.
– А, Митрофанова! – кивнул он. – Садись.
Она, раздражаясь с разгону, села.
– Пивка? – предложил он.
Верина бровь подскочила вверх.
– Лучше кофе, спасибо.
– А вот кофе для бегуна не хорошо.
– Зато пиво в самый раз, – буркнула Вера, уже жалея, что пришла.
Представила, как всё это выглядят со стороны – мужчина, далеко не в расцвете сил, и она, молодая, юная почти; рыжая вполне себе бестия, как называла её подруга. Так себе выглядит, чего уж тут.
– Бегаешь, значит?
– Ну так… – смутилась она.
– Десятку за сколько?
– Пятьдесят пять, – призналась Вера, покраснев – результат был так себе даже для любителя. Даже для девчонки.
– Сойдёт, – кивнул он равнодушно. – А куда бежать, знаешь?
– В смысле? На финиш? – От столь дурацкого вопроса Вера растерялась.
Шмидт развалился на стуле и, покусывая зубочистку, глядел в пространство. Вера подумала, что он ушёл сознанием в другие пределы и к клиентке интерес потерял. Но тренер перевёл неожиданно ясный взгляд на неё и ткнул зубочисткой:
– Вот именно. Вам лишь бы бежать! А надо… – И он снова замолчал.
– И правда, зачем на марафоне бежать, – хмыкнула Вера.
В глазах тренера забрезжил огонёк:
– Вот-вот. Чтобы хорошо бегать, нужно хорошо не бегать. А этого почти никто не умеет.
– А вы, разумеется, умеете? – Вере надоело.
– Умею, – кивнул Шмидт. – И тебя научу.
– Ой ли? – Вера допила кофе и полезла за кошельком. – Но думаю, что не бегать у меня и без вас отлично получается.
Положила деньги и встала из-за столика, накидывая пальто. Тут Шмидт и выдал:
– Только ты разучилась радоваться воробьям на кусте, запаху тополей и бензина за гаражами, маминым пирогам и паутинкам в сентябре. И Севастьянову ты не рада. Хотя он дрянь, конечно.
Веру эти слова пронзили насквозь, и она безвольно осела на стул.
– Откуда вы…
– Ты жизнь свою окунула в пушечное сало. Законсервировала. И не бегать ты ни хрена не умеешь. Странно, как из часа-то на десяти кэмэ выбежала…
Вера простила ему грубость. За слова, вынутые из глубин её души. Как давно (и не вспомнить) она была на платформе "35й км", где дача, гараж и тополя, где паутинки и солнце? И не она ли ноет порой, куда ушло всё это… Почему воробьиный ор за окном давно не радует, а от маминых пирогов одно раздражение и лишние килограммы? Как ровно-серо кругом почти всё, включая никудышного, действительно, Севастьянова, который вот-вот, да посватается. А она вот-вот, да и согласится. Такая уж жизнь. Как у всех. И бегом этим треклятым она увлеклась, потому что все побежали, и я побежал. Бежали многие, добегали единицы.
Шмидт смотрел на неё с интересом.
– Пива?
Она кивнула. Тренировки начались.
***
Не получалось. Поначалу её захлестнул энтузиазм, показалось Вере, что она сразу нащупала ту самую жилку, за которую потяни, вытащишь себя из болота пушечного сала, как говаривал Шмидт. Но он её радостные вопли осаживал: "Только это вряд ли. Ты предел сначала нащупай, куда ни ногой раньше, тогда сало и потечёт. А для этого нагрузочка нужна". И он дал нагрузочку.
И теперь Вера кляла Шмидта, себя, его бредни и свои дурацкие хотелки непонятной, позабытой радости… Хотела? Получай.
А он не давал спуску: "Да расслабь ты корпус, Митрофанова! Носок тяни, шляпа!". Она сносила его грубость до поры; пока в очередной раз, перед Питером, он не заорал на финише тяжеленной тренировки:
– Темп! Темп! Руки куда опустила, клуша?!
Она остановилась, упёрла руки в колени и, тяжело дыша, проговорила:
– Да идите вы, Пётр Германович, к чёрту!
И сошла с дистанции.
– Годится, – услышала она и обернулась. Шмидт улыбался во всю свою небритую физиономию. Он подошёл, всучил билеты до Питера и добавил: – Не вздумай до старта бегать.
Вера рот раскрыла в изумлении, ахнуть хотела: "Совсем?". И тут она уловила… Будто в замороженную форточку шепнула тоненько весна, чуть слышно, но неотвратимо. Вера замерла в осязании, но нет, момент счастия усвистал. Но она чётко знала, ей не показалось.
