Холодея внутри, я протянула руку, но кот отпрянул и словно ухмыльнулся.
- Иди сюда, долбанная киса! - прошипела я. Но Серый сдал назад по отливу, вдруг царапнул когтями по гулкой жести, скользнул и исчез из видимости.
- Ё! - вскрикнула я. Ему таки удалось свалиться с пятого этажа. С ужасом я перегнулась через подоконник...
Некоторые существа рождаются на Земле с заметным запасом прочности и удачи. И в моей жизни случалось, что Его величество Случай вдруг поворачивал оглобли моей телеги и уводил от неминуемой гибели. Всю свою сознательную жизнь я, входя в кинотеатр, ищу табличку «запасной выход», а в присутственных местах с удовольствием разглядываю схемы экстренной эвакуации. Но всё же в моей судьбе не малую роль играла банальная осторожность. Может быть даже частично врождённая.
Некоторые же люди получают свыше особый дар выживания. Как будто к ним приставляют не одного доброго ангела, а сразу двух. Отлучился один по каким-то надобностям, его тут же заменяет другой.
На моих глазах люди, осенённые исключительной неуязвимостью, выживали в невероятных условиях - падали с гор, ломали позвоночники, ныряя, тонули вместе с яхтами, зависали на жуткой высоте - что бы, очухавшись после очередного личного катаклизма, снова и снова искать встречи с итак неминуемым Завершением Жизни. Так всегда, по моему, у людей. Не ценят того, что имеют в избытке.
Никогда я не видела, чтобы такие люди ценили эту отсрочку, ценили истинно, не прикрываясь демагогией «о рождении в рубашке» или оправданиями типа «а кто говорил, что будет легко».
Мы называли его - дядя Лёня. Он жил в нашем подъезде с тех пор , как сдали дом и запустили первых жильцов. Наш подъезд получился отменным. Несколько заводских семей, всегда готовых придти на помощь и делающих жизнь подъезда почти семейной. Погрузить, разгрузить, помочь завести машину на холоде, покрасить скамейку у подъезда, вынести пирог на площадку в новогоднюю ночь - это было у нас «просто так».
Дядя Лёня, шофёр директорской «Волги» градообразующего предприятия, получил квартиру на третьем этаже. Его жена, имени её я так и не запомнила, числилась (со слов Лёни) «коброй и ведьмой». Но теперь я понимаю: её причитания, её недовольство были обоснованы.
Жизнь дяди Лёни представляла собой катастрофу и череду глупостей в одном флаконе.
Он был прекрасным человеком. Он мог, пока моя мать лежала в больнице, а отец был в разъездах, провожать тёмным вечером меня из школы домой после бесконечных факультативов. Ему доверяли ключи от квартир, если ждали прихода сантехников. Он всегда был готов помочь вынести Елизавету Павловну, старушку в коляске, «на солнышко» во двор и не просил ничего взамен.
Но я до сих пор уверена - дядя Лёня не совсем точно воспринимал понятие «жизнь». Он всегда больше помалкивал, пыхтел едким папиросным дымом и покряхтывал, словно подсмеивался. Но делом доказывал - есть люди, стремящиеся к абсолютному нулю.
Когда он ещё был в утробе матери, во время родов у его матери разорвалась матка. Лёня родился не просто в крови, он выплыл из матери в кровавой реке. Никто им не занимался толком в первые три часа его жизни. Он долго пролежал в кювете, накрытый больничным одеяльцем. Его мать рассказывала (не мне, нашим бабкам), что, пока она то теряла, то находила сознание, он лежал очень тихо. Словно сосредоточенно прислушивался к истеричным звукам вокруг него. Словно был неживой...
...Кота я выходила. Пришлось заполошно поднять соседей со второго этажа и через их кухонное окно залезть на подъездный портик, чтобы забрать это животное, родившееся с ушибленным мозгом. Серый либо искал смерти, либо инстинкт самосохранения у него начисто отсутствовал. Кот месяц отлёживался под батареей. Он не орал, не мяукал, не жаловался. Он хмуро и презрительно смотрел на меня из своего угла. Я уверена была: Серый ждал, когда заживут рёбра, чтобы снова что-нибудь выкаблучить. Это и произошло.
Мы живём среди змей. Клубками вьются они на наших рабочих столах, под столами, под новогодней ёлкой, клубятся за телевизионной стойкой, заползают на кухонные столешницы, висят над входом. Электрические, оптико-волоконные, в оплётке и без, разного сечения и разного назначения. Соединённые в единый желудочно-кишечный медно-алюминиевый организм они жрут энергию нашего дома. Днём и ночью. Зимой и летом. Провода, одним словом.
Серого я отгоняла от проводов то полотенцем, то скрученной газетой. Иногда и тапком. В большинстве случаев вдогонку летел и второй.
Серый настойчиво пытался прощупать вьющихся змей на крепость. Почему-то делал он это только в моём присутствии. Кота можно было оставлять на весь день одного и не бояться за сохранность, например, холодильника. Но стоило мне придти с работы, как он нагло устраивался в самом центре клубка сплетённых проводов и начинал смачно чавкать.
- Вот будет тебе искра в задницу! - в сердцах пророчила я.
