Дарья ни разу не ходила в школу, но при этом ужасно тосковала по этому месту. Она мечтала, что в один прекрасный день, совсем как другие ребятишки, отправится туда, сядет за парту и будет с интересом вслушиваться в каждое слово учителя. После той жуткой аварии, в которой она пострадала вместе с мамой, правая нога девочки совсем перестала слушаться, стала будто ватной и безвольной. Передвигаться Дарье удавалось с огромным трудом, она переваливалась из стороны в сторону, так что даже спуститься по лестнице без чьей-то помощи было для неё настоящей мукой. Ведь квартира, где они жили с бабушкой, находилась на пятом этаже, и чтобы просто выйти на улицу, приходилось преодолевать целых десять пролётов.
Поэтому Дарье оставалось довольствоваться тем, что она целыми днями просиживала у окна. Она наблюдала, как на заснеженной площадке во дворе соседские детишки сооружали неуклюжего снеговика, а потом надевали на его огромную голову старое пластиковое ведро. Она стучала им в стекло, пытаясь привлечь внимание, но ребята ничего не слышали, и их далёкий смех лишь изредка залетал через форточку, чтобы тут же раствориться в тихой комнате.
Впрочем, всё было не так уж и плохо в её жизни. К Дарье частенько заглядывали в гости друзья Ваня и Катя, которые жили двумя этажами ниже. Они приносили свежие новости из двора, а заодно книжки и разные игрушки. Бабушка, полная, но довольно подвижная и всегда полная энергии женщина по имени Тамара Петровна, каждый раз угощала гостей чаем с собственными пирогами. А ещё Дарья с нетерпением ждала визитов Светланы Евгеньевны. Учительница приходила трижды в неделю, по вторникам, четвергам и пятницам. Она расстилала на старом столе свои учебники, прикрепляла к стене большой лист ватмана вместо школьной доски, и её спокойный, мягкий голос переносил девочку в иной мир, полный удивительных знаний, где можно было отыскать ответы на любые вопросы.
— Девочка у вас действительно очень способная, с настоящим талантом к учёбе, — заметила однажды Светлана Евгеньевна, когда занятие закончилось. Она сложила книги в сумку и повернулась к бабушке, которая уже наливала чай.
Во время таких ставших привычкой чаепитий учительница часто расспрашивала Тамару Петровну о разных вещах, а в этот раз разговор зашёл об истории Дарьи.
— Она уже прочитала все учебники для младших классов, — продолжала Светлана Евгеньевна, размешивая сахар в чашке. — Жаль только, что с ней случилась такая беда. Неужели ей никак нельзя помочь, совсем ничего не сделать?
Бабушка вытерла уголки глаз, которые всегда были чуть влажными, и только пожала плечами.
— Деньги нужны большие, — вздохнула она с горечью, и её обычно румяное лицо вдруг побледнело. — А где их взять? Приходится крутиться, работать без остановки. На одну пенсию с пособием далеко не уедешь.
Бабушка мучилась ничуть не меньше, чем внучка, и сердце её разрывалось, когда она видела, как Дарья с трудом перемещается по квартире, опираясь на табуретку. Девочка всегда с нетерпением ждала бабушку с работы и старалась поскорее подойти к двери, как только слышала, как ключ поворачивается в замке. Тамара Петровна подрабатывала уборщицей в ресторане в центре города, и никто из коллег даже не догадывался о беде в их семье. Они видели только бодрую, всегда улыбающуюся пожилую женщину, которая готова была откликнуться на любую просьбу.
Молодая хозяйка ресторана по имени Елена тоже любила поболтать с Тамарой Петровной. Иногда она подолгу разговаривала с ней о всяком, попутно наблюдая, как уборщица ловко справляется с делами, давая фору молодым сотрудникам.
— Но ведь существуют разные фонды помощи, — задумчиво произнесла учительница, отпивая чай. — Сейчас многое можно организовать через интернет. Главное — заявить о своей проблеме, рассказать о несчастье.
Бабушка невесело рассмеялась и махнула пухлой рукой, отмахиваясь от мысли.
