Время... Осень
Время было осень. Не ранней, пышущей прощальным жаром и позолотой, а той, что приходит после. Глубокой, сырой, прозрачной. Время, когда небо из серой ваты нависает так низко, что, кажется, протяни руку — и ощутишь его прохладную, влажную фактуру.
Он вышел из дома, не надевая пальто, лишь накинув на плечи потертый свитер. Холодок мгновенно пробрался под шерсть, но он не вернулся. Этот легкий озноб был частью дня, частью настроения. Частью времени.
Воздух пах остывшей землей, прелыми листьями и дымком из далекой трубы — сладковатым и грустным запахом ушедшего лета. Он шел по тропинке, утопая в ковре из листвы. Она уже не шуршала, как неделю назад, а мягко, беззвучно проседала под ногами, превращаясь в влажную кашу. Время сделало ее тихой.
Пруд в конце улицы был свинцовым и неподвижным. По его поверхности плавали одинокие, потемневшие от сырости листья, словно забытые корабли разгромленного флота. Он остановился у воды и смотрел на свое отражение — размытое, неясное. Таким же размытым и неясным он чувствовал себя внутри. Осень — это время подведения итогов, а его итоги, как эти листья на воде, плавали бесцельно, не находя берега.
С неба начала сеяться морось. Не дождь, а именно морось — невесомая, почти невидимая пелена, которая не льется, а висит в воздухе, медленно пропитывая все насквозь. Капли дрожали на паутине, растянутой между голыми ветками куста, каждая — крошечное увеличительное стекло, в котором отражалось все то же серое небо.
Он вспомнил, как в детстве осенью бабушка заваривала чай в большом фарфоровом чайнике и накрывала его куклой-грелкой в виде пузатого монаха. А за окном, как сейчас, моросил дождь. Тогда это время казалось ему уютным, полным тайн и ожидания чего-то нового. Сейчас же оно было просто пустым. Время было осенью, а осень — внутри него.
Внезапно сквозь рваные облака пробился луч солнца. Слабый, осенний, не греющий, а лишь подсвечивающий. Он упал на клен у забора, на котором все еще держались несколько ярко-алых листьев. Они вспыхнули, как тлеющие угли в пепле. И в этом коротком, прощальном пожаре была невероятная, щемящая красота.
Он глубоко вздохнул, и холодный воздух обжег легкие. Да, время было осень. Время увядания, прощания, тишины. Но в этой тишине, лишенной шелеста листвы и пения птиц, можно было наконец услышать самого себя. Пусть этот голос был тих и немного грустен.
Он повернулся и пошел обратно. Дом ждал его с теплым светом в окнах. И, может быть, чашка чая. Время было осень. Но это тоже было время. Его время.