В Питере она выбежала из полутора часов, попав в тридцатку лучших. Все кругом селфились и засовывали себя в Сеть. А она достижение своё никуда не постила, даже маме не позвонила. Написала только отцу: "21 км за 1 час 29 минут 34 секунды". Не зная, есть ли ему дело до её бега (небега! – закричала бы она) с новой-то его семьёй.
Телефон молчал. Нет, телефон разрывался: знакомые и друзья прознали, сыпались поздравления. Долбился и Севастьянов. Мама робко интересовалась, как дела. Молчал телефон на контакте "Папа".
***
– Из трёх часов выбегу, – сказала Вера.
Шмидт поперхнулся.
Осень ступила на календарь, но в воздухе было разлито летнее тепло. До Московского марафона оставалось три недели. Вера отдыхала на трибуне стадиона, Шмидт сидел рядом в своей застиранной олимпийке.
– Ну да. А потом мы тебя в Нью-Йорк пошлём, и ты там сделаешь всю эту Кению с Эфиопей. – Шмидт встал. – Опомнись, Митрофанова! Ты только-только понимать начала, что к чему, а из сала-то толком не вылезла. Суставы, мышцы, мозги, а самое главное…
– Начинается...
– Да-да, душа твоя дрыхнет в тоске… – вздохнул Шмидт. – Из трёх выбегу… Ха! – Он сошёл на дорожку и побежал. Легко и красиво. И видела Вера совсем другого Шмидта: летящего, светлого, устремлённого. Этим невесомым аллюром он как бы утверждал последние свои слова.
А он прав, подумала Вера. Зазналась она после Питера, поймала, как ей показалось, нужный вихрь, зацепилась, понеслась… Дышать стало легче, заиграла улыбка. Заштриховалась обида на отца.
Но отец же всё и испортил. Невинное сообщение: "Как дела?" (после полугода-то тишины?!) Веру накалило добела. Заискрила она свежими силами, по ошибке приняв их за новый размах в небеге. Уверовала, что окончательно очистилась от пушечного сала, и от этого-то и обнаглела в прогнозах на свои успехи в марафоне.
– Я давно хотела спросить, – сменила тему Вера, когда Шмидт, набегавшись, уселся рядом. – Пётр Германович, а откуда вы про меня тогда… узнали всё?
– Так у тебя ж на лице всё написано. Когда человек весь в сале, то всё же видно.
– Но видит это лишь тот, кто умеет в небег… – пробормотала Вера, но Шмидт расслышал и кивнул. – А чего ж вы сами-то тогда, а?
– Что?
– Ну… прозябаете? – сказала Вера и смутилась.
– А, это… Да я своё отнебегал. – Тренер встал. – Хорош трепаться. Давай по лестнице двадцать подходов.
– И вы себя нарочно в сало обратно засунули! – догадалась Вера. – Но зачем?!
Шмидт спускался по ступенькам, показывая рукой, чтобы она пошевеливалась.
***
– Да чего теперь пыжиться. Забей, – сказал Шмидт.
Сила ушла. Какие там "из трёх часов". Ноги не бежали, наливались чугуном. Контрольный забег не получился, а до марафона осталось полторы недели.
Всё было зря, и хотелось плакать.
За неделю Шмидт, гад, исчез с горизонта, телефон его не отвечал. И на старт Вера втащила себя, проклиная его в миллионный раз.
Она ещё надеялась, что как начнётся, полегчает. И с ходу взяла убойный темп, рванув как на пятьсот. "Сдохнешь так лететь! Сдохнешь!", – дёргала себя Вера и только наддавала жару, помирая. Лютая воля ворочала чугунными ногами, заставляя хрипеть спёкшимися лёгкими.
Замаячила отметка "35 км", за которым она ещё никогда не была.
И всё кончилось: будто вынули стержень, в лёгких кончился воздух, мышцы свело свинцом. Тут-то и объявился Шмидт. В вечной своей растянутой олимпийке он трусил рядом.
– Свободнее, Вера, легче. Немного осталось. Сбрасывай и вылезай.
Пространство схлопнулось, что-то Веру подхватило и понесло.
– Неплохо, Митрофанова! Неплохо, – услышала Вера голос тренера и очнулась. Очнулась на финише.
Позорище какое, подумала она, на каталке, выходит, довезли. А Шмидт, сволочь, ещё и глумится. Вере казалось, что на неё упал весь земной шар, нутро рвало, вместо рук и ног – болванки. Сквозь пелену прорезалось табло со строкой: "Митрофанова В. – 2:59:01"
– Ой… – просипела она.
Порыскала глазами в толпе. Шмидт небрито улыбался и показывал большой палец.
Источник: http://litclubbs.ru/duel/263-na-tridcat-pjatom-kilometre.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала
Важные объявления:
- Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