— Интернет! — повторила она, качая головой. — Я даже толком не знаю, что это такое. По-моему, люди сейчас стали друг от друга дальше, чем когда-либо. Вот, к примеру, моя подруга недавно упала у магазина, сломала бедро. Почти час пролежала на земле, пока её не подняли и не вызвали скорую. Мимо прошло человек сто, и только двое остановились помочь. — А вы тут про интернет говорите? — добавила она, глядя на гостью.
Светлана Евгеньевна кашлянула, подбирая слова.
— Ну, я слишком молода, чтобы учить вас жизни, — ответила она, ставя чашку на стол. — Но вы немного преувеличиваете. Не всё так плохо в мире. Я верю, что хороших людей больше, чем плохих.
Тамара Петровна внимательно посмотрела на собеседницу, и учительнице вдруг стало не по себе от этого пронизывающего взгляда.
— А я думаю, — ответила бабушка, не отводя глаз, — что иногда сложно разобраться, кто хороший, а кто плохой. Люди не всегда показывают своё истинное лицо сразу.
— Это верно, — согласилась Светлана Евгеньевна, допивая чай. Она попрощалась с Дарьей и бабушкой, закинула тяжёлую сумку с книгами и тетрадями за плечо и ушла.
Дарья ушла в свою комнату и сразу взялась за уроки. У неё была хорошая привычка делать всё вовремя, не откладывая на потом, чтобы оставалось больше времени на что-то приятное. Тамара Петровна, чтобы не мешать внучке, прошла в спальню. Она долго сидела там, глядя на фотографию своей дочери Натальи, мамы Дарьи.
Пять лет прошло с тех пор, как её не стало, но боль в сердце Тамары Петровны ничуть не утихла. Ей было особенно тяжело от того, что их последний разговор закончился обидой. Она не знала, простила ли её дочь перед смертью или нет. И бабушка часто смотрела на снимок, надеясь, что он оживёт и скажет те слова, которые мать так хотела услышать. Но фотография лишь хранила отпечаток прошлого.
В тот июньский день Тамара Петровна решилась открыть дочери тайну, которая сильно давила на неё. Что толкнуло её — совесть или что-то иное, она и сама не знала. Она дождалась подходящего момента, когда разговор зашёл о её молодости, и произнесла:
— Знаешь, а ведь у тебя есть сестра.
Наталья удивлённо уставилась на мать, и её брови поползли вверх.
— Сестра? — переспросила она, явно не веря услышанному.
— Да, сестра, — подтвердила Тамара Петровна, чувствуя, как с каждым словом тяжесть в груди становится легче. — Мне было двадцать, когда я родила в первый раз. Муж тогда настоял, чтобы я отказалась от ребёнка, говорил, что нам будет слишком тяжело его растить. Мы жили в общежитии, там была сырость, плесень повсюду. Здание старое, ремонта никакого. Всё ждали, когда квартиру дадут. Миша твердил, что в таких условиях дети заболеют, умрут. А я молодая была, глупая, всё его слушала.
Она помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила:
— И вот родила я девочку, такую хорошенькую. Глазки большие, светлые, как у ангелочка. Только вот изъян у неё был — одно ушко красное от родимого пятна, будто прижгли его. Уж как мне больно было с ней расставаться. В роддоме уговаривали оставить, особенно одна акушерка, Валентина Ивановна. Она мне всё твердила: "Дура ты, дура полная. Пожалеешь потом. Это же твоя дочь. Неужели сердце не болит отказываться?" А я что? И правда дура была. Написала отказную. Забрали дочку в дом малютки.
Бабушка вздохнула, вспоминая те дни, и продолжила.
