— Анна Витальевна Крылова?
— Да, это я.
— Вас беспокоит нотариус Светлана Игоревна Морозова. У меня для вас важная информация по поводу наследства вашей тёти, Елизаветы Витальевны Красновой.
Анна замерла с телефонной трубкой в руке. Тётя Лиза? Та самая тётя Лиза, с которой она не разговаривала пятнадцать лет? После той ссоры на семейном торжестве они словно вычеркнули друг друга из жизни. Анна даже не знала, что тётя умерла.
— Я вас слушаю, — осторожно произнесла она, опускаясь на край дивана.
— Ваша тётя составила завещание три года назад. По этому документу, вы являетесь единственной наследницей её трёхкомнатной квартиры. Прошу вас подъехать в офис для оформления необходимых бумаг. Завтра в десять утра вас устроит?
В офисе нотариуса пахло старой бумагой и кофе. Светлана Игоревна, аккуратная женщина лет пятидесяти в строгом костюме, разложила перед Анной документы.
— Вот завещание, — она указала на печать внизу страницы. — Заверено нотариально, все формальности соблюдены. Елизавета Витальевна была в здравом уме и твёрдой памяти, когда подписывала бумаги.
Анна пробежала глазами по строчкам. Там чётко значилось её имя, адрес квартиры и дата — три года назад. Несмотря на размолвку, тётя Лиза всё-таки думала о ней?
— Единственная наследница? — уточнила Анна. — А как же дальний родственник, о котором она иногда упоминала?
— Других претендентов нет, — подтвердила нотариус. — Через две недели можете вступить в наследство.
Квартира находилась в старинном доме с лепниной на фасаде. Анна поднималась по широкой лестнице, вспоминая, как в детстве бегала по этим ступенькам. Тётя Лиза всегда угощала её вареньем из крыжовника и рассказывала истории про их семью.
Перед дверью квартиры она достала связку ключей, которую получила у нотариуса. Но едва вставила ключ в замок, как дверь распахнулась изнутри.
На пороге стояла полная женщина лет сорока с усталыми глазами. За её спиной виднелись двое детей — мальчик и девочка лет восьми и десяти.
— Вы кто такая? — резко спросила женщина, загораживая проход.
— Анна Крылова. Я племянница Елизаветы Витальевны. А вы?
— Валентина Сергеевна Комарова. Эта квартира моя. Я три года ухаживала за Лизаветой Витальевной, кормила её, таблетки давала, мыла, когда она совсем слабая стала. А вы где были все эти годы?
Слова обожгли. Анна опустила глаза.
— Мы не общались. Но у меня есть завещание от нотариуса Морозовой. Тётя оставила квартиру мне.
— Завещание? — Валентина усмехнулась. — У меня тоже завещание есть. Лизавета Витальевна составила его полгода назад, когда поняла, что совсем плоха. При свидетелях. Вы можете проверить у нотариуса Петровского.
Сердце ухнуло вниз. Два завещания?
— Это невозможно, — пробормотала Анна. — Светлана Игоревна сказала, что я единственная наследница.
— Она не знала о втором документе. Или не хотела знать. Квартирный вопрос, знаете ли, многих с ума сводит.
Валентина стала закрывать дверь, но Анна успела вставить ногу.
— Подождите. Разберём спокойно. Я не собираюсь выгонять вас на улицу с детьми. Но мне нужно понять, что здесь происходит.
— Нечего понимать. Идите к своему нотариусу, пусть она объясняет. А мы здесь живём и будем жить.
Дверь захлопнулась.
Следующие дни превратились в бесконечную беготню по инстанциям. Анна нашла нотариуса Петровского — пожилого мужчину с седыми усами, который подтвердил существование второго завещания.
— Елизавета Витальевна приходила ко мне шесть месяцев назад, — объяснил он, листая дело. С ней была Валентина Сергеевна Комарова и двое свидетелей, соседи по дому. Всё оформлено по закону.
— Но у меня тоже есть завещание, составленное тремя годами ранее!
— Тогда одно из них недействительно, — сказал нотариус. — Нужна экспертиза. Обращайтесь в суд, они разберутся.
Анна вышла из офиса с тяжёлой головой. Что-то здесь было не так. Тётя Лиза всегда отличалась твёрдым характером и принципиальностью. Могла ли она просто передумать и составить новое завещание? Или кто-то оказал на неё давление?
