Все тяжёлые последствия нелепой и скоропалительной женитьбы обнаружилась очень скоро и привели Чайковского к сильнейшему нервному срыву. Брат увёз его за границу, где он не сразу пришёл в себя. «Я, фактически, конченый человек», - писал он одному из друзей.
________________________________________________________________________________
Это продолжение истории отношений Надежды фон Мекк и Чайковского. Начало ➡ 1 часть, 2 часть, 3 часть.
________________________________________________________________________________
Попытки договориться с Антониной Милюковой (теперь уже Чайковской) о разводе уперлись в стену: она говорила то "да-да, конечно", то "нет, ни за что" и выдвигала новые финансовые условия, чем доводила Чайковского до белого каления. В итоге развод так и не состоялся, и ему пришлось до конца своих дней платить ей за то, чтобы она не появлялась в его жизни.
Антонина Милюкова-Чайковская впоследствии родила троих детей от разных мужчин (кстати, первенца она назвала Петей), и сдала их всех в приют, где они умерли в разное время.
На похороны Петра Ильича Чайковского она пришла с венком с надписью на ленте «от безутешной супруги», а несколько позже опубликовала воспоминания о муже. Спустя годы Антонина Милюкова закончила свою жизнь в психиатрической лечебнице, оплаченной из денег, оставленным ей Чайковским по завещанию.
Другая женщина
Два месяца, которые Чайковский провёл в статусе молодожёна, дались Надежде Филаретовне нелегко. Спустя год после этих событий она призналась Чайковскому, какие чувства испытала в тот период.
«Знаете ли, что, когда Вы женились, мне было ужасно тяжело, у меня как будто оторвалось что-то от сердца. Мне стало больно, горько, мысль о Вашей близости с этой женщиной была для меня невыносима… я радовалась, когда Вам было с нею нехорошо… Мне казалось, что она отняла у меня то, что может быть только моим, на что я одна имею право, потому что люблю Вас, как никто».
Дальнейшее течение событий хоть и стало драматичным для Чайковского, пролило много воды на мельницу её чувств и бальзама на её любящую душу.
Во-первых, уже в следующем письме эту – другую женщину, соперницу, вставшую между ними, Чайковский развенчивает безжалостно и бесповоротно. Так, что не остаётся ни одного повода для ревности.
«Она мне ненавистна в полном смысле слова». «Как в голове, так и в сердце у неё абсолютная пустота»., «Куда убежать от этой несносной язвы, которую я в пылу совершенно непостижимого безумия привил себе сам!»
Во-вторых, бесценным подарком для неё стало то, что с этой своей бедой он бросился именно к ней - как к сестре, матери, самому близкому человеку. Как блудный сын он пал ей в ноги, исповедуюсь в своей глупости и прося о помощи.
И Надежда Филаретовна с готовностью компенсировала любимому расходы и на откуп от жены, и на бегство от неё за границу. Его неловкость, смущение и раскаяние она заливала потоками самых нежных и сердечных слов. Чайковский был утешен и потрясён её великодушием. Он с восторгом писал своим брату:
«Господи, сколько я должен быть благодарен этой чудной женщине… Никогда, никогда я не в состоянии буду доказать искренность моей благодарности…»
Этот случай очень их сблизил. Теперь слово «дружба» в их переписке наполнилось живым и горячим смыслом.
Любовь и дружба
Тут нужно уточнить, что, значение этого слова - "дружба" - в XIX веке было несколько иным, более глубоким и широким, чем сегодня, и легко замещалось словом «любовь».
Не только подруги, но и друзья мужского пола адресовали в письмах друг другу объятия и горячие поцелуи, могли всплакнуть при встрече и расставании, называли друга «милым» и горячо признавались в любви. Эмоции в эпоху романтизма были культом, экзальтация – вариантом нормы общения. Слово «обожаю» пользовалось большой популярностью, и, кстати, было одним из любимых выражений Чайковского.
Слова «люблю», «любимый, «любимая» - встречаются в каждом письме Чайковского и Надежды Филаретовны. Правда, наполнение этих слов у каждого из них было своё.
Смысл «люблю» Надежды Филаретовны совершенно определённо выражал именно любовь в самом пылком её варианте. Этот высокий градус эмоций появился в её письмах после того, как они вместе пережили стресс женитьбы Чайковского. В ответ на его крик о помощи она обнажила перед ним своё сердце с такой откровенностью и хлещущей через край экзальтацией, которая не оставляет сомнений в природе её чувств. Если заменить официальное «Вы» в её письмах на интимное «ты», это было бы больше похоже на жаркую речь любовницы, а не далёкой подруги по переписке.
«Драгоценный мой, бесценный!..» «Милый мой, несравненный!»
«... Я чувствую такую страстную привязанность к Вам, Вы так милы и дороги мне, что слезы выступают у меня на глазах и сердце дрожит от восторга.» «… Когда бы Вы знали, как я… люблю Вас. Это не только любовь, это обожание, боготворение, поклонение…» «Нет дня, чтобы я не думала о Вас, нет минуты, чтобы я не любила Вас, мой бесценный, дорогой!»