— Опомнилась я позже, через несколько месяцев, когда Миша мне изменил. К тому времени нам квартиру дали. Но что толку? Пустая она была, пустая без жизни. Бросилась я в дом малютки. Спрашиваю: "Где девочка, которую к вам привезли?" Заведующая смеётся, качает головой: "Опомнилась. Нет твоей девчонки. Забрали её." Полистала документы, и оказалось, всего неделя прошла после того, как я её отдала. А кто забрал? Не говорит, упёрлась. "Не могу разглашать такую информацию, не положено." А потом смягчилась немного, улыбнулась: "Хорошие люди забрали, не переживай. Может, однажды и увидишь свою девочку." Вот так и сказала. А потом уж ты родилась через несколько лет, и немного отлегло от сердца. Я никому об этом не рассказывала, ни одной живой душе. Даже Дмитрий, твой отец, ничего не знал.
Тамара Петровна умолкла, и изумление на лице Натальи сменилось негодованием. Она посмотрела на мать с отвращением, как на того, кто совершил что-то непростительное.
— Уж и не знаю, что хуже, — процедила она сквозь зубы, — твоя скрытность или то, что ты даже не пыталась вернуть свою дочь? Ты говоришь про сердце, а оно у тебя вообще есть?
— Осуждать меня — твое право, — тихо ответила Тамара Петровна. — Только ты не переживала того, что пережила я. Моя бабушка всегда говорила: "Какой бы ни была мать, осудить её нельзя, у каждой свои обстоятельства."
— Ну-ну, оправдывайся красивыми словами, — холодно отозвалась Наталья. — Это проще всего. Только вот больше ни меня, ни твоей внучки ты не увидишь, мы уходим от тебя навсегда.
Она ушла в холодную снежную ночь, забрав маленькую Дарью. Но через несколько часов, на обледенелой дороге, видя, как навстречу несётся грузовик, Наталья испуганно вскрикнула: "Мама!" В тот момент Тамара Петровна проснулась в холодном поту, сразу поняв, что случилось что-то непоправимое, но ничего уже нельзя было изменить.
Елена, хозяйка ресторана "Прибой", была ровесницей Натальи, и поэтому Тамара Петровна относилась к ней с особой симпатией. Хотя некоторые сотрудники за глаза называли её бесчувственной и одержимой деньгами, уборщица видела в ней доброго и честного человека.
Елена несколько раз в год устраивала в ресторане праздники для сирот и детей из неблагополучных семей. В День защиты детей, первого сентября и на Новый год "Прибой" наполнялся детским смехом. Хозяйка наравне с официантами обслуживала маленьких гостей, угощала сладостями и дарила подарки.
— Это всё потому, что я сама когда-то была сиротой, — призналась она однажды Тамаре Петровне, когда они остались вдвоём. — Приёмные родители рассказали мне об этом, когда я ещё училась в школе. Не знаю, зачем они это сделали. Может, боялись, что я узнаю от кого-то другого и разлюблю их.
Она рассказала, как её отец открыл этот ресторан. Он выкупил старое здание под снос, своими руками отстроил его и сделал одним из главных мест в городе.
— Уже несколько лет, как мамы и папы нет, — добавила Елена и грустно улыбнулась. — А ресторан стоит как прежде и напоминает о том, что было. Я здесь специально ничего не меняю, всё оставила, как они устроили.
— И нечего менять, — согласно кивнула Тамара Петровна. — Всё и так хорошо. Только вот стены можно было бы перекрасить, уж больно тёмные. Мне кажется, им подошёл бы зеленоватый оттенок, как цвет морского прибоя.
Елена оглянулась, осмотрела стены, покрытые синей краской, и задумчиво почесала затылок.
— Пожалуй, — ответила она. — В следующем году этим и займёмся.
Уборщице нравилась такая сговорчивость хозяйки, зато её муж, длинный и сутулый Сергей, похожий на богомола, был полной противоположностью. Он редко появлялся в заведении, но если приезжал, то устраивал такой шум, что любой шторм показался бы шёпотом. Доставалось от него всем без разбору, включая Тамару Петровну. Как-то раз, торопясь наверх к жене, он не заметил ведро с грязной водой и налетел на него. Вместо извинений Сергей толкнул пожилую женщину, а та, потеряв равновесие, столкнулась с официанткой, нёсшей заказ.