Так оно и случилось. Не расслышала я чавкания, была в наушниках. Как кота током не убило?! Не понимаю! Мне вообще показалось, что, когда его выбросило из-под стола, его пасть была объята голубым пламенем в ореоле искр...
...Дядя Лёня с юности страдал обострённым вниманием к табличкам «Вход воспрещён» и «Не влезать. Убьёт». Его жена рассказывала (не мне, а всем, кто сидел вечерами на лавочке у подъезда), что шестнадцатилетнего Лёню едва спасли, когда он на спор залез в трансформаторную будку и на два дня вырубил свет в шести окрестных домах. С тех пор у него были тёмно-коричневые кисти рук...
...На третьем месяце жизни кот полюбил булавки. Он охотился за ними, словно это был предел его мечтаний. Я застала свою игольницу полностью разобранной один раз и была крайне удивлена. Вот ситцевая подушечка под английские булавочки, а вот и сами иголки с шариками валяются по всей комнате. Эта серая зараза находила подушку даже в плотно закрытой шкатулке, вытаскивала по одной булавке и уносила их то на шкаф, то прятала в одеяло.
- Рукодельница, ты моя! - орала я на кота, стараясь интонацией вкладывать в первое слово иной смысл. Кот, по-моему, всё понимал, но продолжал делать своё дело. Пока не подавился. В таких случаях я становлюсь ледяной женщиной и мне всё равно, чья пасть передо мной - собаки, кота или мужчины. Я достану из чужого горла всё, что там застряло и грозит бедой...
...Ранней весной дядя Лёня утопил в реке директорскую «Волгу». Пытаясь срезать путь, ну, и за одно пофасонить перед знакомыми рыбаками, Лёня выехал на тонкий лёд. Мужики рассказывали (не мне, моему отцу), что Лёня, сначала выехал на берег, был трезв, посмеивался над скромным уловом товарищей, что, слово за слово, заявил вдруг, что он то лучше всех знает какой толщины лёд. Из всей истории, пересказанной отцом маме я запомнила одно: «Понимаешь, все подбежали к полынье, а машина идёт на дно, как подводная лодка, почти вертикально, и только габаритные огни уменьшаются в чёрной воде». Лёню выловили в соседней проруби, из которой тот вынырнул, словно ошалелый карась. Просто река не приняла его.
Лёню, конечно, сразу же уволили. И он начал пить. Его находили в снегу в полузамерзшем состоянии, вытаскивали из-под колёс машин. Местная братва не раз разбирала его по косточкам и один раз хорошо приложила бутылкой по голове. Однажды (тут я уже участвовала, так что рассказ из первых уст) дяде Лёне проткнули живот ножом. И он почти километр пропёрся от места ссоры до дома с торчащей из живота рукояткой охотничьего скинера. Я сидела у подъезда. Мигом поняв, что дело плохо, влетела к нам на пятый этаж и вызвала скорую. Дядя Лёня лежал на скамейке перед подъездом и подхмыкивал. Словно удивлялся. Не тому, почему не умер от кровопотери, а тому, что вечер слишком тёплый...
... Серый, конечно, добавил мне седых волос. Вскоре я звала его не иначе, как «долбанный усатый мешок с костями». Я его не понимала. Я честно предоставляла коту все условия для комфортной жизни. Вот молоко, вот корм, вот тепло. Про тепло вообще особо. Выехали на дачу. Я была уверена, что Серый сделает мне лапкой, осмотревшись на вольных дачных огородах. Я даже надеялась на это. Он и правда «сдрыснул» дня через два после нашего приезда. Была весна, но с земли ещё тянуло холодом. Вечером я набрала дров, быстро закидала в печурку, надеясь к ночи успеть прогреть домик. Размяла газету, натолкала между поленьев. И зажгла. Пламя радостно запрыгало по сухим чурочкам. И тут из печи раздаётся, не жалобное, злое мяуканье. Эта тварь спала где-то на печном повороте. Дом пах дымом и немного палёной шерстью весь сезон. Ну, или мне так казалось. Серый и тогда выжил. Сволочь...
А дядя Лёня отличился не раз. Он, например, свалился с третьего этажа и сломал бедро. Жена решила закрыть его на замок и не выпустить из дома, пока бегала в магазин. Может кто и спокойно воспринял бы временное заключение. Но дядя Лёня нарезал простыни и успел связать приличной длины верёвку. Которая не выдержала необычного применения. Простыни были слишком изношены.
Много ещё можно было бы рассказать. Умер дядя Лёня глупо, как мне кажется. Наступил на ржавый гвоздь и не пошёл в больницу...
А Серый... Я задавила его. Признаюсь. Села в машину ехать за хлебом в город. Развернулась во дворе, как мне показалось, аккуратно. На даче у меня были курочки. Эти не боялись автомобиля и могли сидеть под днищем машины в тенёчке. Вроде посмотрела... Заглянула, опустившись на колено... И только двинула к воротам, как всем телом, обоими ушами, сердцем услышала неприятный хруст под левым передним колесом...
Не знаю... Думаю, Серый хотел умереть. Не видел, что ли, смысла в жизни.
А может мне это так кажется.
Автор: Лев Елена
Источник: http://litclubbs.ru/articles/12973-kot-kotoryi-hotel-umeret.html
Понравился рассказ? У вас есть возможность поддержать клуб.