Кстати, уже в начале их переписки она предлагала Чайковскому перейти на «ты», но он с извинениями отказался. Он обходил молчанием или тактично пытался гасить все эти вулканические извержения её страсти, разрывающие границы установленного формата дружбы.
В сообщающихся сосудах их общения уровень чувств не был равным. Потому что один из них отдавал от всего сердца, а другой благодарил.
Искусство принимать дары
Семья фон Мекк ещё при жизни её главы Карла Фёдоровича вкладывала деньги в поддержку русского искусства. Этика большого капитала в то время подразумевала обязательное покровительство и поддержку тем, кто в этом нуждался.
При этом формальная схема отношений «меценат – художник» давно уже была отработана и выглядела абсолютно понятно. Искусство никогда не окупало само себя, поэтому меценатство – это не подаяние из сострадания, а выполнение неписанного долга перед человечеством и культурой своей страны. В этой схеме всё было устроено так, чтобы достоинство художника не прогибалось под тяжестью благодарности. Ты мне деньги, я тебе «большое спасибо» плюс посвящение нового сочинения, и мы в расчёте.
Но в случае с Чайковским схема была не совсем обычной. Спонсор не только высоко ценил творчество спонсируемого, но и был страстно в него влюблён. Это определяло детали их отношений.
Надежда Филаретовна не сразу же стала осыпать горячо любимого композитора ассигнациями. Возможно, ей и хотелось бы этого, но вряд ли одариваемый принял бы такой жест он незнакомого человека. Поэтому в первый год их отношений она просто делала ему отдельные заказы и очень щедро платила за них.
Вскоре она убедилась, что Чайковский остро и хронически нуждается в деньгах: трижды за короткий срок он обращался к ней за финансовой помощью. После этого она решила, что будет проще установить какой-то порядок в этом вопросе и избавить любимого человека от необходимости каждый раз просить об одолжении.
В конце 1877 года (после года переписки) она назначила ему ежемесячное пособие в размере пятисот рублей – генеральский оклад по меркам того времени. Довольно большие деньги для человека, не имеющего своего дома, семьи и штата прислуги. Другой цели, кроме как освободить творца от всех забот, эти деньги не имели, творческого отчёта Надежда Филаретовна не требовала. Продолжительность выплат была определена словом «всегда».
Помимо регулярных «бюджетных сумм», как она это называла, Надежда Филаретовна оплачивала также внезапно возникающие срочные расходы Чайковского. Сюда нужно ещё добавить подарки и регулярные приглашения пожить на полном пенсионе в её домах, загородных имениях и заграничных виллах, которые Чайковский чаще всего принимал.
Уровень её гостеприимства был королевским. Роскошно обставленные квартиры в несколько комнат, экипажи, верховые лошади, лодки для катания по реке, рояли, ноты, книги, изысканные обеды с дорогими винами и невидимая прислуга – всё было к его услугам. Чайковский писал брату о том, что во время его прогулки по окрестностям Браилова (любимое украинское имение фон Мекк) за его коляской ехал «целый̆ фургон с самоваром, посудой̆, столом, стульями, коврами» на случай, если дорогому гостю вдруг захочется испить чаю в каком-нибудь живописном уголке леса.
Теперь Чайковский мог оставить ненавистное преподавание и журналистику и посвятить всё своё время сочинению в идеальной обстановке покоя, комфорта и красоты.
Свобода и обязательства
Однако для него эта ситуация была щекотливой, некоторое время он держал в тайне источник своих доходов даже от близких людей – сестры и отца.
Напрасно Надежда Филаретовна всячески пыталась смягчить этот момент:
«…За что Вы так огорчаете и обижаете меня, так много мучаясь материальной стороной?»
Наконец, она придумала и изложила в одном из писем теоретическое обоснование их материальных отношений. Её логика основывалась на том, что если дающий и принимающий - любящие друг друга люди, то ничья гордость не может быть уязвлена.
Вот её основные тезисы:
- «… имеет право на другого человека только тот, кто любит и кого любят, а так как наши отношения есть именно такие, следовательно, мы имеем взаимные права и обязанности относительно друг друга (по моим понятиям), и на основании их я не ставлю никакого срока моей заботливости о всех сторонах Вашей жизни. Она будет действовать до тех пор, пока существуют чувства, нас соединяющие»
- «…ведь мы почти один и тот же человек, чувствуем по всем предметам одно и то же, даже большею частью в одно и то же время»
- «… при таких отношениях, конечно, не должны действовать никакие напускные свойства человека, как самолюбие, гордость».
Составляя этот меморандум, Надежда Филаретовна действовала из самых лучших побуждений, желая как-то смягчить для Чайковского тот очевидный факт, что она брала его на содержание.
Но, с другой стороны, принимая деньги на таких условиях, Чайковский как бы ставил подпись и печать под этим договором, соглашаясь таким образом, что он и она – это «одно и то же», что их отношения «именно такие», и что между ними «чувства». Теперь он, как честный человек, обязан был соответствовать вышеизложенному.
Продолжение 👇
Первые три части 👇