— Выплатишь из зарплаты и за мои брюки, и за разбитую посуду, — выкрикнул он, тыча пальцем в уборщицу. — Старая клуша, ты что, не видела, что я иду?
— Ишь, фонбарон какой выискался! — огрызнулась Тамара Петровна. — Сейчас как дам тряпкой по лицу, так и будешь знать, хам паршивый.
Сергей двинулся на неё, угрожающе засучивая рукава. Если бы не вовремя подоспевшая Елена, неизвестно, чем бы закончился этот скандал. Хотя Тамара Петровна уже представляла исход: она была готова надеть пустое ведро на голову наглецу и как следует отлупить его шваброй. Ей было жаль, что хозяйка помешала её планам.
— Потом разберёмся, — крикнул Сергей, грозя уборщице кулаком. — Я тебе ещё припомню.
— Разберёмся, разберёмся, — вздохнула Тамара Петровна, вытирая лужу. — Это ты верно сказал, сынок, только не в ту сторону.
Ей было жаль, что такой хорошей женщине, как Елена, достался недостойный муж. Хотя бабушка не любила лезть в чужие дела — своих забот хватало, — но женская интуиция подсказывала, что Елена далеко не так счастлива в браке, как пытается показать.
Как-то случайно, застав Елену в кабинете, Тамара Петровна хотела уйти, но хозяйка остановила её.
— Я же обычно убираюсь, когда никого нет, — возразила уборщица. — И мне так удобнее, и вам.
— Понимаю, — улыбнулась Елена, выключая компьютер. — Я и сама люблю тишину. Я уже ухожу, так что не волнуйтесь.
Она надела жакет, висевший на спинке стула, и стала расчёсывать пышные волнистые волосы. Тамаре Петровне всегда казалось странным, почему Елена никогда не собирает их в хвост или другую причёску — они всегда свободно падали на плечи, обрамляя правильное лицо. И только теперь, когда хозяйка зачесала волосы на одну сторону, эта странность объяснилась. Правое ухо Елены было красным, родимое пятно покрывало его и спускалось к шее.
Уборщица не могла пошевелиться, даже вздохнуть. Её взгляд приковался к этому багровому, обожжённому уху. Так и хотелось крикнуть: "Доченька!" Да, это была она, сомнений не оставалось. Даже через тысячу лет, через пропасть, она узнала бы это пятно. Но Тамара Петровна сдержалась от порыва, который разрывал её изнутри.
— Что с вами? — обеспокоенно спросила Елена, заметив смятение на лице уборщицы.
Пожилая женщина быстро опустила глаза и окунула швабру в ведро.
— Ничего, — ответила она тихо. — В голове что-то зашумело. Наверное, давление подскочило.
Елена предложила лекарство, но Тамара Петровна отказалась и принялась натирать пол.
— Не задерживайтесь, — посоветовала хозяйка, уходя. — Если почувствуете себя плохо, идите домой.
— Спасибо, — пролепетала уборщица еле ворочающимся языком и едва не добавила "доченька".
Когда дверь за Еленой закрылась, Тамара Петровна опустилась в старое кресло, оставшееся от отца хозяйки, и заплакала. Она слушала, как затихают шаги дочери в коридоре, и чувствовала, как постепенно улетучивается аромат её духов. Нужно было бежать следом, отбросить сомнения и сказать правду, которая рвалась наружу. Но разум взял верх над чувствами. Ведь прошло столько времени, и Елена теперь не та крохотная девочка, которую она оставила. У неё своя жизнь, люди, которых она считает родными. Тамара Петровна в их число не входила. Если открыть тайну сейчас, неизвестно, чем это кончится. Возможно, те тёплые отношения, что сложились между ними, рухнут. Оставалось только надеяться на будущее, которое, как верила бабушка, всё расставит по местам.
В один из декабрьских дней Елена собрала всех сотрудников в зале и обратилась к ним с короткой речью. На голове у неё был траурный платок, а обычно улыбающееся румяное лицо выглядело бледным и уставшим.