Она вспомнила про соседей тёти. В этом доме жила Клавдия Михайловна — старая подруга тёти Лизы. Может, она что-то знает?
Клавдия Михайловна встретила её настороженно, но впустила в квартиру.
— Анечка? Совсем выросла, не узнать. Проходи, чай пить будем.
Они сидели на кухне за столом застеленным клеёнкой . Анна осторожно начала расспрашивать о последних годах жизни тёти.
— Лизавета твоя совсем слабая стала, — вздохнула Клавдия Михайловна. — Сердце шалило. Я заходила к ней каждый день, но у самой здоровье не то. А потом эта Валентина появилась. Сначала вроде помогала, продукты приносила. Потом совсем к ней въехала с детьми. Говорила, что родня дальняя.
— Родня? — насторожилась Анна. — Какая родня?
— Не знаю точно. Лиза не очень-то распространялась. Только однажды сказала: «Грехи молодости аукаются». Что имела ввиду — не пойму.
Грехи молодости... Анна нахмурилась. О чём могла говорить тётя?
— Клавдия Михайловна, а вы случайно не были свидетелем при составлении завещания?
— Я? Нет, милая. Лиза даже не говорила мне, что завещание писала. Свидетелями были Антонина с пятого этажа и Олег Семёныч, дворник наш. Но Олег Семёныч уже полгода как в Белоруссию уехал к сыну. А Антонина... странная она какая-то стала. Как будто чего-то боится.
Анна нашла Антонину на следующий день. Женщина лет шестидесяти открыла дверь на цепочке и смотрела испуганно.
— Я по поводу завещания Елизаветы Витальевны, — сказала Анна. — Я её племянница. Мне очень нужно с вами поговорить.
— Я ничего не знаю, — торопливо произнесла Антонина. — Я просто подпись поставила, меня Валентина попросила.
— Как попросила? Елизавета Витальевна была в здравом уме?
— Она... она была очень слабая. Лежала, почти не говорила. Валентина сказала, что Лизавета Витальевна хочет оформить квартиру на неё, потому что та за ней ухаживает. Я подумала — ну что ж, справедливо. Родня-то настоящая бросила старушку.
Слова резанули по сердцу.
— Скажите честно, — тихо попросила Анна. — Тётя сама говорила, что хочет оставить квартиру Валентине? Или Валентина говорила за неё?
Антонина замялась.
— Валентина говорила. Но... но Лизавета Витальевна кивнула! Я видела!
— Просто кивнула? Ничего не сказала?
Молчание было красноречивым ответом.
— Валентина обещала мне помочь с долгами, — вдруг призналась Антонина, опустив глаза. — У меня кредит был, не могла выплатить. Она дала денег. Сказала, что это от Лизаветы Витальевны. Я думала...
Вот оно что. Свидетеля подкупили.
Анна вышла от Антонины с новым пониманием ситуации. Валентина явно что-то скрывала. Но как это доказать?
Она вернулась к нотариусу Морозовой и попросила показать все документы из дела. Светлана Игоревна выложила на стол папку с бумагами.
— Смотрите, но ничего не выносите из офиса, — предупредила она.
Анна изучала каждый лист. Завещание, медицинская справка о дееспособности тёти, копия паспорта... И вдруг её взгляд упал на небольшой конверт, приклеенный скотчем к обратной стороне одного из документов.
— Что это? — спросила она.
— Не знаю, — удивилась нотариус. — Первый раз вижу. Должно быть, Елизавета Витальевна сама приклеила.
Анна осторожно отклеила конверт. Внутри лежало старое письмо, пожелтевшее от времени. Почерк был знакомым — тётя Лиза писала размашисто, с наклоном. Дата — тридцать лет назад.
«Если ты читаешь это, Аня, я уже не могу сама тебе рассказать. Прости, что молчала столько лет. Тридцать лет назад у меня родилась дочь. Я не была замужем, отец ребёнка бросил меня. По тем временам это был позор. Мама настояла, чтобы я отдала девочку в детский дом. Сказала, что так будет лучше для всех. Я послушалась, потому что была молодая и глупая.
Всю жизнь жалела об этом. Всю жизнь пыталась найти свою дочь. Нашла её только два года назад. Её зовут Валентина. Она выросла в детском доме, у неё трудная судьба. Я хотела загладить свою вину, помочь ей.