— На днях умер мой дедушка, — сообщила она, опустив глаза. — Он был хорошим человеком. И сегодня я хочу, чтобы мы все помянули его, как положено. Его звали Василием Семёновичем, и он прожил долгую, достойную жизнь. Правда, в последний год из-за болезни он меня совсем не узнавал. Я уже давно была готова к его уходу. Он любил жизнь, любил людей и наверняка рад, что мы все собрались здесь, чтобы почтить его память.
Все подняли рюмки и выпили до дна, а потом стали наперебой выражать соболезнования. Промолчали только двое: Тамара Петровна и Сергей, который стоял в стороне и странно улыбался, поглядывая на жену, словно зная что-то тайное.
— За дедушку! — провозгласил он наконец, наливая себе ещё. — Вечная память старику. Аминь.
Елена не обратила внимания на его неуместную шутку и отошла в сторону. Сергей, потеряв интерес к жене, принялся шептаться с Ольгой, молоденькой официанткой, которая работала в "Прибое" всего полтора месяца. Её большие глаза, подчёркнутые тушью, неотрывно следили за каждым движением Сергея, а губы то и дело растягивались, обнажая ровные зубы с небольшой щёлочкой посередине. От выпитого Сергей осмелел и неприкрыто заигрывал с ней, бросая ягоды винограда ей в рот. Из-за тягостной атмосферы поминок никто не замечал их. Только Тамара Петровна с осуждением смотрела на Сергея и его собеседницу. Привычка не лезть в чужие дела не позволила ей вмешаться, так что она с отвращением отвернулась.
Прошла ещё неделя. Декабрь подходил к концу, и приближались шумные праздники. "Прибой" готовился к наплыву гостей. Окна, украшенные гирляндами, весело мигали, освещая улицу. Пышная ёлка до потолка была наряжена и поднимала настроение всем. Чтобы скрасить Дарье очередной вечер, Тамара Петровна взяла её с собой на работу, и девочка сидела в углу, распутывая длинную мишуру.
— Ух ты, а я и не знала, что у вас есть внучка, — воскликнула Елена, заметив малышку. — Какая симпатичная.
Она подмигнула Дарье, и та, помахав рукой в ответ, поковыляла к бабушке, опираясь на костыли.
— А ещё она очень смышлёная, — добавила Тамара Петровна с гордостью. — Отличница. Ну-ка, Даш, сколько будет семь умножить на девять?
— Шестьдесят три, — отчеканила внучка без запинки. — А восемь на шесть — сорок восемь.
Елена восхищённо рассмеялась и потрепала девочку по щеке.
— Когда вырастешь, станешь экономистом, — сказала она, не переставая улыбаться. — Надо же, прямо как калькулятор.
— Нет, я буду археологом, — возразила Дарья. — Мне история больше нравится. Математика скучная.
Елена снова рассмеялась, и она, вручив девочке большую шоколадку, ушла к себе. Тамара Петровна тем временем направилась на кухню. Дарья осталась одна, снова присела в уголке, подперла руками голову и уставилась на ёлку.
— Ты что это делаешь? — спросила Тамара Петровна, заметив, как Ольга трясёт бутылку шампанского.
Официантка едва не выронила бутылку и быстро поставила её на стол.
— Ничего, — отозвалась она. — Просто проверяю, какого года. А вы что тут делаете? Свою работу?
— Свою работу выполняю, — недовольно ответила Тамара Петровна. — А ты тоже мне тут указываешь.
Ольга презрительно фыркнула, поставила бутылку на поднос с двумя тарелками и ушла в зал. Туда несколькими минутами раньше пришёл Сергей. Он уселся за столик, украшенный цветами, и ждал, когда спустится жена.
— Ну что, выпьем за твоё наследство? — предложил он, когда Елена наконец села напротив. — Ты не подумай ничего плохого. Жаль твоего деда, конечно, но старик и правда был плох. Зато, как ты сама сказала, прожил достойную жизнь. Ещё бы такой особняк себе получить.
— Ты всё о деньгах, — нахмурилась Елена. — А я думаю о дедушке. Он был моим последним родным человеком. Ну, если не считать тебя.
Сергей, чтобы разрядить паузу, потянулся к бокалу, но в этот момент подошедшая Дарья, выполняя поручение бабушки, которая заметила подозрительное с бутылкой, переставила бокалы Елены и Сергея местами.
— Ты что это делаешь? — возмутился Сергей. — Ты кто такая?
— Это Даша, — представила девочку Елена, оживившись. — Умница и красавица. А мне это даже нравится.
Она подняла бокал, отпила немного шампанского и посмотрела на мужа. Сергей не торопился пить.
— Почему не пьёшь? — настороженно спросила Елена.
Сергей поднёс бокал к губам, коснулся стекла и швырнул его на пол. Осколки разлетелись по залу, как снежинки.
Елена смотрела на растекающуюся лужицу шампанского и дрожала от негодования.
— Отрава! — выпалила она, вскакивая. — Отравить меня решил? А ну-ка пей сам!
Она схватила бутылку, бросилась к мужу и сунула горлышко ему в рот. Сергей отчаянно сопротивлялся, издавал жуткие звуки, тряс головой.
— Ну, ну, полно, — остановила её Тамара Петровна, подбегая. — Не бери греха на душу, пусть это на его совести останется.
Сергей, отбросив бутылку, без пальто и шапки выскочил на улицу.
— Как вы узнали? — спросила Елена, опускаясь на стул. — Что отравлено?
Тамара Петровна с теплотой посмотрела в её ясные глаза и коснулась рукой мочки уха.
— Доченька, — произнесла она наконец слово, которое так долго ждало своего часа. — Доченька милая.
И она, отбросив все сомнения, рассказала Елене обо всём, что та должна была знать. Елена слушала, не перебивая, и на глазах у неё блестели слёзы.
— Мама, — произнесла она, когда Тамара Петровна умолкла. — Так это ты? Я твоя доченька?
Кивнула та.
Елена с минуту колебалась, а потом бросилась вперёд и обхватила шею матери руками.
— Почему же ты молчала? — спросила она, давясь слезами. — Почему была здесь и не говорила? Почему?
— Всему своё время, — прошептала Тамара Петровна. — И вот оно наступило. А я боялась, что ты меня не простишь.
— Прощу, — горячо сказала дочь. — Я тебя прощаю.
Дарья, переваливаясь как пингвинёнок, подошла к двери, в которую кто-то постучал — бабушка заранее договорилась с учителями о сюрпризе. На пороге стояли Дед Мороз и Снегурочка — она сразу узнала Алексея Павловича, учителя физкультуры, и Светлану Евгеньевну.
— А мы к тебе с подарком, — сообщила Снегурочка, протягивая большую коробку и улыбаясь. — Это ноутбук, полный книг и фильмов по истории. Слышала от птички, что после праздников ты в больницу ложишься, так что не скучай. С Новым годом!
Дарья крепко обняла любимую учительницу и поцеловала её в холодную, как у настоящей Снегурочки, щёку.
— А в следующем году мы ждём тебя в школе, — добавил Дед Мороз, положив тяжёлую руку на плечо Дарьи. — Все ребята по тебе соскучились. Ты ведь придёшь?
Девочка робко пожала плечами и посмотрела на бабушку.
— Придёт, — пообещала Тамара Петровна за внучку. — Конечно, придёт. Врачи говорят, всё у нашей Дарьи получится. Нет таких задач, которые она не смогла бы решить.
— Ну, пойдёмте пить чай, — предложила она гостям.
— О, нет, нет, чай нам нельзя, — запротестовал Дед Мороз. — Мы ж ледяные, тут же растаем.
Снегурочка, она же его супруга, толкнула его в плечо и звонко рассмеялась.
— Чаю мы всегда рады, — кивнула она Тамаре Петровне. — Как и вашим пирогам. Ох, и вкусно же у вас пахнет.
Дед Мороз подхватил Дарью на руки, ущипнул за нос и понёс на кухню, откуда тянуло ароматом малинового пирога.