Но квартиру я завещаю тебе, Аня. Потому что ты — продолжение нашей семьи, а Валентина... Валентина, боюсь, видит во мне только квартирный вопрос. Я надеялась на другое, но жизнь не сказка.
Если появится другое завещание — не верь. Я составила только одно, у нотариуса Морозовой. Береги себя. Прости меня за ту глупую ссору.
Твоя тётя Лиза».
Руки дрожали, когда Анна дочитала письмо. Валентина действительно была дочерью тёти. Вот почему та говорила о «грехах молодости». Вот почему впустила её в свою жизнь.
Но завещание тётя Лиза составила только одно. Настоящее.
Светлана Игоревна прочитала письмо и нахмурилась.
— Это меняет дело. Нужно проводить почерковедческую экспертизу второго завещания. Если Елизавета Витальевна утверждает, что составила только один документ, второй — подделка.
Экспертиза длилась три недели. Результат оказался ошеломляющим: подпись на втором завещании принадлежала не тёте Лизе, а была искусно подделана. Мало того, эксперт установил, что документ был составлен уже после смерти Елизаветы Витальевны.
Валентину вызвали на допрос. Сначала она упиралась, кричала о несправедливости, о том, что имела право на квартиру как родная дочь. Но когда ей предъявили результаты экспертизы и показали письмо, сломалась.
— Я хотела вернуть своё, — всхлипывала она. — Мама бросила меня в детдоме. Я росла без семьи, мне было так тяжело. А потом нашла её, и что? Она завещала всё племяннице! Как будто я ей не дочь!
— Вы могли просто прийти ко мне и рассказать всё, — тихо сказала Анна. — Объяснить ситуацию.
— Зачем? Вы бы всё равно не отдали квартиру.
Валентину привлекли к ответственности за подделку документов. Суд постановил, что единственным законным завещанием является документ, составленный у нотариуса Морозовой.
Анна получила ключи от квартиры. Но радости не чувствовала. Она стояла посреди комнаты тёти Лизы, разглядывая старые фотографии на стене. Вот тётя молодая, красивая. Вот семейный портрет. А вот снимок, где маленькая Анна сидит у тёти на коленях.
На столе лежала стопка старых писем. Анна разобрала их и обнаружила переписку тёти с детским домом, запросы в архивы, попытки найти дочь. Десятилетия поисков. А когда нашла — было уже поздно. Валентина выросла с обидой в сердце.
Через неделю Анна позвонила адвокату Валентины.
— Передайте ей, что я хочу встретиться. Не в суде, а просто так.
Они встретились в кафе. Валентина сидела передо мной, бледная, постаревшая за эти месяцы.
— Зачем вы позвали меня? — устало спросила она.
— Хочу показать вам кое-что.
Анна достала коробку с письмами и фотографиями.
— Тётя Лиза всю жизнь искала вас. Вот доказательства. Она не бросила вас по своей воле — её заставили. И она пыталась исправить это.
Валентина медленно перебирала письма. Слёзы катились по щекам.
— Я не знала, — тихо сказала. — Думала, я ей просто не была нужна.
— Были. Очень нужны. Просто тётя понимала, что квартиру вам оставить нельзя. Не потому, что не любила. А потому, что увидела — вы смотрите на неё как на способ решить свои материальные проблемы. Она хотела другого. Хотела быть вам матерью, а не источником дохода.
Валентина закрыла лицо руками.
— Что теперь делать?
— Жить дальше, — ответила Анна. — Тётя ушла, но память о ней осталась. И ещё... — она замялась. — Квартира большая. Мне одной там жить не хочется. У вас есть дети, им нужно где-то расти. Давайте найдём согласие.
Через месяц они оформили договор безвозмездного пользования. Валентина с детьми получила право жить в одной из комнат, пока дети не вырастут. Анна забрала две другие комнаты. Это было не неплохое решение, но честное.
В один из вечеров они сидели на той самой кухне, где когда-то тётя Лиза угощала Анну вареньем. Валентина варила компот из вишни.
—Знаете, сказала она, помешивая сахар, мама любила вишнёвый компот. Я нашла её рецепт в старой тетрадке.
— И крыжовенное варенье, — добавила Анна. — Помню, как она его варила.
— Научите меня?
Анна улыбнулась.
— Научу.
За окном наступал вечер. Где-то в другом мире тётя Лиза, возможно, видела их и улыбалась. Её семья, объединилась. Пусть и таким непростым путём. Пусть через боль и ошибки. Но объединилась.